Невозможно вычислить любовь. Почему она возникает от одного взгляда, от простого прикосновения? Один вздох или даже запах может возбудить сильнейшее до боли чувство.
Как я понял, что влюблен в него? О, это очень длинная, порой забавная, а местами – не очень, история. Я был напуган и крайне растерян, но в то же время присутствовало, ранее мне неизвестное, чувство эдакой эйфории, от первой влюбленности, и новых, неизведанных чувств и ощущений. И, давайте не будем забывать, что на тот момент, я абсолютно и безоговорочно был уверен, что заинтересован в девушках! Но, давайте-ка по порядку. Я решился рассказать Вам свою историю в канун Нового Года, когда все вокруг счастливы, а в воздухе витает новогоднее настроение, запах мандарин, сладостей и волшебный дух Рождества. Для начала, я хотел бы, чтобы Вы устроились поуютнее в удобном кресле, укутались в теплый, ворсистый плед, и настроились на чудеса. Чудо. Собственно это со мной и произошло. Все еще происходит, каждый день, что мы с ним вместе. О, совершенно забыл, еще Вы можете включить праздничные огоньки и гирлянды на новогодней елке, и приглушить свет, позволяя волшебству проникнуть в Ваш дом и Ваши сердца. Вы же уже украсили дом и поставили елку? Потому что мы с Люком, да. Это было очень забавно. Мы провели отличный день, украшая новогоднее дерево, полный веселья, горячего какао и сладостей. Возможно, когда-нибудь, я расскажу Вам эту историю тоже. Кстати о горячем какао, Вы же не забыли приготовить его, перед тем, как начать читать мой рассказ? Если у Вас все еще нет в руках чашки с согревающим напитком и блюдца с теплыми булочками с корицей рядом, я даю Вам пять минут, чтоб это исправить. Ведь, какая может быть новогодняя, волшебная атмосфера без какао, булочек с корицей и мандарин? Ну что ж, если Вы готовы (потому что, я готов, и мой какао самый вкусный из всех возможных, ибо его приготовил для меня Люк, даже если напиток немного более сладкий, чем должен быть, ну, Вы же знаете Люка), я, пожалуй, начну.***
Все началось с одного дурацкого интервью. Мы сидели по одному, и интервьюер задавал довольно-таки странные вопросы. Я запомнил этот момент очень хорошо, потому что, ни на один из его вопросов мне не доводилось отвечать прежде. Мне показалось это очень забавным, так как они заставляли задуматься и были креативными. В общем, в какой-то момент я полностью увлекся разговором, и отвечал уже скорее на автомате, совершенно не задумываясь о том, что стоит говорить, а что нет. Помню, как сейчас, когда он задал мне вопрос: // – Эштон, все знают, что вы с ребятами очень близки, и вы друг другу как братья. Но, если бы тебе пришлось выбирать, с кем из парней ты бы пошел на свидание? – интервьюер смотрел на меня заинтересованно, и я ответил не задумываясь. – С Люком, – я сказал это так обыденно, будто так и должно быть, – оу, то есть, подожди, свидание, в смысле свидание? – я сделал руками непонятный жест, пытаясь движением объяснить, что я имею в виду. – Или просто провести время вместе, там, сходить в кафе или прогуляться? – да, я был смущен. – Я имел в виду настоящее свидание, – журналист засмеялся, – хорошо, давай так, если тебе сложно ответить на мой вопрос, хотя, ты на него уже ответил, это Люк Хеммингс! – мужчина прищурился и, развернувшись на камеру, лукаво улыбнулся телезрителям, - тогда, у меня к тебе другой вопрос. В кого из парней ты бы смог влюбиться? – Кхм, ну, думаю, это точно не был бы Калум, – я засмеялся, разряжая обстановку, и пытаясь не выглядеть слишком напряженным, – потому что, иногда он действительно ведет себя, как полный засранец. Да, думаю, что все-таки самый большой шанс влюбить меня