Любимый братик

Быстрые отточенные движения чередуются с мягкими, почти нежными — на белоснежной поверхности листа проступают черты лица. Черты любимого лица. Они прочно засели у меня в голове. Думаю, даже с закрытыми глазами, я мог бы узнать его на ощупь. Иногда мне кажется, что этот человек стал моей манией и болезнью, но, думая о нем, я совершенно не чувствую недомогания, наоборот — во мне будто разгорается огонь. Мы с ним почти не общались раньше, хотя, даже не так, мы вообще не общались на протяжении двух лет, но я время от времени получал свою толику счастья: иногда он оставался ночевать дома, а перед сном заходил в мою комнату и крепко обнимал меня, тихо желая спокойной ночи. Мои эмоции в тот момент невозможно было передать словами — это и счастье, и радость, и удовольствие, и... возбуждение. Однажды мне показалось, что он тоже был весьма неравнодушен ко мне, но я решил не обольщаться на этот счет. Тем более, что наши отношения все равно невозможны, он — мой брат. Хоть и не кровный. Мои биологические родители отказались от меня еще в роддоме, за всю жизнь я ни разу не пожелал их увидеть, да и они ни разу за семнадцать лет не поинтересовались, как мне живется. Семья Грин усыновила меня, когда мне было два года, Питер и Ребекка оказались отличными родителями, они заботятся обо мне и действительно любят. За всю жизнь я ни разу не почувствовал себя чужим, приемным. Кроме родителей, я обзавелся сразу двумя старшими братьями — Грегом и Чарли. Если Чарли и вправду стал мне хорошим братом и верным другом, то отношения между мной и Грегори всегда были немного странными. Сначала мне казалось, что он меня ненавидит, но потом понял, что ошибся. Затем вообразил, что он меня недолюбливает, но тоже был не прав. В двенадцать лет я часто ходил за ним по пятам, мог сидеть и смотреть, как он готовится к занятиям в университете, устраивался рядом, когда он читал книги. И мне все равно было его мало, хотелось, чтобы все его внимание было посвящено только мне. А когда Грегори, нежно улыбаясь, говорил, что действительно занят и обязательно поиграет со мной позже, я дико обижался и накручивал себя, будто он меня совсем не любит. Когда мне было пятнадцать, Грегори окончил университет и решил поселиться отдельно. Тем более, что ездить на работу ему отсюда довольно далеко. Известие о переезде Грега на пару секунд выбило воздух из моих легких. Я вдруг осознал, что вообще-то он — взрослый человек и не должен со мной нянчиться, но в сердце противно ныло, когда брат клятвенно обещал частенько заходить и проведывать меня. С одной стороны я понимал, что у меня нет права что-то требовать от него, ведь он мне даже не родной, но с другой стороны мне по-детски хотелось вцепиться в штанину брата и не отпускать никуда из дома. А затем я закрылся в себе. Через некоторое время я начал осознавать, что ни одноклассницы, ни подруги, ни сестры друзей меня абсолютно не привлекают. Точнее, я, конечно же, находил многих девушек хорошенькими, но чтобы срывало крышу или хотелось прижать к себе — никогда. Этот факт меня здорово обеспокоил, поэтому я по-быстрому договорился о встрече с одной из школьных шлюшек и вскоре впервые испробовал все прелести половой жизни. Ну как испробовал... Разрядка была, и было приятно, но не то. И дело заключалось даже не в том, что моей первой девушкой стала представительница общественного пользования, а в чем-то другом. Собственно, я догадывался, в чем, но не хотел признавать. А тем временем наше с Грегом общение свелось к нулю. Я не хотел его видеть, и когда брат приходил к нам в гости, демонстративно не спускался к ужину, не впускал его в комнату, когда тот стучал. Отношения заводить с противоположным полом не хотелось. Не хотелось мучить девушку, не хотелось мучить и себя. Однажды вечером, оставшись дома один, я закрылся в своей комнате и решился попробовать кое-что. Было даже стыдно вводить запрос в поисковик, но, в конце концов, я подумал, что если уже “погружаться”, то смело и с головой. По запросу "гей порно