Единственная страница дневника…

Сегодня мне исполнилось восемнадцать. Громкая вечеринка на украденные деньги. Да, именно украденные: то, что я зарабатываю честно, жаль тратить на угощения этим алкоголикам, а так как родителей у меня нет, я с детства живу в лабиринте Лондонских улиц, где и научился мастерски стягивать кошельки у расфуфыренных аристократов. Поэтому мне не составило труда обзавестись несколькими тысячами. Я повеселился, а остальные были в восторге от высококлассной, дорогой выпивки. Когда остальные уже с ног валились, пытаясь заехать другу по лицу из-за кривого пьяного словечка, я хотел выпить еще бутыль виски. Я могу много пить, очень много, по мне никто и не скажет, что я напился, даже если я проглочу и бочку виски. Я нормально хожу (да, даже не напрягаясь, пройду и километр ровненькой цепочкой) и нормально разговариваю, не путаясь и не бросая глупости; не стану флиртовать с девушкой ради одной ночи с кодовым именем «а-ля пьяная ст**ва и «никакой» секс», по той же причине не поддамся на их пьяные вызывающие провокации, цепляния на рукава моей нестандартной для Лондона, даже вызывающей азиатской внешности. Да, я как и при совсем трезвом уме, моральный, правильный, и, до коликов от смеха, наивный. Единственное, что меня несколько пугает, это мелкие, казалось бы, ничего не значащие моменты воспоминаний, скрытые ярким занавесом, так сказать, провалы в памяти. Например, после небольшого праздника я немного повздорил с парнями из соседнего города. Помню, они подкараулили меня на выходе, невежливо так приглашая в темный переулок. Помню их первый удар, потом я слишком разозлился; свист моего ответного хука справа; а дальше до сих пор «ничего», лишь яркий свет, как в фильмах, даже смешно. Тогда я очнулся в своей квартирке в помятой, испачканной чужой кровью сорочке. По телеку показывали криминальные новости, представьте мое удивление при виде изуродованных тел тех вчерашних парней крупным планом… Мороз по коже. Такая вот реакция на алкоголь, лучше бы меня как маятник шатало после первой рюмки. Я никогда не помнил, что происходило со мной по пьяни, если меня разозлили, до той ночи моего восемнадцатилетия. Сегодня я проснулся в постели с парнем. Незнакомцу на вид лет 20, он симпатичный, даже очень… Длинные, по пояс рыжие волосы, густые светлые ресницы, чуть опухшие тонкие губы. Ничего не понимая, я по привычке начал расставлять все по полочкам. На мгновение удивляюсь тому, что все четко помню, а после до состояния «а-ля аленький цветочек» смущаюсь. Достаточно для понимания было бы сказать, что, пытаясь подняться, я взвыл от боли по всему телу, казалось, поясница сломана, а хребет закручен в спираль. Но это не разозлило меня, от воспоминаний по телу пробежала дрожь возбуждения. Вчера я вышел из бара, как всегда, предпочитая после нескольких распитых бутылок виски пройтись домой в одиночестве, чтобы по горькому опыту не заставить еще кого-нибудь искупаться в собственной крови. Уже у самого подъезда мне на встречу выходит парень. Потрясающий у него был видок: темный костюм, ровная осанка, огненно-рыжие волосы перевязаны в низкий хвост черной лентой. Я, кажется, усмехнулся, но только на мгновенье. Он беспардонно так подходит, и называет меня самым нелюбимым моим прозвищем. «Ирис» - слишком сладко для меня. Требовательное, приторно-сладкое, с легкой усмешкой соприкосновение губ... Это было специально, он, ловко используя мое немыслимое удивление, углубляет поцелуй. Кажется, он целуется гораздо лучше меня, хотя я совсем не новичок в страстных заморочках. Я, смущаясь, закрываю глаза, еще мгновенье, и моя злость растворилась бы в этом поцелуе. Он на мгновенье отстраняется, но мне и этого хватает, чтобы прийти в себя. Я по привычке переворачиваю часы циферблатом к земле и пытаюсь со всей дури ударить его. Эх, не поздоровилось бы ему, если бы мой кулак достиг цели, но нет, он даже близко не прошел, а меня, как малолетнюю девчонку, перекинули на лопатки. Я полон ярости по самое «не хочу», а он весело смеется с моих попыток нанести ему хотя бы царапинку. К нам подошли парни, бросая что-то вроде «Смотри, дерутся прямо как голубки»… Ох, лучше бы им не говорить этого... Я уложил одного не задумываясь, та злость на рыжего так возбудила меня, что я буквально сорвался. Я беспощадно наносил удар за ударом, вбивая эту «языкастую» тушу в землю; другой убежал. Я уж было настроился догнать свидетеля, но рыжий меня остановил с той же ехидной улыбкой. Он смог усмирить, нет, заглушить, изменить мои чувства. Он наносил поцелуй за поцелуем, обескураживающе, сбивающе с ног не хуже аппекортов. Не помню, как мы оказались у совсем другого дома, не столько от алкоголя, сколько опьянев от него, как влюбленная девственница. Он измывался над моим телом, заставил пройти все круги греховного адского возбуждения, пока я не забылся, отдаваясь ему полностью, впиваясь в тронутые ехидной улыбкой уста все сильнее. Это было настолько неописуемо хорошо, что я и не заметил, как оказался подстилкой. Каждый взрыв боли он делал тусклым, неважным, умело превращая в наслаждение… Смешно. Никогда не считал себя геем. Да и сейчас не думаю, что стану цепляться к парням. Но подобного оргазма, воистину экстаза, я не испытывал никогда. Это похоже на любовь, но не ту, в тусклых розовых тонах, а настоящую, яркую эйфорию наслаждения. Ужасно… Я влюбился в секс… или не только? Тяжело вздыхая от ноющей боли, я вновь упал в приятные объятия, казалось, дорого постельного белья, чуть отодвинувшись от того парня, от одного вида которого хотелось переживать эту ночь снова и снова… От преследующей меня боли я засыпаю. Ловлю нежный, «искренне девственный», невинный поцелуй, опускаясь в его почти невесомые объятия… - Как только проснусь, я ему точно врежу! Да, со всей дури врежу! Наверное...