Как Иван невесту нашел

***

Ехал Иван-Царевич за тридевять земель в Тридесятое Царство в Тридевятое Государство. Царь-батюшка приказал провести переговоры важные, послужить в будущим могли бы которые. Путь был не близкий, лежал через чащу дремучую, леса березовые да еловые, болота топкие и степи безграничные. На пятый день езды напоролся Иван на избушку на курьих ножках, где проживал доселе с невиданных времен Баб-Ягун. Тот еще сплетник, поговаривают, что прознали летописцы о его связи тайной с Кощеем Бессмертным. Быть Кощею пассивом до конца дней своих, так как смерть его, как говорится, в яйце. Слава Перуну и Семарглу, нигде об этом ничего не упоминалось, ибо сгорел бы со стыда Бессмертный, каждый раз возрождаясь. Самым наглым и лихим летописцем считали Лихо Одноглазое. Юродивый паренек, совсем одичал в лесу, забытый всеми. Пока не явилась кикимора, та еще баба. И повадилась она сплетни собирать, а для этого она связывалась с Баб-Ягуном, но и про него пускать сплетни не брезговала. И когда собиралась эта компания вместе — жди беды. Остановился Иван, сын Царя, перед избушкой. — Избушка, Избушка, повернись к лесу передом, ко мне задом. Ой, то есть наоборот! Покраснела Избушка, но прихоть выполнила, подмигнув заалевшему Ивану правыми ставнями. — Эй, Баб-Ягун, ты здесь? — Где же мне еще быть? Навестить пришел? Так хоть бы постучал для приличия, или вас этикету не учат, в дворцах ваших. — Извини уж, проголодался я с пути-дороги. Есть что вкусить? — А чем оплачивать мне потом собираешься? Хотя погоди, -послышалось с печи, откуда Ягун не выходил с самого начала беседы. — Я носик припудрю. Все! Я готов! — Вышел оттуда молодец неписаной красы. — Ладно уж. Проходи. Чай, таких красавчиков днем с огнем не сыщещь. Разве что Кощей, да и он в кровати костями гремит. Не очень-то и приятно. — Спасибо тебе, Баб-Ягун. Что бы я без тебя делал! — Да ничего. Съели бы тебя и коня твоего златогривого вороны черные. — М… все равно спасибо. — Учти, мы — лесной народ — люди не привередливые к пище. Так что, не обессудь. *** Солнце встало утром рано, как и сам Иван. Встал он, потянулся, да осознал, что что-то не так. Не было с ним его… цветочка аленького… И что отплатил он за лакомства прекрасные и пироги красные. Отжарили его, как и грибочки, что подавал ему на стол Ягун хитрый. — Что сотворил ты, ирод проклятый, — взвыл сын Царя. — Не так что, добрый молодец? — поднял бровь лесной житель. И понял Иван-Царевич, что любо ему было и заалел он, как маков цвет. — Конечно, где мой конь златогривый? — Ой, прости, Ваня, забыл я о нем. Сейчас верну. Пустился в путь-дорогу Иван. Быстро он мчался, но не быстрее слухов лиховских, что стремглав летели быстрее Горыныча при его самой высокой скорости. К моменту прибытия его в Царство-Государство соседнее, знали жители всю оборотную сторону кольчуги Ивана. Да и не только это. Стихло все, как заехал Царевич в ворота резные. И передавали из уст в уста сплетни нечистые и дивные за плечами могучими Ивана, что резали слух ему, хлеще самого лютого свиста Соловья Разбойника. Что, по этим же слухам, смел заигрывать с Богатырем Царским. Заалел Иван от слухов плутовских. Вызвать на бой смертный хотел подлеца-лиходея, да постеснялся. Так незаметно День Ивана Купала наступал. А означало это, что нежить лесная соберется у Лешего, чьи хоромы были богатей Кощеевых, но он их искусно прятал. А значит — быть там всему лесному народу. Не исключая, что и прихвостни лиходеев злостных будут там. Тугарин, змей подлый, давно украсть девицу красную пытался, но не успел, повстречал кулак Богатыря ратного. Как увидел он очи грозные Алеши Поповича, так и девицы красные из головы вылетели, да и сам Богатырь русский преобразился. Не смел глаз отвесть от Алеши недруг. Так и перестал жизнь портить соседним странам. Только одной балуется, да Богатырю знаки внимания оказывает. — Эх, была не была, — взмолился святому лику Иван-Царевич. Пил и гулял народ лесной на дне великом в гостях у Лешего. Все уже были на веселе, когда отворились двери статные и появился в дверном проеме лик Царевича. — Эй, Лихо, как смел ты слухи распускать про меня грязные! — Поклеп! — вскрикнула Кикимора. — Мы пишем чистую правду! Ты предавался утехам любовным с Ягуном! — Как! — вскочил из-за стола Кощей. — Не верь этой лиходейке. Все знают, что вносит она в летопись одну ложь. Сам ведь читал, как Соловей в битве яростной схлестнулся в лесу с Ильей. Но все мы знаем, под какой горой и в какой схватке они схлестывались. — Что было, то было, — улыбнулся Соловей! — Клевета. Да в темницу вас всех! — взвизгнула Кикимора. — Да все знают, что ты плутовка каких поискать, с лисицей, подлой обманщицей, что в человека каждое полнолуние превращается, роман крутишь! — вступился Кощей. — Когда сие непотребство совершилось? — Дня три назад, — нахмурилась болотная. — Три дня назад мы были на ярмарке, — вскочил Ягун. — Не мог быть я с Царевичем. Я помню, что грибочков волшебных дал Ивану, лакомств больше не было во всей избушке. А избу на Лихо оставил. Смолкли разговоры сию же минуту после речи Ягуна. — Так ты, ирод, оклеветал Ягуна, а потом еще и представился сторонним, — впал в ярость Бессмертный. Началась кутерьма, что ни в сказке сказать, ни пером описать. После чего гости покинули пир знатный выяснять, кто прав. В тереме остались Иван да Лихо. Побледнел паренек безхитростный, понял он, что интриги — дело не его. Смотрели долго ли, коротко ли два лика друг на друга. Заалевшие да довольные. Да только Иван, подмигнув очами ясными, понял, что вернется к отцу уже с невестой. Никакие Елены да Марьи не нужны молодцу. А есть у него не менее прекрасный принц лесной, пускай и Принц Слухов.