онлайн" мне услужливо был предоставлен выбор в виде тысяч сайтов и миллионов видео. Выбирать долго не хотелось, так что, кликнув на первый попавшийся шедевр порнографического искусства, я погрузился в свои ощущения. А они были другими. В какой-то момент я осознал, что ласкаю себя, не отрываясь от монитора, а фантазия, что удовольствие приносит не собственная конечность, а рука Грегори, заставила с громким стоном кончить. До конца видео оставалось еще минут десять и этого времени мне вполне хватило, чтобы возбудиться еще раз. Не скажу, что принять это было легко, но я все держал в себе, не изливая душу никому. Общаться с Грегори я попросту боялся, боялся тех чувств, которые он во мне вызывает, боялся поверить, что я гей. Пытался понять, как так получилось, и проще всего было уверить себя, что это наследственное. Видимо, в планы моего папаши не входили дети, вот и заставил мою мать сдать ненужное на выходе из роддома. "Семья Грин не такая, здесь таких неправильных, как ты, быть не может", — много раз злорадно потешался я над собой, сидя в своей комнате, и вслушиваясь в голоса родителей этажом ниже, пытаясь понять, пришел ли уже Грег. Так прошло еще два года. Два ужасно длинных года, отсутствие в моей жизни Грегори невероятно угнетало. Я с грустью вспоминал, как раньше мог преспокойно зайти в его комнату и залезть на колени, не спрашивая позволения. А сейчас даже стыдно было подходить к нему после двадцати семи месяцев игнора. Да, я считаю. Единственным способом видеть Грегори вблизи стало рисование. У меня и раньше хорошо получалось, а сейчас это занятие стало моей отдушиной. Я находил фотографии брата в социальных сетях и рисовал. Ни одно лицо у меня не получалось так нарисовать, как его. Красивые, не слишком широкие брови, добрые карие глаза, что одновременно кажутся очень глубокими из-за цвета, но все равно угадывается в них какая-то смешинка, прямой нос и тонкие губы. Идеалом считаются полноватые, но мне кажется, что Грег прекрасен именно таким, каким есть. Немного отросшие темные волосы, скрывающие уши и самое главное — небольшая ямочка на правой щеке, появляющаяся, когда он улыбается. Сколько уже раз я мечтал прикоснуться к ней губами — не сосчитать. Ну да, я был выжившим из ума влюбленным подростком. Однажды, вернувшись с занятий в универе, я стал быстро переодеваться, предвкушая бессонную ночь. Успевать учиться в школе и художке было намного проще, чем на одном лишь факультете изобразительного искусства. Рисовать задавали много и всякого. Иногда мне казалось, что столько работы невозможно выполнить даже за неделю, но, как показала практика, все возможно, нужно лишь выработать дьявольское спокойствие, выдержку и обзавестись ведром кофе. Итак, в тот вечер я, кое-как поужинав, летел в свою комнату, проклинал факультатив по живописи до шести часов и идиота, который придумывал расписание на четверг, впихнув туда пять пар, из которых все семинары. Я остервенело взялся за работу и в ритме отбойного молотка рисовал весь вечер. В двенадцать часов полностью выбился из сил и решил отдохнуть хотя бы часик, иначе даже волшебная сила ведра кофе не поможет. Обессилено упав на кровать, я уже хотел было забыться в непродолжительном сне, как услышал, что дверь в комнату открылась. Усталый мозг хотел проигнорировать приход гостя, наверняка это мама или папа, или Чарли... Но голос, который я услышал, заставил все внутри перевернуться и сладостно сжаться, через секунду глаза уже и не думали закрываться, а сердце загнано стучало. — Привет, Кевин. Ты уже спишь? — тихо и даже нежно спросил Грег. Я медленно привстал и воззрился на брата, как на призрака. Мы вообще не общались последние два года, я перестал закрывать дверь на ключ, когда он приходил. Грегори уже даже не пытался возобновить нашу связь. До того дня. — П-привет, Грег, — неуверенно прошелестел я, не зная смотреть ли на него или лучше не надо, поэтому сосредоточил свое внимание на руке брата, что мягко сжимала ручку двери. — Ты не обижайся, что я так нарушаю твое