Мой номер 13

      Ежедневно мы дышим, видим, слышим, ходим - так много вещей, которые должны замечать и ценить. Каждый день случается так много всего, что должно приносить радость и счастье. Но это все настолько мало и незримо, что мы предпочитаем не замечать, не заострять внимание и не наслаждаться каждой подобной мелочью. Мы не ценим любовь, которая с радостью вселяется в наши сердца. Недооцениваем ненависть, которую можем испытывать. Все это превращается в серую рутину, и мы думаем, что так и должно происходить, но это не так.       Все, что я сейчас испытывал, было более чем ощутимо. Пожирающий меня страх и дикая душевная боль, которая ни за что на свете не сравниться с физической. Я в упор смотрел на свои руки, с которых смыть кровь мне не хватило духу. Не хватило смелости избавиться от единственной вещи, которая на данный момент меня с ним связывала. Мимо туда-сюда проходили люди в белых халатах. Голоса смутно и неразборчиво доносились до моего сознания. А от унылого цвета стен казенного дома слезились глаза. Рядом со мной сидела женщина, которая отчаянно плакала и не переставая смахивала горькие слёзы с морщинистого лица. — Как такое могло случится с моим сыночком? Кто мог так поступить с ним? За что?— билась в истерике мать Максима и так же, как и я, не могла поверить в происходящее.       Когда я примчался в больницу, она уже сидела около одного из множества кабинетов и пыталась словить первого попавшегося врача. Но выведать информацию сразу не получилось, все разводили руками и просили ждать. Ожидание — мучение хуже не придумаешь. Время шло так медленно, что казалось, оно и вовсе стоит на месте. С каждой новой мучительной секундой голову наполняли дурные мысли, которые лишь придавали вес, казалось бы невесомой душе. Было тяжело даже дышать, а шевелиться совершенно не было сил. Даже мой взгляд был сосредоточен на одной белой точке на стене. А уши лишь частично улавливали жалостные стоны его матери. И это было худшее, что я мог услышать. Её боль без сомнения превышает мою. И если это так, то я даже представить не могу, что она чувствует. Ведь меня изнутри разрывает на куски. — Вы мать Максима Кривальцева? — серьёзно спросил доктор, который подошёл к нам. Я мигом вскочил со стула и требовательно уставился на пожилого мужчину с сединой на волосах. — Да, да, доктор, это я. Что с моим сыном? — женщина встала около меня и одной рукой схватилась за моё плечо. — Что с ним, доктор? — так же взволнованно спросил я. Мужчина выдерживал паузу, и это бесило больше всего. Мы и так долго прождали. — Ну не молчите же! Что с моим мальчиком?! — Он жив, и это единственный плюс на данный момент, — предоставил нам минимум информации. — А конкретно? Что с ним? В каком он состоянии? — начал кидать прямые вопросы, которые и без меня он должен был сразу же разъяснить. — Как бы вам объяснить все доступным языком… — сложил руки на груди доктор. — Он жив, состояние стабильное, но тяжёлое. Он потерял много крови, и нашли его очень вовремя. На его теле было множество глубоких колото-резанных травм. В таких ситуациях каждая секунда на вес золота. Переливание мы ему уже сделали. Но дело в том, что он получил тяжелую травму головы, которая впоследствии вызвала отек мозга. Поэтому с помощью барбитуратов мы ввели его организм в медикаментозную кому. Или как её называть — искусственная. С каждым новым словом мои глаза становились шире, в горле пересыхало и дышать становилось труднее. — К-как кома? — после услышанного у Марии Михайловны подкосились ноги, но я успел подхватить её и усадить на небольшой диван. — Вы не волнуйтесь так. Эта не та кома, в которую пациент впадает самостоятельно. Эта кома предназначена для того, чтобы избавить человека от боли, нормализовать давление и дать организму спокойно восстановиться самостоятельно. Но я не хочу вас обнадеживать. Нет никакой гарантии, что все будет хорошо. Откровенно говоря, его шансы пятьдесят на пятьдесят. Все сейчас зависит только от него и от его желания жить.       Я внимательно вслушивался в каждое слово пожилого мужчины, который с искренним сочувствием смотрел на нас. И я не мог понять, почему жизнь обошлась так несправедливо с ним. Ведь тот, кто заслуживал такое наказание, был именно я. Это я должен был пострадать от всей ненависти тех, кто сделал это. Это я должен был лежать там на мокрой, холодной земле и истекать кровью, ожидая спасения. Но по какой-то странной причине я остался цел и невредим. И теперь стоял на огненном одре и слушал, как зачитывают приговор тому, за кого я не колеблясь лег бы под нож и принял эти многочисленные удары. Я выслушал страшную правду, но принять не мог. Не мог смириться с тем, что любое мгновение может оказаться для него последним. — Боже, как же так?! — бледное лицо женщины залили горькие слёзы. — Слезы ему сейчас точно не помогут. Вы должны быть сильной и держать себя в руках, — доктор положил руку на её плечо. — А самое главное, вы должны верить. Ведь вера иногда творит чудеса и делает невозможное возможным. — Можно его увидеть? — еле слышно спросил я, с трудом подымая глаза. — Вы завтра можете прийти и увидеть его. Сегодня уже поздно. Ступайте домой и отдохните, — приказал доктор и направился дальше.       