Рубильник

      Даже через войлочный тапочек неприятно ударяются о холодный пол пока не обросшие взрослым мясом пяточки: волнуясь, девочка ступает слишком усердно.       Где-то справа вверх должен тянуться столб руки, ладонь которой обхвачена липкой ладошкой. Медсестра наклоняется, чтобы приободрить малышку: перед операцией волнуются все, кому суждено лечь под бестеневую лампу.       Свежо; справа обдаёт холодом – это, верно, окно.       Перед операционной нужно разуться; плитка прилипает к ступням. Девочке неизвестно, есть ли здесь другие люди – только заступившие на смену медики застыли, чтобы не пугать звуками безглазое дитя. Понемногу они собираются, концентрируя шорохи все ближе к ставшей центром действа девочке. Много месяцев предстоит им быть подобием рабочих на конвейере, по которому текут маленькие люди.       Биотехнолог задерживалась, прочие же были готовы начать. ― Ужасно, – глас хирурга был переполнен решительностью: много раз видев их, она снова заглядывает в пустые глазницы. Зная ответ на собственный вопрос, все же задает его. – Сколько их?       Сонный взгляд невролога, мечтавшей опрокинуть еще пару чашек кофе, падает на коллегу: — Столько, сколько приведут: три сотни, что ли. До декабря без выходных, черт подери. Девки, а сколько за переработку сверху дадут? Пелена лет скрыла от обывателя катастрофу на склоне горы Пангеана, последствия которой врачи ликвидируют лишь сейчас, когда глазницы рожденных вскоре после нее детей перестали расти. Первым звуком того утра стал взрыв, первым цветом – ржаво-кровавый, первый вдох – - исполнен густого солоноватого газа. Пожар превратил военный завод из градообразующего в градоразрушающий. Все дети, зачатые в последние месяцы после трагедии, родились без глаз.       Вязкую тишину прервала девочка: ― А это больно?       Не желая отвечать, анестезиолог открыла зажим капельницы и попросила считать вслед за ней. Биотехнолог уже была в операционной, победно держа чемоданчик с искусственными глазами, которые предстояло вживить маленькой пациентке.       Праведный гнев переполнял хирурга – брови почти сомкнулись над смуглым орлиным носом. Ее волосы уже тронула изморозь седины, и за всю свою жизнь вернее, чем на другие чувства, она полагалась на зрение. Отравить целый город и лишить вновь рожденных дара видеть? Преступно халатные инженеры сейчас за решеткой, но будь она на их месте – немедля застрелилась.       Последние приготовления завершены; единственный источник света теперь – бестеневая лампа. Хирург приняла скальпель, но что-то комом встало в ее горле – она была обязана сейчас это сказать. ― Дамы. Эти дети живут и жили в темной комнате безо всякой надежды понять, что окружает их. Сегодня мы включаем в ней свет.