пространство, — я чуть не фыркнул, эта неумелая и донельзя дурацкая отговорка служила официальной причиной моего нежелания видеть брата. Два года. И он ее принял. Еще и придерживался, стараясь не показываться лишний раз мне на глаза. — Переживу, — как можно небрежнее бросил я, а сам мысленно срывался с кровати, бросался к нему и сжимал в своих объятиях. — Мне жаль, что я разбудил тебя, — Грег осторожно зашел в комнату, будто боялся, что я снова начну истерить. Раньше я всякие сцены выдавал, лишь бы он перестал пытаться меня проведать. — Я уже ухожу, хочу лишь пожелать тебе спокойной ночи, — брат тихо подошел ко мне, сел рядом и мягко заключил в свои объятия. Мой язык был не готов к такому повороту событий, соединение с мозгом в нужный момент не произошло, а потому я решил не позориться, выдавая бессвязные звуки и молча устроил свои руки на его плечах. Мы просидели так совсем недолго, но этого времени вполне хватило, чтобы брат почувствовал, как бьется мое сердце, увидел, как начинают алеть уши со щеками и ощутил, как я судорожно выдохнул. Спалился, короче. Но он никак не прокомментировал происходящее, выпустил меня из объятий и ласково поцеловал в макушку. Мне же абсолютно не было куда деть свои внезапно освободившиеся руки. Я попытался быстро опустить их, но нечаянно задел ладонью пах Грега. С одной стороны мне стало ужасно стыдно, но с другой я не мог поверить своим ощущениям. Судя по всему, брат был очень даже возбужден в ту секунду. Но, поскольку прикосновение продлилось не больше доли секунды, то я мысленно запретил себе даже думать о том, что Грегори гипотетически может хотеть меня. А спустя еще несколько секунд моего брата в комнате уже не было. Всю оставшуюся ночь я воодушевленно рисовал. С того дня Грег стал заходить домой еще чаще, фактически через день. Я, как и прежде, не спускался к ужину, не встречал его у двери. Он сам заходил ко мне, уже привычно обнимал, шептал: "Спокойной ночи", иногда целовал в макушку и уходил. А я жил от его прихода и до его прихода. Теперь я рисовал не только его лицо, руки помнили изгибы тела под тонкой рубашкой. Кроме обычных рисунков, начали появляться и другие, где мой брат был полностью обнаженным. Я ужасно стеснялся своей больной фантазии. Но никак не мог прекратить. Мне опять до одури захотелось его общения, снова всплыло старое желание быть все время рядом. Что же, два месяца назад мне удалось удивить Грегори и он остался у меня на ночь. — Что это? — секунду назад Грег стремительно выходил из комнаты, но вдруг остановился. Поняв, куда он смотрит, я перевел взгляд туда. Боже. На подрамнике был закреплен недавно законченный портрет Грега в полный рост. Хорошо, хоть он там одетый. И это не шутки, не ранее, чем за час до прихода брата, я снял другой рисунок. Тот ему никак нельзя видеть. Если честно, я надеялся, что Грег увидит этот портрет. Не сегодня, так в другой раз. — А... Да это так, — шустро спрыгнув с кровати, я начал быстро убирать рисунок, но мне не дали. — Погоди, Кевин, дай посмотреть, — игриво обратился ко мне Грег и постарался забрать находку из рук. — Ну зачем тебе это? — укоризненно спрашивал я, уворачиваясь от него и мысленно поздравляя себя с победой. Брат не ушел, он здесь. — Этот рисунок — обычная неудавшаяся каракуля, — проворчал я, прекрасно зная, сколько времени понадобилось, чтобы нарисовать такую "каракулю". — Ничего себе каракуля, — обманным маневром Грег выхватил у меня рисунок и сейчас зачарованно смотрел на него. — Если это для тебя каракуля, то мне чертовски интересно, что же ты оной не считаешь. — Я еще не умею поистине красиво рисовать, — тут я уже душой не кривил, мне очень хотелось выработать собственный стиль, но пока все тщетно. — Ты — прекрасный молодой художник, — подняв взгляд на меня, Грег умиленно улыбался так, что появилась моя любимая ямочка на щеке. — Да ну, не ври, — смущенно отозвался я, поддерживать зрительный контакт сейчас казалось невозможным, а потому пришлось вперить взгляд в пол. — Можно, я возьму портрет себе? — у