Очень светло в глазах, А в голове забвенной и немного мягкой Плывут легкие облака, разбавляя желанья графитовые бессмыслицей. Мелкая пыль, успокаивая, высится И леденит…
Он попадает в странную комнату. Глаза слепит кипельно-белый, что застлал все уголки помещения. Стены то ли из граненого хрусталя, то ли из резного стекла, выкрашены в белый с обратной стороны. Потолок высокий, глянцевый, белоснежный. Пол такой же белый, но матовый, притом настолько, что, кажется, коснись его, и пальцы покроются приличным слоем сухого дробленого мела. В комнате практически нет мебели: только лишь множество деревянных, тщательно выкрашенных белой эмалью тумб различных форм и размеров. А на них россыпь маленьких александритовых шариков и множество хрупких фарфоровых статуэток, каждая из которых имеет форму и силуэт, но совсем не имеет цвета и смысла. В центре зала лежит молодой парень, облаченный в идеально-белый костюм. Спина касается матовых полов, пшеничные пряди оттеняют снежно белый... И лишь подогнутые колени не касаются напольной поверхности. Возле него лежит стекло идеальной гладкости. Но он не трогает его и лишь смотрит куда-то сквозь потолки. -Я умер во сне? Я в чистилище?- рвет тишину Кай слегка хрипловатым голосом, поднимая кверху уголок губ. Парень слегка поворачивает шею, складывая голову на бок. Песочные пряди падают на лоб, закрывая часть глаз. Кожа парня - гладкий белый фарфор, или, может, мороженое молоко с налетом горного хрусталя поверх. Глаза - светлые, со стеклянным угольным зрачком, который обрамляет крупная растекшаяся карамельная капля. А бледно-розовые, слегка пухлые губы с тонким шрамом на нижней у самого центра, приоткрываются в немом вопросе. -Это твое пристанище? Или что-то вроде?- тянет брюнет все с той же ухмылкой. Тот лишь отрицательно качает головой и смело рассматривает своего гостя. Секундой позже, садится напротив стоящего Кая, подтягивая тонкие ноги и обхватывая их чуть ниже колен бледными хрупкими ладонями. А затем смотрит. Долго смотрит… Угольные зрачки, с карамельным обрамлением, проникают внутрь, подобно рентгеновским лучам. А затем копошат, тревожат что-то внутри, отчего Каю становится невольно не по себе. И ему кажется, будто парень смотрит на него уже несколько часов, и он все еще не в силах двинуться. А на деле стоит он всего пару минут. Блондин слегка улыбается, наполняя легким подобием света медную радужку, и ударяет ладонью по полу, приглашая парня сесть рядом. И как только он оказывается подле, блондин сплетает их пальцы, заставляя Кая поморщиться. Его прикосновения подобны тающей ледовой стружке, что не морозит, но охлаждает знатно. -Я Кай. А ты кто?- спрашивает брюнет, смягчая оскал. Парень поворачивает голову и смотрит с недоумением, но снова куда-то в самое нутро, куда-то сквозь кожу и ребра меж лопаток. А затем берет тонкую стеклянную пластину и обдает ее горячим воздухом из собственной гортани, заставляя ее запотеть . А затем изящным пальцем выводит : «Хань». - Ты мой сон, Хань? На это он лишь как-то не совсем однозначно кивает и укладывает голову на чужие колени. - Мы еще увидимся?- спрашивает Кай, возвращая прежнюю ухмылку. Парень пожимает плечами и опускает веки с загнутыми пушистыми ресницами. Кай просыпается. На пальцах - меловая крошка, а внутри какой-то можжевелово- соленый ком. - Кай?- раздается чужой бархатно-низкий голос над ухом. -Мм...- тянет Кай, утыкаясь в чужое плечо. -Ты холодный. ***Лунными бликами Озари лицо жемчужно-опаловое. Душу вялую Оживи…
