Нестандартная комплектация

- Я - карта, - спокойно, но безапелляционно заявляет им милое светловолосое дитя, капризно топая маленькой ножкой по каменистой поляне, расположенной где-то посередине Чистилища. - Я и карта, и ключ, без меня вам не добраться. Дин переглядывается с Касом: это существо, которое они встречают на восьмые, если они не потеряли счет времени, сутки пребывания в неизученном еще никем месте - первое, которое не пытается на них напасть. Наверняка это что-то значит. Наверняка это не значит ничего хорошего. Девочка молчит, не торопит их с ответом: терпеливое ожидание странно дисгармонирует с капризным тоном, которым были произнесены слова. Она снова переступает ножками, обутыми в какие-то дурацкие красные башмачки, и очень по-взрослому вздыхает. Как будто она обычное человеческое дитя, вынужденное в сотый раз объяснять глупым взрослым, что волк злой, а принцесса будет счастлива, потому что так есть и должно быть. У нее фиолетовые белки, белые радужки и острые вертикальные зрачки, но в остальном она выглядит как самая обычная девочка семи-восьми лет. Кудряшки, бантики, платьице, носочки... Дурдом! И они с ангелом - по локоть в крови, грязные, небритые, голодные и уставшие... уставшие сражаться или убегать каждое, черт побери, каждое мгновение. Они убегают все чаще на своих двоих, после того, как Кас прикосновением несколько раз переносит из драки, где перевес явно не на их стороне – но никаких ангельских батареек не хватит работать без передыху. Они убивают, убивают, убивают - целенаправленно и как-то буднично. Их ничто не отвлекает от выживания, от попытки выбраться и найти хоть какую-то зацепку, игнорируя предательское "если даже у левиафанов не получалось..." Или продержаться до помощи... Сэма. О том, как сам Сэм, лучше тоже не думать - чтобы не поехать крышей окончательно. Лучше не думать вообще. У них монстры, монстры, монстры, причем такие, большинство из которых они не видели... никогда или очень давно, да еще везение, благодаря которому их еще не разорвали на мелкие кусочки... еще есть горы трупов, литры крови или отвратительно хлюпающей слизи, тщательно отгоняемая тоска... и чудо-ребенок, выросший из ниоткуда посреди тропы. * * * Они идут, идут и идут. Белый костюм Кастиэля уже давно не белый, плащ пущен на перевязки, Дин зол и сосредоточен. Два часа без каких-либо происшествий. Вообще. Рекорд - обычно больше двадцати минут перерыва им не дают – даже на сон, когда Дин пытается хоть как-то компенсировать усталость, чтобы не уснуть, втыкая нож в чью-то жадную глотку. Впрочем, не то чтобы охота была открыта исключительно на них - как-то раз они обошли стороной одно "милое" пиршество, оборотень не соизволил отвлечься на странников, пожирая нечто паукообразное. Еще раз им удалось не вляпаться в "стенку на стенку" - разбираться, кто кого сделает и болеть они не стали, просто прибавили ход. Здесь убивают все и всех. В стороне никто не остается – слабые корм сильных, сильных раздирают на мелкие лоскутки еще более сильные, и так до бесконечности. И даже самые «очеловеченные» монстры практически моментально теряют свое интеллектуальное превосходство. Казалось бы, что говорить о двух попаданцах, совершенно не ожидавших оказаться здесь? Но нет. Дин практически постоянно молчит, зная, что разговорами делу не поможешь. Он рубит, колет, уворачивается и нападает сам. У него цель – и он идет к ней, инстинктивно, отчаянно, обреченно. Как всегда впрочем – и увлекает за собой не менее уставшего от безнадежности попытки ангела. Впрочем, ангел привык. Все дороги ведут в Рим, во всяком случае, так говорят на Земле. То, что здесь все дороги ведут... сюда, к сборищу булыжников, дико напоминающих Стоунхендж, тоже, наверное, имеет какое-то значение. И Дин, и Кастиэль слишком вымотаны, чтобы