меня даже руки затряслись от волнения. Не отрывая взгляда от небольшого зеленого пятна на ковре, я лишь бросил: — Да пожалуйста. Сначала Грег восхищался портретом, затем вопросы перешли на успеваемость в универе, потом на личное, а дальше уже и я не стеснялся спрашивать у него, как прошли эти два года. Вдвоем мы без труда уместились на моей кровати и болтали до утра. Я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, ловил каждое слово брата, наслаждался его близостью и иногда как бы невзначай касался. Едва ощутимое возбуждение давало ощущение легкости. От того, что можно было иногда прислониться лбом к любимому плечу, сладко ныло внизу живота. А приблизительно в семь утра мы окончательно отключились и спали до обеда. Проснувшись, я еле удержался, чтобы не поцеловать его. Меня все больше заносило на поворотах. Я родился 25 декабря, так записано в свидетельстве о рождении. Родители часто называют меня рождественским подарком, а Грег, обычно, гаденьким голосом добавлял, что я — олененок отбившийся от саней Санты. Два года мне не приходилось этого слышать, Грег не праздновал Рождество со мной, Чарли и родителями, в основном отшучиваясь, что суровое начальство влепило ему сверхурочные в праздничный вечер. Вообще-то двадцать пятое — короткий день почти у всех, особенно у офисных работников. Брат не хотел раздражать меня и давал возможность провести время в дружном кругу. Но ведь Питер и Ребекка — его биологические родители, а Чарли — родной брат, Грег лишал себя возможности побыть с родными, лишь бы мне, приемышу, было хорошо. Чувство вины уверенно вгрызалось в меня и с удовольствием потрошило сердце. Именно сегодня двадцать пятое декабря. Еще с пятнадцатого я не переставал просить, чтобы Грегори не строил из себя Бог весть что, а нормально пришел домой на праздничный ужин. — Я не знаю, — задумчиво протянул Грег, устраиваясь рядом со мной на кровати, — не помешаю? — поинтересовался он и вопросительно взглянул на меня. Мысленно я отвесил себе неслабый подзатыльник. — О чем ты? Не говори глупостей. Я еще долго должен извиняться за то, что творил эти два года. Прости меня, пожалуйста, — когда я начинаю задумываться, насколько эгоистично себя вел, становится стыдно. Из-за своих грязных желаний отгородил сына от родителей. По правде, если мне что-то не нравилось, если я не хотел становиться геем, стоило уйти самому, а не устраивать сцены. — Ты не виноват, ты был слишком маленьким, чтобы понять мой поступок, — отозвался Грег. — Ну да, оправдывай меня. Ты и так переехал, зачем было лишать всех возможности видеть тебя по праздникам? Каждый раз, когда ты появлялся — без скандалов не обходилось, — сожалея произнес я, прикрывая лицо ладонью от стыда. — Узнаю такой способ бегства. С глаз долой и из сердца — вон. Ты-таки мой брат, — невесело улыбнулся Грег, обнимая меня за плечи. Где-то внутри что-то грустно екнуло. Да, определенно брат. Это не исправит ни отчаянная дрочка лишь при воспоминании о любимых руках, ни стук сердца, когда он меня обнимает. Брат. С этим нужно смириться. — Да, — тихо бросил я и ткнулся лицом Грегу в плечо, как можно незаметнее вдыхая запах его парфюма. — Точно брат. Так ты придешь? — шепотом спросил я, медленно поднимая голову и встречаясь взглядом с Грегом. Как художник я, наверное, никогда не перестану им восхищаться. Изучающий взгляд темных глаз еще несколько секунд пронизывал меня, а затем брат только и сказал: — Приду. Усиленная подготовка к празднику началась еще двадцатого числа. Папа с Чарли украсили крышу дома гирляндами из разноцветных огней, мама прикупила красивый рождественский венок на дверь, моим делом было оформить балкон и окна. Затем мы с Чарли занялись украшением дома изнутри и сейчас, находясь здесь, казалось, что ты попал в сказку: на камине висели пока еще пустые рождественские носки, стены украшали гномы, снеговики, мишура, гирлянды, ну а в гостиной стоял главный атрибут рождества — елка. В этом году родители решили потратиться на настоящую, поэтому сейчас можно было