-Я снова здесь?! Слушай, это правда просто сон? Парень пожимает плечами и смотрит мягко, с толикой нежности из-под пушистых густых ресниц. -Хань, почему я сюда попадаю? Пальцы касаются запотевшего стекла и скользят осторожными линиями. «А тебе здесь не нравится?» -Ну почему же. Просто я не привык, чтобы мне что-то снилось. Тем более, чтобы я во сне разумно размышлял. Хань хлопает ладошкой рядом с собой, а сам ложится на спину, поднимая янтарные глаза к потолку. Кай располагается рядом, подложив ладони под голову. Графитные пряди рассыпаются по кипельно-белому полу, ярко контрастируя с ним. Он поднимает нефтяно-черные глаза вверх и смотрит, смотрит… Наблюдает, как глянцево-белый сменяется прозрачным. Белые узоры плывут по потолку и сменяются, как картинки в калейдоскопе. Маленькие гранулы, похожие на бисер, небольшие стеклянные шарики, жемчужные бусины россыпью покрывают потолок сверху, пересыпаясь из стороны в сторону, будто от ветра. -Как это работает? Хань смотрит недовольно, с нотой презрения. -Ну прости. Кай прижимается щекой к прохладному полу и смотрит на парня. -А ты и не похож на человека. Слишком необычен. Хань молчит и слегка улыбается, хлопая большими глазами часто-часто. А затем вновь берет стеклянную пластину. «Если хочешь, можешь приходить сюда каждый день». -Это как это? То есть это не сон? «Не совсем.» -Не знаю. Ну тут неплохо. Наверное, лучше видеть что-то, чем не видеть ничего. «С тобой спокойно.» -О чем ты? А Хань лишь кладет голову ему на плечо и закрывает глаза. Кай просыпается. -Черт, ты заболел? Крупные ладони обнимают со спины. - С чего бы? - Ты ледяной. -Мне не холодно. -Может, чаю? -Черт, Чанёль, - пальцем по сенсорному экрану,- четыре часа. -Поднимайся. Касаясь пухлыми губами края керамики, Кай заливал горячую, почти обжигающую ароматную жидкость в гортанную трубку. -Чанель, мне снился сон. -Я был там? -спрашивает парень, весело изгибая одну бровь -Очень странный сон. Белоснежная комната, стеклянные скульптурки и парень в белом, сидящий прямо на полу. Он молчит и улыбается. Очень милый паренек, но какой-то поникший или просто странный. Он снится мне уже неделю. Каждый раз в этом же костюме и в этой же комнате. Только говорим всегда о разном и действия разные. И это, в общем –то, на сон не слишком похоже. Как будто просто я прихожу в какое-то здание, как будто просто сижу там по собственной воле. И это все при полном контроле рассудка и действий. Это странно. И еще… Там всегда пахнет морем и можжевельником. - Тебе комфортно? Или может тебе это мешает и не дает выспаться? - Да нет же. Вполне сносно. Только странно. Чанель берет его за руку. Чанель теплый, как послеполуденная весна. Чанёль даже пахнет сейчас чем-то теплым вроде пряно-ванильных ароматических свечей. Осушив чашки и оставив их в раковине до следующего утра, они снова ныряют под мягкий ворсистый плед. Кай тушит свет и укладывается на чанёлевскую грудь. Тот теребит смоляные пряди, пропуская их через фаланги пальцев. На кончиках остается меловая пыль. А от самого парня пахнет чем-то свежим, отдаленно напоминающим морскую пену. Чанёлю жутко. ***Изморозью покрылся ты, Только вот почему-то мерещится сладкая вата. Ты слит из мертвенно-белого смрада, Но я вижу только свет и чистоту…
Сегодня в комнате стоит небольшой двухместный диван, обитый белой узорной микрофиброй. Хань просит Кая сесть. Он подходит невыносимо близко и пальчиками прикрывает каевские веки. От легкого прикосновения внутри растекаются холодные течения, а тонкая бронзовая кожа покрывается слоем мурашек. Раз. Два. И руки Ханя уже прижаты к собственным ногам, а напротив стоит крупный белый рояль с прозрачной крышкой и белоснежный стул подле. К. Дебюсси-Лунный свет Тонкие бледные пальцы скользят и бьют по белому и черному, наполняя комнату нежной меланхоличной мелодией. Она входит под кожу, куда-то в межреберную полость и куда-то внутрь слуховых рецепторов, заполняя собой все по пути. Пока пальцы скользят