вести какие-либо разговоры, но почему-то понимают друг друга с полувзгляда. Или им кажется, или действительно в этом месте есть какой-то смысл... или им просто хочется в это верить. Дин настороженно обходит каменюку за каменюкой, внимательно всматриваясь в пятна явно засохшей крови, и вдруг оседает, хватаясь за сердце. Но когда не на шутку взволнованный ангел наклоняется над ним, тому хватает сил разогнуться - от хохота, не от рыданий - и показать на стоящий ребром к нему булыжник. "Здесь был Габриэль" - Кастиэль тупо моргает, тяжело опускается рядом, и его тоже трясет - то ли от смутно нарисовавшейся надежды, то ли от того, что нервному напряжению нужен выход, даже если ты ангел. Даже если ты ангел, а рядом с тобой твой человек. Вы одни совершенно, орды монстров не в счет... но, кажется, не о такой романтике ты порой мечтал... Когда еще разрешал себе мечтать. Кастиэль морщится, и кривится в несмелой ухмылке, и пытается расслабиться, искоса наблюдая за обдумывающим что-то Дином. - Как... как он мог сюда попасть? - Никто не знает, куда уходят ангелы после гибели. В раю их нет, и в аду тоже. Возможно и сюда, - пожимает плечами падший. - Ну, тогда мы еще в большей жопе, друг. - М? - это касово междометие кажется Дину опасно родным и почти домашним, но он не дает сбить себя с толку. - Это значит, что против нас тут не только охрененное количество всякой нечисти, но и пара-тройка сотен крылатиков, большинство из которых явно будут рады тебя увидеть и отблагодарить. За то, что попали сюда. - Это так... - что сказать еще, Кастиэль не знает. Но то, что ситуация осложнилась, очевидно. - Но Габриэль, я знаю, не держит на тебя зла... Если бы ты мог его найти... - Что значит "ты", Кас? Мы! Мы должны его отыскать. - Да, конечно. И сделать это раньше, чем убитые мной братья возьмут наш след – если они все здесь. - В конце концов, Захария, ублюдок, тоже будет рад... я уверен. А Михаилу я больше, увы, не нужен... - Дин с легким стоном поднимается и потягивается. Почему-то они уходят с поляны, куда глаза глядят. Почему-то кружат недалеко от нее, не пытаясь идти куда-то еще. Во всяком случае, тут на них, почему-то, никто не нападает. А потом они встречают ее. - Ты ангел, - безошибочно определяет создание, появившееся словно из ниоткуда. Кас переводит дыхание, но кивает. - А это - твой? - Эй, что значит "твой"? Но Кастиэль кивает снова, и не может оторвать взгляда - недоуменного, изучающего, почти жалкого - от этого странного существа. А оно продолжает: - Вы должны пойти со мной. Все ангелы идут. - И много их тут? - вклинивается настороженный Дин, и не подумав ослабить хватку на любимом ноже. - Много. Но не так давно их было очень мало, - отвечает ему девочка-с-картинки. - Так вы идете? - А куда? Куда идти? - Туда, где можно не воевать, - снисходит до ответа она. - Там есть еда, питье и безопасность. Там ангелы. И некоторые из людей. Кас вздрагивает, но Дин этого не замечает. Он изучает свою собеседницу и бурчит под нос: - Какая дурацкая рекламная акция! - и повышает голос, - а объяснить нам, как туда добраться, можешь? Чтобы тебя не гонять туда - сюда... Доверия в его голосе ноль. Оно и понятно. - Я карта, - слышит он в ответ. - И ключ, к тому же. Внутрь не попасть без меня. Никому. - Почему это? - Так сделал отец. И отец отца согласился. - О... - хмыкает Дин, а Кас молчит. - О... Какая клевая Санта-Барбара! Но деваться им некуда... - А пошли! И они идут. По дороге на них нападают - четыре раза за первый, и еще семь - за второй час их странного похода. Кас отбивается клинком и своими примочками слепит чувствительных к свету тварей, у Дина давно закончились патроны в случайно прихваченном с собой пистолете, а рукоять ножа, кажется, насквозь пропиталась липкой кровью, и он настолько невозможно устал от однообразно – отточенных движений, что мечтает убивать просто голыми руками... чтобы было хоть какое-то разнообразие. Девочке же все равно. Она каждый раз становится неосязаемой, клыки и когти проходят сквозь, и она скучающе-рассеянно поправляет длинные прядки. Ждет, пока они закончат, раз за разом, и ведет их дальше. Теперь понятно, почему она такая... такая. Подобрать подходящее слово Дину не удается даже тогда, когда они подходят к двери. Точнее, это она называет каменный бездонный колодец дверью. Винчестер хмыкает, перегибается и орет что-то нецензурное в темную глубину. Эхо отвечает матом ему в тон. Кастиэль смущенно отводит взгляд, слабо улыбаясь, малышка предсказуемо не реагирует. Она смотрит перед собой, ожидая, пока ее временный подопечный перестанет валять дурака. - Отойдите, - просит она совсем тихо. Мысли ослушаться почему-то даже не возникает. Возникает, неожиданно, страх, но не липкий - от неизбежности грядущего западла, а словно острое предвкушение чего-то такого, что, ну... знать, вроде бы, и не смертельно, но о крепости сна потом можно благополучно забыть. Она произносит пару слов на абсолютно незнакомом языке, даже Кас морщится, не понимая, и, когда над колодцем возникает бело-огненное марево с проемом в человеческий рост посередине, она синеет. Хрупкое светлое тело становится льдисто-голубым в странных разводах, волосы чернеют... А за спиной, Дин может поклясться, за спиной виднеются шесть полупрозрачных крыльев. И человек и ангел непроизвольно отступают, когда она оборачивается к ним и нетерпеливо машет рукой: - Идите же. - Кто... что ты? - выдыхает Кас. - Хранительница Пути. Проходи, дядя Кастиэль, и ты, Дин. Мне тяжело. - О’кей... дядя? А как тебя-то зовут? - ляпает наугад Дин, стискивая плечо не шевелящегося Каса, и подталкивает того к дыре в какое-то иное измерение: другого выбора у них нет, а помирать - так с музыкой. - Хель, - последнее, что слышит Винчестер, падая в обнимку с ангелом куда-то в бездну. И прежде, чем их обоих укутывает ехидное беспамятство, сознание прожигает отчетливая, но совершенно дикая догадка... * * * - Эй, - кто-то ласково бьет его под дых. Дин открывает глаза и видит до отвращения довольную знакомую рожу. Рожа, совершенно не стесняясь, перекатывает во рту чупа-чупс и скалится. Рожу зовут Габриэль, Трикстер, Локи или "какого хрена здесь происходит?". Самое ужасное, что Дин этой роже дико рад. Он переводит еще не до конца осмысленный взгляд ему под руку и видит, что их малолетняя проводница прижимается к бедру шалого архангела, цепляясь за полу рубашки. Дин открывает рот, чтобы спросить, но издает какое-то невнятное мычание. Габриэль, впрочем, понимает его совершенно правильно. Ерошит волосы девчонке и бросает: - Моя. Полуджинн. Знает дорогу и умеет открыть ее для новичков: ангелы не могут совмещать непараллельные реальности. - А кто ее отец? – наконец выхрипывает Дин, начиная ощущать конечности. Под конечностями ожидаемо оказывается Кас, вцепившийся в него мертвой хваткой. - Я, идиотина. Дин смотрит на него до отвращения серьезно, сдерживая смешок изо всех сил: - Чувак, я знаком со скандинавской мифологией. Если она Хель и твоя дочь, то ты мать. Я спрашиваю, кто отец, Локи*? - Иди к черту, - бросает Трикстер, подхватывает дочку на руки и, вручив ей еще один чупа-чупс, просит: - Иди к маме, дорогая. И попроси подойти сюда дедушку, ладно? Смышленое дитя сует сладость за щеку, кивает, и, дождавшись, пока ее поставят на землю, степенно удаляется, оправив складки юбки. - Стоп… Дедушку? Только не говори, что… - Дин не успевает договорить, как под рукой шевелится Кас. Он кашляет глубоко и надрывно, и Дин, склоняясь над ним в неконтролируемом приступе заботливости, вытирает со щеки Кастиэля чью-то кровь, невольно подмечая, каким изможденным сейчас кажется ангел. - В