наслаждаться легким приятным хвойным ароматом, что трепетом отдавал прямо в сердце. Все рады, что конфликт между мной и Грегом исчерпал себя, мама сегодня сияет как никогда. И стыдно, и радостно. Как только с оформлением дома было покончено, мы с Чарли отправились помогать маме с ужином. Ее заверения, что ничего не нужно и, что у меня день рождения не принимались. В самый разгар работы пришел Грег и тут же был отправлен отцом на кухню. Счастью мамы не было предела, она назвала нас эльфятами и еле сдерживала слезы радости. А затем был ужин. Теплая и праздничная обстановка, все много смеялись и шутили, словно не было тех двух дурацких лет. Нас с Грегом посадили рядом, как раньше. В детстве на всех застольях возле меня должен был находиться старший брат, иначе я начинал капризничать. Но сегодня было как-то неудобно, я боялся, что кто-нибудь заметит, как я смотрю на него. Такой взгляд будет трудно списать на братскую любовь и радость от примирения. Я уже успел забыть, что кроме Рождества, мы еще и мой день рождения празднуем. Поэтому, когда Грег, улыбаясь от уха до уха, вручил мне большую синюю коробку, перевязанную бантом, я слегка опешил. Тут же подскочили родители и Чарли, радостно щебеча и протягивая свои подарки. Наверное, лишь сейчас до меня дошло, насколько мне повезло с семьей. Я судорожно обнимал родителей и братьев, борясь с желанием разреветься как девчонка. По крайней мере, в глазах сильно зажгло, но порыв удалось сдержать. Еще чего не хватало. Мне, как восемнадцатилетнему, было позволено выпить свой первый почти легальный бокал вина. "Полностью легальный будет в двадцать один, но почему бы не побаловать себя?" — решил папа, наливая мне полный бокал. Вроде не так много, но мне оказалось достаточно. Язык развязался, а в голове приятно зашумело. Да, нечасто я выпивал, чтобы привыкнуть к спиртному. Руки для художника — это самое главное, а алкоголь нарушает координацию. На следующий день, а иногда и через двое суток, бывает трудновато рисовать маленькие, но требующие точности, детали. Поэтому мода напиваться до поросячьего визга обошла меня стороной в подростковом возрасте. В одиннадцать пришли Питерсоны — наши соседи напротив, пригласили зайти к ним ненадолго. Родители сразу согласились, Чарли их поддержал, так как ему тайно нравилась Эшли Питерсон — двадцатилетняя красавица-дочь Майкла и Кристен, с которой моему братцу явно ничего не светило. Но, видимо, он надеялся, что атмосфера праздника сделает свое дело, а потому с готовностью двинулся за родителями. Я же не готов был никуда идти, третий бокал вина заставил мысли превратиться в желеподобную массу. Сверкая пьяненьким взглядом, заплетающимся языком, я возвестил всех, что никуда не пойду. Грег решил остаться со мной. Атрофированный мозг заторможено подкинул мысль, что надо бы радоваться возможности побыть с братом наедине. Но радость быстро прошла — сейчас я явно не был склонен к разговорам. — Эх, не умеешь ты пить, малыш Кевин, — добродушно отозвался Грег, когда, обхватив меня за талию, помогал подняться по коварной лестнице. Почему коварной? Она спрятала от меня одну ступеньку, и я чуть не навернулся. Хорошо, хоть Грег удержал. По дороге в комнату, я представил, как лестница прятала от меня ступеньки и глупо засмеялся. Брат только вздохнул. — Ложись спать, пьянь, — фыркнул Грег, когда я в одних домашних штанах победно приземлился на кровать. — Ложись со мной, — не совсем разборчиво пролепетал я, но брат меня понял и опустился рядом. Некоторое время я расслабленно сопел и хотел уже позволить сну укутать себя в объятия. Но вдруг почувствовал, как рука Грега аккуратно вплелась в мои волосы и начала ласково массировать кожу. В одну секунду я открыл глаза и вопросительно посмотрел на брата. Тот мягко улыбался, в глазах прыгали смешинки, но моим вниманием завладела ямочка на его щеке. Ну сколько уже можно мечтать поцеловать ее?! Будучи трезвым, я бы никогда такого не сделал. Сдержал бы порыв и заставил себя уснуть, но не сейчас. Опьяненный мозг не