Сети

Если раньше я воспринимала Пилигрима как персонажа из голливудского кино, то теперь он как будто вышел из экранного зазеркалья и ворвался в мою жизнь. И мысль, что он – реальный мужчина из плоти и крови, почти сводила с ума. Я вспоминаю его хрипловатый голос, и мурашки бегут вдоль позвоночника, дышать невозможно. Я, обманщица и лицемерка, была в шоке от того, что он не врал мне. Фрагменты наших переписок выстраиваются в картинку, и сомнений не остается. Тот образованный и остроумный мужчина – мой спонсор! Мне бы навсегда удалиться с сайта, на котором мы с Айтом (как гласила визитка) познакомились, но его образ напрочь застрял в голове. Говорят, что самое недоступное – самое притягивающее, и я познала это на себе сполна. Я всегда придумывала себе то, чего у меня не было, если надо, пряталась в Интернете. И теперь меня отчаянно тянуло к неизвестному мужчине, хотелось понять его, узнать в реальности, а не в воображении. С другой стороны, я ведь не дурочка и прекрасно понимаю, что он всего лишь мой спонсор, и какая-то шестнадцатилетняя девчонка не может заинтересовать взрослого мужчину. Но я не раз ловила себя на том, что не хочу заканчивать переписку с Пилигримом. Другое дело – пансион, который может перекрыть мне всяческий доступ к Интернету, но и дать возможность общаться с Джедом хоть изредка. Любопытство способно свернуть города. Я понимаю, что, быть может, жестоко ошибаюсь, но я просто запихала все сомнения куда подальше и поддаюсь импульсу. Я и так теряю свободу. Почему я еще должна терять и Пилигрима? Да я просто сойду с ума, если оторвусь от всего, чем раньше жила. В доме только и разговоров, что о пансионе! Мама заботливо собрала мне вещички, не скупясь ни на что, Алмаз практически поселился в моей комнате, приходя рано утром и уходя ближе к полночи. Наверное, его жутко пугает, что я ничего почти не ем и сижу в своем кресле. Скорее всего, я бы тоже забила тревогу, если б он себя так вел. Мой тихий, преданный «нянь» возится со мной, утешает, пытается заставить поесть, но меня ничто не занимает. Даже на сигареты я лишь кошусь, отстраненно размышляя, что с ними теперь придется покончить. Да и вся жизнь, кажется, скатилась к моим ногам. На душе – тоска и безнадега, хоть волком вой. И лишь одно мгновение скрасило мое существование. Вернулся папа. Конечно, специально для того, чтобы проводить меня, но я веселилась, словно мне пять лет: висела у него на шее, сидела на коленях, смеялась невпопад. Только рядом с ним я чувствую себя счастливым ребенком, окруженным лаской и заботой. Я много раз читала в Интернете стихи благодарности, посвященные матерям. Но разве мой отец не заслуживает такого же признания? Я вижу, что ему больно меня отпускать, что он волнуется и скучает, но не позволяет своим натруженным рукам бездельно вытянуться вдоль тела, а тоске уж слишком отразиться в глазах. Милый мой, родной… как бы я хотела забрать половину твоих мозолей и морщинок! Прости, что я такая бестолковая дочь! Я вижу его нежную и извиняющуюся улыбку, и мне хочется заплакать, хоть я и смеюсь. И если бы не Алмаз, успокаивающе сжимающий мою ладонь, быть может, я б сорвалась. Даже сборы в пансион становятся не такими уж страшными, ведь внутри поселилась уверенность, что меня не отсылают прочь, а все-таки отправляют учиться. Не хочется волновать папу пререканиями с Ребеккой и воплями, поэтому я покорна. А утром, перед отъездом, отец протягивает мне новый телефон с выходом в Интернет. Представляю, сколько ему стоила подобная игрушка! Через силу впихнув в себя бутерброд за завтраком, я покорно сажусь в такси между папой и заспанным Алмазом, чья платиновая шевелюра топорщится во все стороны. Я кладу на плечо отцу голову и прикрываю глаза, и на душе становится хорошо-хорошо. Пальцы друга переплетаются с моими. Чего еще желать? Хочется замереть в этом мгновении, в этой пронизанной весенним солнцем машине и никуда не двигаться. Жаль, что подобное невозможно. Хотя еще раннее утро, Токио уже поражает своей бодростью, и я вместе с ним освобождаюсь от пелены сна. Хорошо, что мы живем на окраине, и до загородного пансиона ехать часа три, не больше. Меня иногда укачивает в автомобилях. Я стараюсь не думать, куда еду, и утро становится не таким уж и скверным. Меня даже занимает вид за окном. Часам к девяти утра мы подъезжаем к величественному зданию из красного и белого кирпича, но с какой-то ажурной лепниной по стенам, кажется, что его чудесным образом вырвали из старых времен, но добавили современности. Или наоборот? Широкий зеленый двор, что сразу и не охватишь целиком взглядом, спрыснут первоцветами и ровно подстриженными