в себя у Люка. Он бывает очень милым, когда захочет. // В тот же вечер, я лежал на кровати и все тщательно обдумывал. Я решил, что да, я определенно мог бы влюбиться в Люка Хеммингса. Уже тогда я мог вспомнить кучу мелких милых мелочей, которые ему присущи, и которые каждый раз заставляют меня улыбаться, и кто из Вас осмелится мне сказать, что это не первая стадия влюбленности? Когда ты замечаешь каждую мелочь, умиляешься каждой дряни, и каждому, даже странному поступку человека, о котором думаешь. Но тогда, я еще не придавал этому особого значения. Наверное, впервые я подумал о том, что смог бы влюбиться в этого парня, когда услышал, как он поет. Да, определенно тогда. Нет, конечно же, я не подумал об этом прямым текстом, потому что тогда у меня еще и мысли не возникало, что я могу когда-нибудь задуматься о влюбленности в парня. Но где-то на подсознании, между осознанием реальности и химическими процессами, которые происходили у меня в мозгу, я точно это знал. И сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что так оно и было. Когда я впервые услышал его голос, я на секунду забыл, как дышать. Казалось, даже мое сердце остановилось, кровь в венах перестала течь, и все вокруг замерло, чтоб не мешать мне наслаждаться звуком его прекрасного пения. Люк смущенно улыбался и ловко перебирал струны его акустической гитары, а я, не отрывая от него взгляда, сидел с открытым ртом и, как завороженный, наблюдал за ним, стараясь уловить каждое его действие. После той ночи раздумий все пошло наперекосяк. Я все чаще засматривался на блондина, отмечал каждую мелочь, и все чаще ловил себя на мысли, что я действительно начинаю влюбляться. И мне становилось до ужаса страшно, потому что я не знал, что делать и как вести себя. Я замкнулся в себе. В свободное время почти не выходил из комнаты, прекратил общаться с ребятами. А особенно с Люком. В один из таких одиноких вечеров, когда я сидел в своей комнате и наслаждался великолепной прозой Фицджеральда, в дверь робко постучали, и на пороге показался Хеммингс. – Эш, – Люк, почему-то, замялся, – могу я войти? – Конечно, что-то случилось? – я был обеспокоен, потому что никогда раньше не видел блондина настолько растерянным. – Вообще-то, – парень робко прошел вглубь комнаты и присел на край расстеленной кровати, – я хотел спросить об этом тебя. Что происходит, Эш? Я чем-то провинился перед тобой? – он выглядел смущенным, и я не мог перестать думать о том, что хочу увлечь его в объятия и никогда больше не отпускать. – Ничего не случилось. С чего ты взял? – мое сердце в груди отдавало бешеный ритм. Я врал, врал лучшему другу и себе. – Ну, я же вижу, Эштон! Я не дурак, окей? Ты игнорируешь меня, и, если я что-то сделал не так, просто скажи! – Люк был зол, но я просто не мог тогда сказать, о чем думаю и что чувствую. – Все, правда, в порядке, Люки, тебе не о чем переживать, – я попытался искренне улыбнуться. – Можем мы просто замять эту тему и пообниматься? – я протянул к нему руки, приглашая к себе в объятия, и заставил себя улыбнуться шире. Мне казалось, что лучше уже и быть не может, Люк Хеммингс и так в моих объятиях. Тогда я еще даже не подозревал, как ошибался. Утром я проснулся от четкого ощущения, что на меня кто-то смотрит. Оказалось, мы с Люком так и уснули, обнимаясь. Вы когда-нибудь, открывая глаза, видели перед собой два глубочайших синейших озера, в которых можно утонуть; не задумываясь, пойти на дно, чтоб только, хотя бы на секунду дольше насладиться их синевой? Или видели пару чистейших кристаллов сапфира, что светятся и отбрасывают блики, врезаясь в память и сердце острыми осколками? Так вот, я видел. И я