по клавишам, блондин улыбается. Кай подмечает про себя, что ему идет улыбка. С ней он выглядит чуть более земным. -Красивая игра. Почему ты мне раньше не играл? Мы все-таки знакомы уже без малого 2 недели. Хань смотрит с ухмылкой, проводя пальцем по стеклянной крышке и поднимаясь со стула. -Почему ты всегда в этом костюме? «А почему ты всегда в майке и спортивных штанах?» -Ну я вроде так сплю,- улыбается Кай чуть мягче самого Ханя,- И все же, это твой дом? Хань молчит. Он снимает пиджак и расстегивает пару пуговиц на тонкой рубашке. «Теперь по-другому. Доволен?» И усилившаяся улыбка на бледных губах. -Да. Взгляд падает на хрупкие ключичные кости, покрытые тонкой полупрозрачной кожей и на длинную шею с еле заметным кадыком в центре. -Почему мне кажется, что если тебя коснуться, то останется меловая пыль на пальцах? Хань подходит совсем близко и подставляет шею. Кай протягивает руки и осторожно проводит ладонью. Бронза на фарфоре отливает настоящим золотом. Он проводит рукой несколько раз, покрывая прохладную молочную кожу россыпью мурашек. И ничего… Никакой белой пыли… Но Каю не хочется останавливаться. Ему невыносимо мало. Впиться бы губами и провести языком линию параллельно ключице. Попробовать бы на вкус. Ему кажется, что Хань подобен тающей снежинке, что дети радостно ловят ртом в снегопад. И ему хочется касаться его еще и еще. Только это неправильно. Хань ловит губами воздух и отстраняется. -У тебя красивая кожа. И мягкая. Хань кивает и ухмыляется, а затем сводит веки. Кай открывает глаза. Чанёлевская ладонь лежит на боку, под футболкой. Он скидывает её с себя одним махом. Потому что Чанёль нестерпимо теплый, слишком, до противоестественности. А сквозь сон проникает морская соль в обонятельные рецепторы. Чанёлю душно и страшно. И немного обидно. *** Ковыляя по рыхлому асфальту, наворачивая многочисленные круги, они бродят по слегка душным осенним улицам, вдыхая дорожную пыль и выхлопную дымку. Они петляют по полуденным улицам, переплетая пальцы. Чанёль сминает пухлые каевские губы своими, запуская ладони в аспидно-черные пряди. А после поцелуя Кай неожиданно шепчет: -Смени парфюм. - Зачем,- улыбается парень . -Душит. -А раньше тебе нравился,- смеется Чанёль. Дома они пьют теплый какао, который кажется Каю обжигающе-горячим, и смотрят какие-то фильмы, громко смеясь и бурно споря. Спать ложатся чуть позже полуночи. -Знаешь, мы никогда об этом не говорили. И не знаю, стоит ли. Просто хочу сказать, что, вроде как, люблю тебя. Кай делает вид, что уже уснул. ***Ступаю голыми пятками по мягким перьям, Касаюсь ладонью шелковых покрывал цвета слоновой кости. Я пришел к тебе с разумом в гости. А уйду, видимо, без него…
Он снова попадает сюда, как только проваливается в сон. Здесь больше нет ни рояля с прозрачной крышкой, ни дивана с мягкой обивкой. И парень впервые за две недели одет совсем иначе. На хрупкие узкие плечи накинута однотонная белая футболка, слегка обнажающая ключицы. А крепкие ноги обтянуты белыми брюками с дырками, из которых проглядывают бледные колени. -Я, видимо, понравился тебе, раз ты ради меня переоделся. «Я, наверное, тебе понравился, раз ты приходишь ко мне каждую ночь». Хань ухмыляется. Они садятся на пол. Это у них уже так принято. Белый больше не слепит. Лед - не морозит. А Хань - манит. Хочется коснуться бледных коленей, что, кажется, сливаются с цветом брюк. Хочется вдохнуть глубоко-глубоко и впитать всеми фибрами такой уже необходимый свежий аромат. Хочется кататься по полу, вбирая одеждой дробленый мел. А Лухан все также ухмыляется.Ладонью тонкой крошку снежную Рассыпь по медленным автострадам. Мне больше уже и жить не надо… Преврати в пыль реальные эстакады. Я тут останусь. Ладно? Ты меня слышишь?