Я провёл Марию Михайловну к самому дому, она молча передвигала ногами не прекращая плакать. Желание заплакать навзрыд не покидало и меня, но сейчас это была слишком большая роскошь.       Этой ночью я ни на секунду не сомкнул глаза. Ведь я не прекращал думать о нем. Меня охватывала такая тоска, которую трудно описать словами. Но возможно заметить, глядя на меня. От бессонницы жутко болела голова, но я нашёл в себе силы подняться и прямиком направился в больницу. Дорога казалась такой долгой. Из-за пробок я ехал вместо положенных тридцати минут, все полтора часа. Я спешил так, словно от моего присутствия что-то зависит. Если бы это было так. Я в спешке забежал на нужный мне этаж. На котором была сплошная пустота. Было такое чувство, что я что-то перепутал. Но нет, я не мог. Не мог позабыть эти серые от тоски стены и прочную на первый взгляд дверь, около которой я просидел вчера долгое время. В палату меня пропустили долго не раздумывая. Я лишь сказал, что я его брат. Какая глупость. Но иначе меня бы даже слушать не стали и выставили бы вон. Одноместная палата с такими же угрюмыми стенами. Небольшое окно, которое практически не пропускало свет и множество аппаратов, которые окружили его небольшое и неподвижное тело. Он лежал так умиротворенно, будто спал. И это ужасающее в нем спокойствие до жути пугало. Ты понимаешь, что рядом лежит человек, твой человек. И он не мертв, но и не жив. Единственное, что свидетельствовало о том, что у него по прежнему бьётся сердце, это аппарат, который измерял давление и издавал мерзкие пикающие звуки. Он даже дышал с помощью кислородной маски. Я осторожно присел рядом, словно боялся нарушить его покой. Мне хотелось с ним заговорить, но я знал, что он меня не услышит и не сможет ответить. Его лицо было бледное, а руки мертвенно холодные, намного холоднее, чем обычно. Я аккуратно сжал его невесомую руку, но реакции никакой не было. Когда-то он также в ответ сжимал мою ладонь. И казалось, что моё присутствие здесь, в этом месте, лишь страшный сон, который спустя время пройдёт. Но это была реальность. Ужасающая, страшная, невероятная, но реальность. Мои глаза сдавило в невероятном давлении, и они мгновенно налились слезами. Но плакать я не стал. Только не здесь ни при нем. В его присутствии я никогда не делал этого и не буду. Я сидел рядом в полном молчании долгое время, пока не пришёл врач и не дал понять, что мое время на сегодня вышло. Ушёл я молча, не сказав ни слова. Это было сложно, говорить с кем-то.       Чем дальше все заходило, тем сложнее мне было находиться в тех местах, которые связывали нас общими воспоминаниями. Поэтому я полностью отказался от школы. Старался не появляться у себя дома и практически не покидал свою машину. Мои глаза не закрывались сутками. Ни днём, ни вечером, ни ночью я не мог найти покоя. Мой организм полностью отвергал отдых и сон. Я практически ничего не ел. Только пил. И нет, это был не алкоголь. Хоть и немного, но я продолжал держать себя в руках. Я каждый день приходил к нему и отсиживал своё положенное время в абсолютном молчании. Мне было по силам лишь сидеть рядом и смотреть на него. Я не единожды встречал в больнице его друзей, которые вдруг вспомнили о его существовании, но всегда обходил их стороной. Я знал, что избежать нападок со стороны мне не удастся, но на некоторое время я предпочел оградить себя от бессмысленных разборок.       Сидя в машине я курил уже вторую сигарету подряд. Или это была третья. Это было совершенно не важно. Важно было то, что пошёл уже шестой день. Прошло целых шесть дней, с тех пор как Максим не приходил в сознание. Шесть дней с тех пор, как в последний раз я посещал школу. Шесть дней с тех пор, как я растворился для людей и не отвечал на многочисленные звонки. Шесть дней с того момента, как я перестал существовать для окружающего мира. С каждым мучительным днём было все сложнее просто жить, не думая ни о чем. Эти мысли, они съедали меня буквально. Мне кажется я потерял в весе, немного осунулся и цвет лица был уже не тот. Но нет, это не то, что хоть немного волновало меня. Сейчас я о себе совершенно не думал. Да и думать уже было больно.       Я уже который час катался по городу, нарезая бесконечное количество кругов и бессмысленно стоя в пробках на МКАД. На улице начинало смеркаться. А меня начинала ослеплять темнота вечернего города, даже несмотря на то, что округу освещали сотни ярких фонарей. Руки начинали затекать, ведь руль я не отпускал последних несколько часов. Пальцы слегка онемели, а ноги путали педали. Я не хотел допустить ещё одной трагедии, поэтому решил направиться домой. На ватных ногах я поднялся на свой этаж и, пытаясь открыть дверь ключами, я понял, что она не заперта. Может, я и чувствую себя не очень хорошо, но забыть закрыть за собой дверь, я точно не мог. И я точно помню о том, что запирал её на оба замка. Я осторожно открыл дверь и увидел свет, исходивший из моей комнаты. На входе стояли женские туфли, а на крючке, как у себя дома, ютилось женское коричневое пальто. Я смело отправился на свет и увидел человека, которого никак не ожидал увидеть. — Ну здравствуй! И что это все значит?! — грозно спросил нежданный гость, который всем своим видом требовал ответ.