порядке, Кас? – тот кашляет, чуть не сгибаясь пополам, и все-таки дает себя усадить, считая глубокие выдохи и вдохи, чтобы снова не зайтись в приступе. Это совсем не нравится Винчестеру, и дурацкие подколки Габриэля тоже, но на них нет времени обращать внимание, когда Касу плохо. Но Кастиэль успокаивается, ошарашено, но радостно кивает давно потерянному старшему брату, поднимается, явно собираясь со словами и мыслями… и, кинув взгляд за плечо Дина, падает на колени так, словно у него из ног исчезли все кости разом. И выдыхает восторженно–изумленное: - Отец! * * * Это Бог, точно Бог, собственной персоной. Кас счастливо и неверяще улыбается, даже Габриэль притих и заткнулся, наконец. Наверное, нужно падать ниц и приносить хвалу и молитвы, и как-то ознаменовать этот момент… Но Дин смотрит на него, удивленно приподняв бровь, и понимает, наконец, нет, точно знает, почему на земле все не так. У фриков, обычно, все из рук валится и нормально не получается, взять хотя бы вот его Сэмми... - Здравствуй, сын. И Бог поднимает Кастиэля и обнимает его, и ворошит его немного отросшие волосы. Они молчат, но у Каса расправляются плечи, и Дину кажется, что отзеркаленным на него состоянием ангела можно накурить пару сотен хиппи – и еще останется, так тот счастлив. Наконец Отец целует сына в лоб и немного отодвигает его. Протягивает руку Дину. Тот нерешительно смотрит на обновленного и полного сил Каса, который ласково кивает ему, и делает шаг вперед, пожимая руку их Создателю. То есть он просто пожимает ему руку – и все. Молнии не сжигают его дотла и гром или фанфары не подчеркивают исторический момент. Их Бог и Творец оказывается моложавым, чуть ли не моложе Каса, чудаком неформальной внешности: черная футболка, драные джинсы, длинные волосы, тронутые цветным мелированием, кулон – серебряный крест, и ласково-ехидная улыбка в придачу. Но, когда Дин пытается посмотреть ему в глаза, его – вот теперь уже точно – словно прошибает молния разъяренных святотатством небес. - Не надо, - улыбается Бог, щелкает пальцами и оказывается в стильных очках, затемненных, с тонкими дужками. – Для тебя это может быть опасно. Думаю, нам надо поговорить… Пойдем. Дин делает вдох, чтобы заявить, что он устал, голоден и хочет спать и проспит прямо тут до второго апокалипсиса – или пока ему не принесут парочку бургеров, а то он задолбался жрать какую-то траву, известную только Касу, или плохо прожаренное мясо… Но внезапно понимает, что настолько прекрасно он себя не чувствовал никогда. Его распирает энергия, и нет сейчас того, что ему было бы не под силу. Дин растерянно закрывает рот. - Пойдем, - понимающе хмыкает Бог, и они идут. Дин, наконец, оценивает местность вокруг: что-то напоминающее альпийскую долину из рекламы какого-то шоколада. Огромный, но уютный дом рядом с озером. Длинный горный хребет затемняет горизонт. Здесь весна и здесь хорошо. И – кроме них, никого. Только терпкий запах какой-то травы и щебет птиц с небольшого кустарника. Они добираются по-ангельски быстро. Мгновение – и вот они, врата не-Рая, зеленая калитка по пояс, невысокая яблоня, беседка, овитая плющом, клумбы с фиалками… Двухэтажный дом, по виду - словно из какого-то загородного элитного района. На крыше спутниковая антенна, и Дину это кажется забавным. Бог приглашает их в дом, и там, как ни странно, никого нет. - Я живу неподалеку… - пожимает плечами Габриэль. – Хель со мной. - Я известный одиночка, - поддакивает Бог, перед тем как отшвырнуть пару замызганных кроссовок куда-то в угол и направиться на кухню делать чай. – Располагайтесь. Изнутри дом тоже – обычный, даже слишком. Словно здесь действительно живет среднего достатка холостяк, помешанный на чистоплотности и тишине, а не хозяин и создатель целого мира с семимиллиардным выводком неугомонных