тонул. Его глаза – еще одна причина, по которой я мог бы влюбиться в Люка Хеммингса. И, к сожалению, я слишком часто смотрел в них, чтоб его взгляд отпечатался на внутренней стороне моего сознания. После той ночи все стало немного лучше. Точнее, простите, я ошибся, все стало намного лучше. Ну, или хуже, тут уже с какой стороны посмотреть. Мы стали проводить вместе еще больше времени, постоянно касались друг друга, и да, обниматься и сидеть друг у друга на коленях стало для нас нормальным явлением. Калум и Майкл, посмеиваясь, называли нас парочкой. Люк громко смеялся, бросая пошлые шуточки в ответ, а я лишь краснел и смущенно опускал взгляд, надеясь, что никто не заметит. И мне везло, никто действительно не замечал. Зато я замечал еще больше незначительных вещей, связанных с Люком. Он любит обниматься (да, можете сказать мне, что это очевидно, но до того, как я стал об этом думать, я не замечал), мило сопит во сне, и иногда говорит неразборчивые и понятные только ему фразы, немного косолапит, и всегда недовольно бубнит себе под нос, когда ему что-то не нравится. А еще он просто обожает оливки. Всегда, когда Майкл заказывает пиццу на половину с ананасами (для него и Калума), и на половину с оливками (для Люка), он сначала съедает свою часть, и потом я отдаю ему остальное. Он мило улыбается в благодарность, и лезет ко мне в тарелку, забирая специально оставленное для него лакомство, а я, вообще-то, тоже люблю оливки. И эти милые мелочи, тоже вполне могли бы быть причиной, по которой я мог бы в него влюбиться. Возможно, Вы спросите, что в этом может быть плохого, ведь наши отношения стали налаживаться? Но, мы все еще были лучшими друзьями, и меня все еще ломало изнутри. Я разрывался между работой и мыслями о Люке, и постоянно пытался заставить себя почувствовать что-то к кому-то женского пола. Я постоянно думал о том, что, возможно, я гей, и как отреагируют на это ребята. Хотя, я сам еще не знал, как реагировать. А еще мне стало в разы сложнее себя контролировать после случившейся в скором времени ситуации. Я удобно устроился в кресле, просматривая ленту в Твиттере, когда мимо меня пробежали громко смеющиеся Калум и Майкл, которые прокричали, что-то отдаленно напоминающее «Вернемся через пару часов!», и громко хлопнув на прощание дверью, оставили меня одного. По крайней мере, я так думал. Примерно через двадцать минут мне позвонил Люк. – Эш, ты дома? – голос Хеммингса напоминал некую смесь раздражения и смущения, а еще он почему-то тяжело дышал. – Конечно, Люки, где мне еще быть? – я издал смешок. – О, Боже, отлично! – парень на другом конце провода шумно выдохнул, – тогда ты меня спасешь! – Спасешь? Люк, ты вообще адекватен? Ты там пил что ли? Кстати, где ты? – Я, – наступило неловкое молчание, – я в ванной, Эш. – В ванной? – я не смог сдержать удивления, – тогда почему ты мне звонишь? – Меня заперли тут, – послышался смущенный ответ из трубки, и я просто не удержался от смеха. – Ты должен прийти и открыть меня! – Так вот почему те два придурка так быстро убежали! – проговорил я, сквозь смех, – подожди, сейчас поднимусь. Я сбросил вызов, и направился на второй этаж, где по все видимости, был заперт Люк. – Люк, ты там? – позвал я, подходя ближе к двери ванной. – Да, открывай уже скорее! – послышался раздраженный голос. Я провернул защелку, и дверь, с характерным щелчком, открылась, представляя моему взору голого Люка, с телефоном в руках. Я на секунду застыл, не понимая, как надо реагировать. – Люк! – я машинально прикрыл глаза рукой, но уже поздно, вид обнаженного парня надолго отпечатался в моей памяти, готовый в будущем каждый раз услужливо всплывать, когда