кустами. Кругом – резная высокая ограда, отрезающая владения пансиона от местности, и так все чистенько и аккуратненько, словно кто-то день-деньской полирует деревья и стены. Глядя на эту картину, я даже замерла от удивления и… какой-то подавленности. Чувствую себя не знатной особой, а простолюдинкой, допущенной в круг богемии. Странно, но меня встречают у ворот – какая-то полная женщина в сливовом платье и мужчина в темном костюме. Почему-то их дежурные позы заставляют меня одернуть довольно-таки длинную синюю юбку и бежевую блузу. - Все хорошо будет, - успокаивающе шепчет мне на ухо Алмаз, и я неуверенно улыбаюсь. Мы дружно выходим из машины и направляемся к воротам, на которых я разглядела каких-то неведомых существ. Почему-то смотреть на мужчину и женщину категорически не хотелось. Но долго играть в отрешенность не пришлось, потому что мы довольно быстро достигли ворот. - Ясуши! - вскрикнула женщина и бросилась к моему отцу, чем, по-моему, привела в нокаут всех присутствующих. Она была довольно полной, но изящной для своей комплекции; длинные, с сединой светлые волосы убраны в высокий пучок. На носу – маленькие, овальной формы очки, платье закрывает шею, и на ней можно разглядеть крупную алую камелию. - Милона, - радушно улыбнулся мой папа и осторожно пожал ее руки, а я про себя изумилась, что нас вышла встречать сама директриса. Далее последовали длинные и нудные приветствия, но я уже не слушала, а косилась в сторону мужчины, который оказался Джедом Айтом (а по совместительству еще и Пилигримом). К моему удивлению и досаде, мои щеки стали заливаться румянцем, и стало невыносимо душно. А еще и Джед вдруг повернулся ко мне и улыбнулся, словно старой знакомой. Как на заказ (глупость невообразимая!), я сделала вид, что ничего не заметила. Однако блондина это не смутило, и он подошел ко мне: - Здравствуйте, мисс Хино, - от его голоса по спине побежали знакомые мурашки. – Как настроение? Готовы к новым знакомствам? - Все хорошо, спасибо, - сухо ответила я, считая последний вопрос риторическим; я выгляжу ужасно грубой и глупой, но на спокойной доброжелательности Айта это снова никак не взыграло: - Здесь не так уж и плохо, как вы сейчас думаете, - чуть насмешливо протянул мой знакомый из Интернета, небрежно теребя ремешок дорогих наручных часов. - Откуда вы знаете, о чем я думаю? – совершенно не к месту ляпнула я и чуть не взвыла от себя самой. В его голосе не было ни капли превосходства, однако с ним я ощущаю себя маленьким капризным ребенком. И почему этого чувства не было в сетях? - Недовольство совершенно очевидно написано у вас на лице, Рей, - ответил он. – Можно я буду так вас называть? Мне хотелось сказануть, что имя Елена как-то привычнее, но только кивнула, испытывая неловкость. Скорей бы уже кто-то подошел к нам! - Кстати, - продолжил Джед как ни в чем не бывало. – Вы помните, что можете обращаться ко мне по любому поводу и с любой просьбой? - Конечно, спасибо, - дежурно улыбнулась я. - Вижу, и слова из вас не вытянешь, - коротко рассмеялся мужчина, и я почему-то с особой внимательностью вслушиваюсь в его смех. - Зато вы, похоже, говорить любите, - фыркнула я, вдруг теряя всякую робость. Иногда у меня появляется чувство, что кто-то включает и выключает ее. - А почему бы и не поговорить? – пожал плечами Джед. – Порой я столько времени провожу с бумажками и книжками, что рад беседе с горничной о ее внуках. Мне его слова показались намеком, что и малолетка вполне сойдет для пары малозначительных фраз. Но дерзить я все-таки не стала и почти демонстративно отвернула голову от него. Я испытывала смешанные чувства от общения с ним, что-то между досадой и каким-то магнетическим желанием сказать хоть что-то, чтобы вытянуть ответ. Однако придумать я ничего не успела, потому что остальные наконец вспомнили о нас. - Мы будем рады тебе, Рей, - довольно-таки радушно протараторила директриса, растягивая в улыбке полноватые, подкрашенные морковной помадой губы. – Твои новые подруги с нетерпением ждут тебя, они расскажут тебе обо всех распорядках пансиона, но если что, я буду не против, чтобы ты обратилась ко мне. Я постаралась ответно улыбнуться, но почему-то наткнулась на ухмылку Джеда и только поджала губы. Но тут я вспомнила о коротких минутах прощания и кинулась к отцу, игнорируя чужих людей. Появился горький-горький осадок разлуки, и захотелось плакать. Но я держусь, не вслушиваясь в успокоительные слова. Даже глаза щиплет! Вторым я обнимаю окончательно стихшего Алмаза, и у меня появляется желание утешить его. Все-таки мы – самые близкие друзья, и никакие расфуфыренные девицы не заменят мне его. Алмаз