детей. - Мы хотели поговорить… - Дин, почему-то шепотом, обращается к Касу, пока Габриэль отправляется на кухню за Отцом. – Но ты… Ты уже? Кастиэль умиротворенно улыбается, кивает, машинально проводя кончиками пальцев по рукаву (о Боже, когда?) целой и чистой диновой куртки. - Отец сказал мне все, что хотел сказать. - Но я… - хмурится Дин. - Но ты, без обид, не самое крепкое из моих творений, Дин. То, что может выдержать ангел, не всегда под силу человеку. И наоборот. Это забавно. – Бог кивком подсказывает своим гостям рассаживаться и накрывает на стол. Кастиэль подчиняется с готовностью, устраиваясь рядом с Дином, но напротив Отца, впитывая каждое его слово, движение, взгляд. То, с какой нежностью вздыхает на это Бог, и насколько преувеличенно тяжелым выходит вздох у Габриэля, показывает, что младший тут явно ходит в любимчиках. Дина забавляет и это. - С тобой придется поговорить так, словами. Ты хочешь что-то спросить… Твой чай. Дин берет в обе руки кружку, делает глоток, окатывая гортань сладкой жидкостью, собирается с мыслями. - Почему ты здесь? Почему не там, где нужен был нам? Бог качает головой: - Я - слишком сила и слишком равновесие. Положи меня на одну чашу весов, мир на другую – и я сорву его в бездну. Минус на минус дает плюс, то есть в нашем случае -полную фигню. Я то, что одним появлением может разрушить мир до основания. Ваш мир. Пока он был еще молод, податлив, только что созданный, я мог ходить внизу, потом – наблюдать с небес. Потом пришлось оставить инструкции и уйти. Кто-то считал – и считает, что на землю, но там я остаться не мог. Ну, и еще я поспорил со Смертью… А сюда ей ближайшие пару миллионов лет нет хода. - Инструкции… А почему такие идиотские? - Ты про Апокалипсис? Да? А я считал, что он мне удался. И потом… я знал, знал, что будешь ты. - Но… - вскидывается Винчестер. - Подожди, дитя мое, - успокаивающе тянет Бог, и человек успокаивается против своей воли, - Выбор. Ты забываешь про выбор. У тебя был выбор – допустить Апокалипсис, или нет. У Сэма был выбор – впустить в себя моего первенца, или нет. Ты думаешь, у тех, кто был до тебя, не было выбора? Они тоже были не роботами и верили, что поступают так, как нужно, как должно. Как будет лучше. И выбор каждого свободного существа привел к тому, что получилось. Я создал мир, полный не автоматов – но созданий, обладающих своей собственной волей. То, как хотел я, имеет смысл только в том случае, если вы хотите того же самого, понимаешь? Насильно мил не будешь – и добрым я могу сделать мир, запретив людям… свободу. Ты этого хочешь? - Нет, но… - Но что? Каждый демон – человек, добровольно отдавший себя не-добру. Люцифер сам выбрал гордость и непослушание. И, уверенный в собственной правоте, бросил мне вызов. И… так же как тебя или Кастиэля – я не могу его переделать. - Ясно… То есть, ни черта ни ясно, - бурчит в чашку Дин. Бог улыбается, и, перегнувшись через небольшой стол, кладет руку ему на лоб. И Дин видит. Видит все. Ад, Рай, Чистилище, землю. Каждую душу, каждого человека, монстра, демона или ангела. Каждый вдох и выдох, каждый гран любви и ненависти, мгновение счастья и боли, мириады развилок будущего, тьму вариантов не случившегося настоящего. Он видит, чувствует, читает сквозь микроны ткани сущего - осознает. Он сам одновременно и галактика, и каждая песчинка, и светлый волос в растрепанной шевелюре брата, и капелька воды, падающая с обнаженного женского тела, и кровь, струящаяся в жилах, и сверхновая, и константа. Он все и ничего. Он моргает и приходит в себя. Хватает ртом воздух... И только тут вернувшееся в свои права человеческое доносит до его сознания самое важное из увиденного – для него самое важное. Сэм жив, отлично, но... Кас. Кас, скотина, и он сам, Дин Винчестер, тупой охотник. Два сидящих рядышком, бедро