думал, что брату может не понравиться, он вообще не предполагал, что Грег — натурал. Алкогольный дух нашептывал, что все пройдет суперски, а влюбленный подросток поддакивал и подсказывал, что в Рождественскую ночь все возможно. Может, это подарок Санты? Недолго думая, я прикоснулся губами к щеке брата. Меня не остановили. Ему понравилось? Значит, будем ковать железо, пока горячо. Осыпая кожу короткими поцелуями, я потихоньку начал опускаться к шее Грега. Дальше мне продолжить не дали. Брат осторожно отстранил меня от себя, его взгляд почти неуловимо изменился, мне показалось, что он стал темнее. — Если бы я не знал тебя, малыш Кевин, я бы подумал, что ты ко мне ластишься, — проговорил он с улыбкой, но взгляд остался серьезным. — А что, если ты прав? — на выдохе произнес я, чтобы не дать себе запутаться в словах. А заодно закинул ногу на бедро брата. Все-таки тогда не показалось, сейчас в штанах Грега явно тоже не было спокойно. — Поверить не могу, — шокировано прошептал брат, — ты что, гей? — Скажешь, что ты — нет? — я несколько раз потерся о выпуклость в его штанах, от чего Грегу пришлось глубоко вдохнуть через сжатые зубы. — Да со мной-таки все понятно, но я боялся навредить тебе. — Ну, как видишь, я уже поврежденный, а твой переезд сделал только хуже, — воспользовавшись замешательством брата, я продолжил с того места, где закончил. Пуговицы на рубашке Грегори не очень-то хотели расставаться с петлями, но я усердно работал над этим. Координация движений тоже сыграла со мной злую шутку. Брат нежно провел по моим рукам, заставляя остановиться, а затем еле ощутимо взял меня за подбородок. — Так ты обижался не только потому, что я переехал? — удивленно продолжил опрос Грег. — Я обиделся именно потому, что ты переехал. Я ведь хотел все время находиться рядом, а ты слился, — язык хоть и заплетался, но брат внимательно ловил каждое мое слово. — Черт, малыш Кевин, ну и что ты со мной делаешь? — тихо поинтересовался он. — Ну, в братиков я играть больше не хочу, — капризно заявил я. Напиваться определенно не стоило, хотя... — И я уже не хочу, — мне показалось или в его голосе появилась хрипотца? Стремительно подмяв меня под себя, Грег задал, наверное, один из самых нужных вопросов за весь сегодняшний вечер: — У тебя уже был кто-то? — Зачем мне кто-то, если есть ты? — хотелось задать ему тот же вопрос, но я боялся разочароваться. — И правильно, — возбужденный шепот, а затем меня начали ласкать. Никакие видео и фантазии не могут сравниться с теми ощущениями, которые возникают, когда тебя касается любимый человек. Ни один далекий красавец-актер из Голливуда не может быть лучше родного и близкого, того, кто находится рядом. Ни в один праздник я не был так счастлив, как в этот. Грег осторожно входил в меня, при этом нежно целуя. Мы заключили руки в замок, я не мог и не хотел разжимать пальцы. Вскоре где-то вдали послышались взрывы — кто-то запускал фейерверки, иногда мир за окном окрашивался в разные цвета. А в моем сердце, как и в голове все наконец-то встало на свои места. Я страстно прижимался к брату и умолял его не жалеть меня, а трахнуть по полной программе. Долго упрашивать Грега не пришлось, вскоре он стал вбиваться в меня, не забывая целовать плечи, губы, щеки. Я судорожно впился ногтями в его плечи и пытался не издавать лишних звуков — а что если мама с папой и Чарли пришли? Вот это уже была бы плохая перспектива. Брат отстранился, немного шире развел мои ноги и стал резко входить в меня, а его рука крепко обхватила мой член. Выровняв темп, мы одновременно двигались друг другу навстречу, а Грег еще и восхитительно круто дрочил мне. Было трудно, но я пытался не закрывать глаза, хотел все время видеть своего брата, который сейчас выглядел особенно соблазнительно. Уже то, как он облизывал нижнюю губу, выводило меня из себя. Грег сильно насадил меня на свой член и я почувствовал, как он кончил, спустя несколько секунд не выдержал и я. Брат еще несколько раз вошел в меня до упора, а затем устало упал рядом. — Что