я этого меньше всего хочу. – Ты какого черта голый? – А ты видишь здесь одежду или, хотя бы, полотенце? Чем мне прикрыться, святым духом? Кэл и Майки все забрали, – я, не задумываясь, снял футболку и подал ее блондину, который прикрыл ней свою задницу. Отлично, блять! – Футболку можешь оставить себе, – ляпнул я, поспешно выходя из ванной, и направляясь к себе, дабы избавить себя от столь взбудораживающей картины. Где-то внизу живота подозрительно заныло, и я почувствовал, что еще немного, и у меня встанет на лучшего друга. А это уже перебор. Эмоциональное влечение я еще как-то мог принять, но вот физическое, – стало для меня сущим Адом. Первое время я чувствовал к себе отвращение из-за того, что извращаю нашу с Люком дружбу такими мыслями, но вскоре я принял и это. Я понял, что его тело – это еще одна, очередная причина, по которой я мог бы влюбиться в своего лучшего друга. И я искренне не понимал, как можно оставаться таким неуклюжим, иногда, мило-придурковатым парнем-солнышком, и в то же время быть настолько сексуальным. Теперь, помимо прочих мелочей, я все чаще засматривался на него самого. Я выучил наизусть каждое движение его губ, и то, как он их облизывает или играет языком с пирсингом. Если бы я был хорошим художником, я мог бы по памяти нарисовать рельеф его мышц на руках и торсе. А еще, я без проблем могу выбрать нужный размер джинсов, для его идеальных бедер и ног. Это уже похоже на помешательство. Теперь, каждый раз, когда Люк, смеясь, садился ко мне на колени, и неосознанно ерзал и терся своей задницей о мой пах, мне приходилось собирать всю свои силу воли, чтобы не позволить своей фантазии и чувствам разыграться очень сильно. Я убедился, что влюблен в него, когда мы поцеловались. Да, это произошло. И представьте себе, не по моей инициативе. Каково было мое удивление! Одним дождливым вечером, когда я в очередной раз сидел в комнате, взахлеб зачитываясь Сэлинджером, Люк снова появился у меня в комнате, уже по традиции чем-то озадаченный. Мы немного поговорили, а затем, к моему счастью, уже не в первый раз, мы, обнявшись, улеглись на кровать. Я невесомо поглаживал его спину, пробегаясь кончиками пальцев вдоль позвоночника и обратно, а Люк тихонько (что на него не похоже), лежал, уткнувшись носом в мою грудь и щекоча волосами мою шею. Так мы пролежали, наверное, минут двадцать, и я, подумав, что парень уснул, просто наслаждался моментом близости, как вдруг, он тихо заговорил: – Эш? – его голос звучал нервно. – Мм? – я продолжал успокаивающе гладить его спину. – Что бы ты сказал, если бы узнал, что мне, – Люк запнулся, – что мне нравятся парни? О, всевышние силы, серьезно, Люки? Я бы полчаса прыгал и вел себя неадекватно от радости, потом еще полчаса говорил, как влюблен в тебя, а всю оставшуюся ночь целовал бы каждый миллиметр твоего тела, заставляя тебя стонать мое имя! Ну, короче, Вы поняли мою реакцию. – А тебе нравятся парни? – спокойно спросил я, отвечая вопросом на вопрос. – Не знаю, – Люк все еще не поднимал взгляда, пряча голову у меня на груди, – возможно. – Так, что тебе мешает узнать? – мое сердце билось, как сумасшедшее, парень наверняка это слышал. – Наверное, ничего, если не учитывать, что ты можешь меня возненавидеть, – тихо прошептал Хеммингс, наконец, поднимая голову и заглядывая мне в душу своими голубыми глазами-стеклышками. Мы смотрели друг на друга некоторое время. Я не могу сказать даже примерно, потому что, лично я, просто потерялся в тот момент в вечности. А затем, Люк привстал на локти, и осторожно, почти невесомо, коснулся своими губами моих, мягко целуя. И что Вы думаете, я сделал? Правильно! Я окаменел от