к бедру, самых фееричных придурка целого мира. То, что связывает их, то, что между ними, то, что они... Друг для друга, и для всего мира, и для себя. Он, оказывается, уже почти вечность пронизан касовой благодатью насквозь и укутан касовой любовью от пяток до кончиков ушей. И если бы был он менее слеп и более решителен... Этой заварушки точно бы не было. Дин стонет и, наконец, смотрит на Бога. Ангелы, оказывается, то ли тактично свалили за это время, то ли нетактично были выпровожены суровым Отцом погулять. - Это что-то, - признается Винчестер, парой глотков опустошая свою кружку, не обращая внимания ни на вкус, ни на температуру жидкости. - Я знаю, - ухмыляется Бог. Но в его взгляде та же тьма, мириады и крупицы. - Я... Сейчас разорвусь. Голова лопнет… - Не-а. Очень скоро ты забудешь. Ты не готов быть нечеловеком. Сознание не выдержит. Поэтому не стоит тебе помнить лишнее. - И про Каса я забуду? - Нет, про Каса ты не забудешь никогда, - уже откровенно ржет Бог-Отец. - Да какого черта? – вскипает покрасневший Дин. - Мне показалось это прекрасным. Вы оба. Ну... В конце концов, я вас создал исключительно друг для друга. Нестандартная комплектация, упс. Михаилу, при всей моей к нему любви, тоже иногда надо давать по носу. - И что теперь? – человек пытается разобраться в своих ощущениях, но единственное, что он может сейчас понять – все нормально. Все правильно. Вообще – везде и все. - И ничего, - пожимает плечами Бог. - Спасайте мир. У вас неплохо получается. Люблю квесты... Всегда любил. - Нет, я, конечно, подозревал, что ты ненормален – у нормального Бога и мир нормальный... Но то, что ты еще и геймер! Теперь ржут они оба. Подтянувшиеся на смех крылатые братцы присоединяются к ним. То есть, Габриэль подкалывает Отца, и тот не остается в долгу. Но даже Кас улыбается и выглядит расслабленным–расслабленным. Дин внимательно осматривает ангела, остаточным всевидением замечая пульсирующую на кончиках пальцев Каса нежность, и заключает для себя, что так ему очень нравится. Вечер они проводят, сражаясь в PlayStation. * * * - Кроули… Отправь его ко мне, Дин. У меня к нему разговор. Пророка… впрочем, вот список с пожеланиями, - и Господь касается пальцами лба Дина Винчестера. Того пробирает дрожь, и на ногах он остается только благодаря подхватившему его вовремя Кастиэлю. Странно, но даже Габриэль ничего не комментирует. Стоит поодаль, склонив голову набок, молчит. - Ты чего? – бросает ему на прощание Дин, пожимая руку. Тот склоняется к самому уху человека и шепчет: - Чувак, мне много сотен лет, а я живу с Отцом! С Отцом, понимаешь? Это вам – земля, свобода и тусовки, счастливые. - Я все слышу, - раздается недалеко от них насмешливо. Габриэль с нарочитой досадой отстраняется, хлопает своего младшего по плечу и отступает, зная… в общем, явно что-то зная. Господь улыбается им на прощание и синхронно взмахивает обеими руками перед собой. - Берегите себя. И друг друга. И они пропадают. * * * Земля. Этот дурацкий и кровавый путь закончился: у них снова их мир и снова цель. И ощущение небессмысленности происходящего… может ли быть хоть что-то лучше? Разве что наслаждение этим происходящим, и на полную катушку, решает Дин. Он полон сил и намерен начать, не сходя с места, вот-прям-щас. Поэтому первое, что он делает, обнаружив себя и своего пернатого напарника посреди какого-то закрытого по поводу поздней ночи торгового центра, это прижимает Каса к первой попавшейся прозрачной стенке и жадно, собственнически целует. В голове все тише и тише звучит знакомый смешок, но игнорировать его удается почти сразу, потому что сейчас даже Бог не в силах ему помешать. _____ * - Дин намекает на то, как Локи, бог обмана, рожал Слейпнира в виде кобылы. Впрочем, в мифологии Хель, богиня мертвых, его дочь от великанши Ангрбоды.