же мы теперь родителям скажем, м? — чуть отдышавшись, спросил Грег и посмотрел на меня, а затем отправился за салфетками. — Можешь сказать, что я тебя соблазнил, — все еще загнанно дыша, отозвался я. Мой любимый брат залез на кровать с целой кучей влажных салфеток и стал приводить меня в порядок. — Еще скажи, что так не было, — хихикнул он, закончив со своим занятием, и взял меня за руку. — Нет, тебя под удар подставлять не будем. — Как хочешь, но за право быть с тобой я готов сражаться, — и это была чистая правда. — Думаю, все не будет так драматично. Мама догадывается о моих чувствах к тебе, — меня нежно поцеловали в висок и начали укрывать одеялом. — Чувствах? — переспросил я, затаив дыхание, а Грег сильнее сжал мою руку. — Ну да, думаю, вполне очевидно, что я люблю тебя совсем не братской любовью, — сказал он так, будто объяснял очевидные истины маленькому ребенку, я лишь счастливо улыбнулся и сжал его руку в ответ. — Я тоже уже очень давно в тебя влюблен, — скованно проговорил я, покраснев. На брата я вовсе не смотрел, легче было признаться с закрытыми глазами. — Ты переедешь ко мне? — невинно спросил Грег, а у меня не то, что глаза открылись, они сходу еще и форму блюдец приняли. — Ну ты же не думаешь, что я и дальше хочу видеть тебя три раза в неделю по одному часику? — Согласен. Ладно, я перееду к тебе, — совсем уж смущенно пролепетал я. — Хороший мальчик, — Грег притянул меня к себе, мягко прикоснулся к виску и прошептал на ухо: "Спокойной ночи". Мы оба не смогли сдержать смешок. — Это что еще за порнография? — совсем близко послышался удивленный возглас. Недовольно поморщившись от слишком громкого звука, я все-таки удосужился открыть глаза. Голова не болела, во рту сухо не было — вино оказалось хорошим, но вскоре мне все-таки пришлось нервно сглотнуть. Уже полностью одетый Грег держал в руках портрет. Но не тот, где брат одет, а как раз тот — который, на мой взгляд, любимый вообще в жизни не должен был увидеть. — Э... ну, вообще-то... я хотел поэкспериментировать... и... э, — ответ совершенно не получалось сформировать. Все отговорки казались до ужаса глупыми, даже глупее той, из-за которой мы не общались два года. — Пообещай мне одно, — начал брат. — Все, что захочешь, — мгновенно отозвался я, предполагая, что мне навечно запретят рисовать такое и был полностью согласен с приговором. — В следующий раз зови меня позировать. Кто его знает, с кого ты срисовывал в прошлый раз, — указывая на портрет, сказал Грег. Я мог бы начать объяснять, что на самом деле ориентировался на тактильные ощущения и ни с кого ничего не срисовывал, но решил просто кивнуть. К продолжительным разговорам я пока был не готов. Утром встало не только солнце. Хотя, как раз солнце решило совсем не показываться из-за туч, решив, что люди будут больше рады пушистому сухому снегу, который сейчас крупными хлопьями падал с неба. Что же, солнце оказалось чертовски правым. — А теперь иди сюда, — Грег игриво притянул меня к себе и стал сладко целовать губы. Мои руки как по приказу тут же оказались на его плечах. — Кажется, нас сейчас беспокоит маленькая проблема, — когда брат возбужден, его голос еще круче. Но не успел я хорошенько обдумать эту мысль, как все мысли экстренно покинули мою голову. Резинка моих домашних штанов оказалась где-то на уровне коленей, а Грег демонстративно облизал губы и склонился над моим членом. Сдержать первый стон было невозможно. Ну и заставили мы поволноваться родителей, когда не разговаривали два года. Мама переживала больше всех, она-то чувствовала, что между нами все очень запутанно. Поэтому облегченно вздохнула, когда я сказал, что буду жить у Грега. В тот же вечер мы ей во всем признались, она не была против. С папой было труднее, но, в общем, все тоже сложилось благополучно. Ну а Чарли... А Чарли вообще молодец. Он с умом воспользовался рождественским настроением Питерсонов и Эшли теперь его девушка. "В Рождественскую ночь случаются чудеса", — говорит мой любимый братик, и я чертовски согласен с ним.