Кай касается подушечкой безымянного ханевской нижней губы и проводит по ней, слегка расцепляя губы. Затем поддается вперед и касается кончиком носа его щеки. Хань беззвучно посмеивается. Кай проходит ладонью по ключицам, слегка касается плеч. Хань- совершенен. Пальцы должны чувствовать совершенство. Хань целует Кая, аккуратно, медленно, но не нежно - слегка развязно. Мелкие ледяные осколки проходят сквозь поры, ищут тепло и тянутся к венозным дорожкам. Целовать Ханя- не ловить ртом тающие снежинки. Целовать его- падать в промерзлое небытие, пропахшее морским ветром. Белые пальцы скользят по золотистой коже шеи, забираясь в чужие пряди. Волосы Кая - тягучая нефть, плавно стекающая с фарфоровых пальцев. Кай вдыхает как можно больше воздуха, заполняя Ханем тонкие стенки легких. Хань закрывает глаза. Кай просыпается. Проснувшись, он тянется к чанелевскому плечу, но обжигается. Чанёль тянет его на себя и целомудренно касается его губ своими. Губы Кая - прежде жженая ваниль с кокосовой стружкой, сейчас прогорклая соль вперемешку с холодными частицами. Чанёль отстраняется и отворачивается, бросая неловкое: - Ты целовал его. - Кого? -шепчет Кай, гладя парня по волосам. -Того парня из сна. -С чего бы… - Спокойной ночи. -Черт, Чанёль, это же просто сон. -Знаю. Чанёлю немного больно и до безумия жутко. Кай идет к зеркалу. Он видит губы, покрытые инеем и пряди волос с кусочками льда. *** Кай странствует так уже целый месяц. Иногда он даже пытается спать днем, когда уж очень не терпится увидеть карамельно-медные пятна вокруг черных зрачков. А иногда, чувствуя вину перед Елем, он не спит по несколько суток. Город, улицы, дороги- все сквозит теплом и отчаянием. Белый же мир Ханя - легкая прохлада, чистое наслаждение. - Знаешь, было бы лучше, если бы ты был в моем мире. Хань бесшумно смеется, выводя на стекле: « А как же Чанёль?» Кай осекается в тот момент. Ему стыдно. -А может я смогу жить с тобой здесь?Преврати слова мои человечьи в пух, Тот, что там, за стеклянной рамой в жерле тех центрифуг… Окати талой водой, что впитала весь серый дорожный смог. Но разреши остаться здесь, в обители белоснежной…
Каю больно. Но холод чужих пальцев затмевает боль. Чужие губы превращают ее в ледяную стружку на кончиках пальцев. Хань качает головой, мол нельзя. -И что же тогда будет?- тихо шепчет парень с нефтяными прядями. «Все будет хорошо. Просто подожди.» А потом Кай не видит его целую неделю. Где-то ледяные осколки крошатся и буравят кожу изнутри, аккуратно, не оставляя шрамов. Кай злится. Срывается на все, что попадается под руку. И на Чанёля. Чанёль теплый- как мерзкая оттепель. Слишком земной и удушающий. Чанёль- не для Кая. Кай-не для Чанёля.. Стыдно и мерзко. А Чанёлю страшно. Он пытается поговорить с Каем, образумить его .Он стал чаще играть на гитаре и чаще брать выходные. Чаще хватать каевскую руку и сжимать в своей. Только от этого только хуже, стыднее, противнее. Руки Чанёля- большие, крепкие, горячие. А у Ханя тонкие кисти, и на изломах локтевых суставов иолитовые вены- признаки истиной жизни. «Не люби меня»- мысленно молит он Чанёля. « Не мучай»- шепчет ханевскому образу в собственных мыслях. В конце недели Хань все же приходит. Только не к Каю- к Чанёлю. *** Чанёля слепит бушующая белизна окружающего. Тело изрядно промерзло. Ему кажется, что он сходит с ума. Из мебели здесь только белые тумбы с мелкими статуэтками. Жутковато. Легкие заполняет можжевеловая соль. А в центре сия места сидит парень, облаченный в кипельно- белое. Кожа его- мертвенно-бледная, а взгляд полупустой, слегка напыщенный, самодовольный. -Чанёль,- произносит