клятвенно обещает трижды приехать, но меня это мало утешает, я слишком привыкла видеть его ежедневно, ощущать его тепло и братскую заботу. С мамой я прощаюсь коротко, чуть прижавшись щекой к ее щеке, но неожиданно чувствую сырость ее слез. Даже если она просто натерла ноги туфлями и плачет от досады, это все равно трогает меня до глубины души, до самого основания сердца. Я с трудом переношу момент, когда такси скрывается за поворотом, а за мной закрываются железные ворота, я даже не слышу, что говорят мне Милона и Айт, просто хочется остаться одной. И вдруг что-то щелкает в моей голове, и я спрашиваю: - А можно будет пользоваться телефоном? Милона неодобрительно качает головой: - Все гаджеты убираются в специальный сейф директора и выдаются строго под роспись в определенное время. - Но я хотела бы выходить в Интернет и общаться с родными, - жалостливо проговорила я, и Айт тут же встрял: - Можно сделать маленькое исключение для моей подопечной. Директриса косится в сторону невинно улыбающегося сына: - Если только на ограниченное время. И при условии, что другие ученицы останутся в неведении. Иначе скандала не избежать, всем непременно захочется того же! – возмущенно закончила она. Однако такие мелочи меня не волновали, я вообще не собираюсь с кем-то секретничать и заводить себе подруг. Впрочем, едва ли родители когда-то научатся пользоваться социальными сетями. А вот общение с Пилигримом, похоже, не прервется. Джед оставил нас у входа в здание, и я почти невольно обернулась и посмотрела ему в широкую спину, но тут же отвернулась, в пол уха слушая трескотню директора. Холл встретил меня мраморным полом, высокими колоннами и лестницей, ведущей куда-то наверх. Все это бежевое великолепие сияло так, что глаза слепило. - В правом крыле, - женщина повела пухлой рукой с перстнями, - столовое помещение и класс кулинарии. В левой – ванные и туалетные помещения, а так же проход в бассейн. На втором этаже расположились классы, малый и большой музыкальные залы. На третьем комнаты учениц и персонала, кстати, мой кабинет тоже. Я, наконец, стала проявлять внимание к ее болтовне, уж очень не хотелось обращаться к кому-нибудь за помощью. Жить, конечно, придется по распорядку. С утра – зарядка и пробежка, потом завтрак, за ним – занятия. Есть дополнительные кружки и секции, физкультурный зал в отдельном строении, которое не увидишь с главного входа. По вечерам девочки делают уроки, и я поняла, что свободного времени практически нет. Даже жить придется в общей спальне на четыре человека. - Крыло для старших девочек – правое, - продолжила миссис Айт, пыхтя и отдуваясь, пока мы поднимались на третий этаж. – Твоя кровать и шкаф готовы, форма лежит на постели. Она говорила и массу странных, никому не нужных вещей, но я привычно пропускаю их. Мне просто хочется побыть в одиночестве и приготовиться к первому дню занятий. Наконец, я зашла в комнату под восьмым номером, и на меня тут же уставились три пары глаз. «Началось», - пронеслось в моей голове, и я глубоко вздохнула. *** Джед и сам не знал, отчего проснулся в таком прекрасном настроении, хотя каких-то поводов не было. Наоборот, забот навалилось выше крыши: горел контракт с концертным залом, заказывающим стулья, Полночь молчала вот уже два дня, вчера он снова проиграл в покере кругленькую сумму, а бывшая подружка визжит в трубку, что беременна, хотя Айт точно знает, что она сидит на противозачаточных. Но это утро было особенным. Однако радоваться удалось недолго, потому что пришлось катить к Милоне. Хотя Джед мог бы не иметь дела с семьей Хино, но он почему-то собрался и, влив в себя чашку кофе со сливками, сел в свой синий Хендай. Все приветствия-обнимания Джед тактично стоял в стороне, но тут же заметил свою подопечную. И то, как она поглядывала на него, дико веселило Айта, он даже решил поговорить с девчонкой, только вот поддерживать беседу она не захотела. Блондин наизусть знал такие заинтересованные взгляды, однако его прогноз не оправдался. Мисс Хино оказалась дерзкой девушкой, которая не хотела признавать, что тихонько подглядывала за ним. И почему-то это нравилось Айту, который никогда не испытывал проблем со знакомством и общением. Женщины кокетничали с ним или открыто признавались в чувствах, но очень редко насмехались или отталкивали. В глазах и красивом личике Рей было столько гордости, самодостаточности и живой иронии, что это не могло не восхищать. Наверное, именно такие колдовские девушки заманивают путников в чащу или завораживают моряков. Джед поймал себя на том, что будет следить за девушкой не только из-за долга спонсора, но и из личной заинтересованности.