шока, не в силах пошевелить ни одной мышцей своего тела. Мои глаза, наверное, стали похожи на блюдца, а в душе я просто не мог поверить своему счастью. Люк, почувствовав мое замешательство, осторожно отстранился, и, по-моему, даже облегченно вздохнул. – Да, – тихо прошептал он куда-то в область моей шеи, начиная вставать с кровати, – нравятся. Прости, – последнее, что он говорит, прежде чем покидает мою комнату, тихо скрипнув дверью, оставляя меня в полном замешательстве. Я остаюсь в зависшем состоянии еще несколько минут, прежде чем понимаю, что вот она, настоящая причина, по которой я влюбился в Люка Хеммингса. Мне не важны милые мелочи, его голос, красивейшие, заглядывающие в душу и выворачивающие наизнанку глаза, его шикарнейшее тело, привычки, поведение. Я бы влюбился в него и без всего этого. Он – единственная причина. Просто потому что он есть. Со всеми достоинствами и недостатками. Просто потому что это Люк Хеммингс, и мне не нужно искать причины, чтобы оправдать свою влюбленность в него. Я влюблен в него, и я больше не собирался ждать и бояться. Не задумываясь, я выбежал из комнаты, направляясь к Люку. Когда я, не постучавшись, вломился к нему, он просто лежал на кровати. – Если ты пришел поговорить о том, что случилось, то не бери в голову, я переживу, – проговорил Хеммингс, не дав мне сказать ни слова. – Я влюблен в тебя! – вот так вот тупо, не романтично и совсем никак, проговорил я. Слова просто сорвались с моих губ, и, черт подери, совсем не таким образом я собирался признаться ему. Я все еще стоял в дверях, а он все еще лежал на кровати, и мы все еще не смотрели друг на друга. – Что ты только что сказал? – его глаза пронзили меня насквозь, и я не мог разобрать этой интонации в его голосе. – Я, – под тяжелым взглядом любимых глаз, подошел ближе, – влюблен, – присел на кровать, и взял его за руку, переплетая наши пальцы, – в тебя, – наклонился, и аккуратно поцеловал, снова наслаждаясь приятной мягкостью и сладостью его губ. Тогда мы целовались долго и не спеша, наконец, получив то, чего мы оба хотели. После того, мы целовались еще много раз (и не только целовались), поцелуи были нежными, романтичными, развратными, несдержанными, грубыми, и черт знает какими еще, но ощущения каждый раз были, как в первый – нас переполняли чувства друг к другу. Нам не нужны причины, чтобы быть влюбленными. Если это Ваш человек, это просто происходит. И, хотите Вы этого или нет, вам придется принять это.***
Что ж, дорогие, мой рассказ подошел к логическому концу. Я не буду углубляться в подробности, и рассказывать, что было с нами дальше. К тому же, боюсь, если я это сделаю, рейтинг придется немного завысить, а мне бы этого не хотелось. Надеюсь, в канун Нового года, я порадовал Вас своей историей, и Вы хорошо провели время, потому что мы с Люком, да. Я мог бы закончить традиционно «И жили они долго и счастливо», но мы все еще живы, и собираемся жить еще долго. И да, мы счастливы! – Люк, ты что, только что съел последнюю зефирку? – извините, но мне придется немного отвлечься. – Ага, – представляете, этот засранец лукаво улыбается, – но ты еще можешь у меня ее отнять. – Люки, вообще-то, у меня тут читатели, и мне все еще надо помнить о рейтинге! – ох, он всегда ставит меня в неловкое положение, простите. – Но ты ведь уже закончил, правда? – милый соблазнитель с прекрасными глазами смотрит на меня с надеждой и ухмылкой, и, простите, я не могу устоять. Мы молоды, влюблены и счастливы. И собираемся быть таковыми еще очень долго. Что ж, мне осталось только пожелать Вам счастливых праздников, и идти, наконец, целовать своего парня, ведь я до безумия влюблен в него.