он довольно высоким тембром, поднимаясь на ноги. -Ты из сна Кая, да? -Ага,- развязно шипит блондин,- теперь мы знакомы. -Он говорил, что ты немой. -Я просто не умею красиво говорить,- кривит Хань слегка пухловатые губы,- Если бы я говорил, он бы ко мне больше не пришел. -Зачем тебе это? -Жить хочу. Хочу свободы,- шепчет Хань прямо в ухо, леденя чужую щеку собственным дыханием,-Ты ведь не нужен ему, Ель, сам посуди. Ему просто жаль бросать тебя прямо на плаху. Ты спас его, он тебе благодарен. На этом все. -Это его дело. Я не держу его. Если захочет, всегда сможет уйти. Я его не мучаю. Я уйду лишь тогда, когда он попросит. -Ты правда думаешь, что все можно понять, прикинув на пальцах? Что все просто, как скелетное строение? Ха, Чанёль, я смеюсь тебе в лицо. -Это, пожалуйста. Сколько хочешь,- тянет Ёль, изгибая одну бровь. Хань смыкает веки. Чанёль просыпается. *** Кай,- шепчет Чанёль за утренним кофе,- Ты бы не верил этому своему пареньку. Он приходил ко мне вчера. И говорил со мной. Кай озадаченно смотрит. - Он говорил. Притом голос у него довольно приятный, мягкий. -Зачем ты играешь со мной? Зачем говоришь это?- сухо отвечает Кай, случайно задевая чашку и заставляя её попрощаться со своим содержимым,- Сначала ревнуешь меня к образу из сна. Теперь и вовсе смеешься надо мной. Как он выглядел, Чанёль? -Светлые глаза, пшеничные волосы, бледная кожа, как у покойника… -Вспоминаешь мои слова? Это удар под ребра, понимаешь? Кай встает из-за стола и уходит в универ. Чанёль кричит вслед, что у парня шрам под губой. Кай думает, что и об этом он ему просто рассказал сам. А у Чанёля дробится в пыль крупная галька, называемая спокойствием и комфортом. И сердце щимит от обиды и недоверия. Становится еще страшнее. И по-прежнему нет понимания выхода и исхода. ***Мелом води по стенам и без того кипельно-белым от штукатурки и глянца. Пачкая разум и пальцы, Мертвенно-белым закрась румянцы. И замуруй меня, в стены стеклянные закатай…
Кай снова видит Ханя. И снова ежедневно. Он все больше целует его и касается, и все меньше раскаивается. Все больше доверяется мятежу, все реже использует разум. Все сильнее пропитывается морем. Все слабее их с Чанёлем связь… -Хань, мне тяжело как-то. Можно я останусь? Там душно. «Погоди немного. Станет лучше.» Кая засасывает болотная жижа, умело выкрашенная в белый. Ханю не приносит удовольствия игра на чужих чувствах. Вот только слишком уж хочется свободы, чтобы думать о ком-то кроме себя. *** Хань приходит к Чанёлю спустя неделю после их первой встречи. -Ты делаешь ему больно, Ель. -А ты его ломаешь. -Чтобы что-то построить, нужно что-то сломать. Хань пожимает плечами. - Ты низок. -Немного. -Пока, Ель. Хань обнимает Чанёля. Хань прикрывает глаза. Чанёль не просыпается. Чанель остается в белой клетке. Он стучит по стеклянным стенам, что отбивают эхом странные ритмы. Кричит в узорчатые потолки, но они лишь молчат целомудренно. Он падает на колени, марая темные штаны меловой крошкой. Через несколько дней он будет сидеть в абсолютно белом, а кожа его станет светлее на несколько оттенков. Но пока он бьет кулаками по полу, нарушая привычное здесь спокойствие. У Чанёля теперь только такой мир, сжатый до размеров маленькой комнатки… *** Кай просыпается от холодных рук на собственной шее и от бушующей свежести. -Хань? -Я,- шепчет он. -А где Чанёль? -Ему сейчас хорошо, не волнуйся. А ты спи. У нас теперь общий сон на двоих. Кай улыбается и кладет голову на чужое плечо. А когда он засыпает, ему снится Чанёль, сидящий на кухне с чашкой в руке. « Он говорил, Кай. Притом голос у него довольно приятный, мягкий.»