ЧЕРНО-БЕЛОЕ

Тьма. Не такая, какая бывает в темной комнате, когда, присмотревшись, все-таки можно различить очертания предметов. И не та, что застает в густом лесу безлунной ночью. А абсолютно безмолвная, кромешная тьма, когда даже не ясно, открыты ли твои глаза или же нет. Такая, в которой теряется ощущение реальности и пропадает большинство чувств: слух, зрение, ориентация во времени и пространстве. Тьма обрушивается, обволакивает, проникает вовнутрь, разносясь с потоком крови к самым потаенным уголкам тела, прокрадывается в душу, выхолаживая ее. Тьма становится всем, что ты видишь, слышишь и ощущаешь, и кажется, что ты находишься в ней вечность, хотя на самом деле может пройти лишь минута. Она заполняет тебя до самых краев, и в итоге ты полностью растворяешься в ней, сам становясь этой тьмой – липкой, холодной. И все, к чему ты в дальнейшем прикасаешься, словно заражается, пачкается. И кажется, что нет выхода из бесконечной непроглядной черноты, нет пути назад, к свету. И ты кричишь, пытаясь нарушить это равнодушное безмолвие, мечешься из стороны в сторону в желании добраться до невидимой границы или же разорвать черноту этой материи, в которую тьма завернула тебя, как в кокон, чтобы увидеть хотя бы искорку, хоть полоску света. Но ни звука не вылетает из твоего рта, а тело остается столь же неподвижным. И глаза, которые ты открыл настолько широко, как только мог, по-прежнему видят перед собой лишь черноту… С губ сорвался едва слышный хриплый стон - испуганно-жалобный, беспомощный; резко распахнулись темно-карие глаза, расширенный зрачок в которых полностью закрывал собой радужку. Мутный растерянный взгляд заметался из стороны в сторону, выхватывая отдельные детали окружающей обстановки: грязные, размалеванные граффити стены заплеванного тупика, которые можно было разглядеть в тусклом рассеянном свете уличного фонаря с соседней улицы; кучи мусора, которые лениво ворошил слабый ветер, выхватывая и гоняя по кругу мелкие бумажки; и темное небо, затянутое серыми облаками и вонючим смогом. Слух уловил доносящийся шум ночного города, который, казалось, начинает по-настоящему жить лишь с наступлением темноты: широко открывает светящиеся глаза-окна, зажигает огни фонарей, яркие вывески магазинов и неон рекламы; выгоняет на свои улицы толпы людей, которых с жадностью проглатывают оголодавшие за день глотки ночных клубов и притонов, чтобы наутро выплюнуть обратно то, что не сумели переварить. Да, все вернулось: слух, зрение, осязание, обоняние, ощущение своего тела, лежащего на холодном твердом асфальте. И даже резкую боль, прострелившую голову, Андрей приветствовал с радостью, как родную: если он что-то чувствует, значит он жив и не растворился в этой пугающей темноте. Он шевельнулся и вновь застонал, ослепленный новой вспышкой боли. Обзор заслонила пелена слез, а когда удалось проморгаться, Андрей увидел над собой склонившееся лицо, обрамленное спутанными светлыми волосами. Кристально чистые, словно вода в реке, глаза с беспокойством всматривались в искаженное болью лицо, губы были плотно сжаты, и Андрей почувствовал, как напряглась рука, поддерживающая его голову. - Ты кто? – хрипло выдавил он из себя, обращаясь к парню, на коленях которого он, как оказалось, лежал. На красивом лице отразились растерянность и недоумение, быстро сменившиеся пониманием и болью, смешанной с разочарованием. И тут же лицо приняло абсолютно бесстрастное выражение, напоминая тем самым гладкую белую маску. Андрей наблюдал за этой метаморфозой, прикрыв мокрые ресницы, и на мгновение ему показалось, что тусклый уличный свет как-то странно окутал голову и плечи этого парня, отразившись и заиграв бликами на светлых длинных волосах, отчего он стал напоминать ангела. Но ангел в грязной подворотне? Что делать одному из небожителей в загаженном тупике? Нет, они являются лишь праведникам, а праведники не шатаются по ночам по злачным местам и трущобам, а крепко спят в своих постелях, видя свои праведные сны, наполненные светом и пением этих самых ангелов. Если они, конечно, вообще существуют. Андрей сглотнул и хотел уже было повторить свой вопрос, но в ответ раздалось: - Ты не помнишь? - Что, блядь, я должен помнить? – уточнил Андрей. - Хотя бы что здесь произошло, - поморщившись, незнакомец кивнул на грязную стену. На что Андрей отрицательно качнул головой, на миг зажмурившись от новой волны боли. – Ясно, - прозвучало нарочито спокойное. – Меня зовут Олег. Я мимо проходил и заметил драку, ну и помог тебе немного, но ты, похоже, все же успел пострадать намного сильнее, чем я предполагал. - Охуенно… - протянул Андрей. – А как ты узнал, что помогать надо именно мне? Может, это я как раз-таки бандит с большой дороги, а не… с кем я там дрался? И сколько их было? - Двое, - подсказал Олег. – Мне показалось это несправедливым. Честные люди так не поступают – двое на одного, - значит они были не правы, хотя бы в этом. Этого оказалось для меня достаточно, чтобы сделать выбор в твою пользу. - Я смотрю, ты прям рыцарь, отстаивающий справедливость. Воин света и добра, - после этих слов Олег ощутимо вздрогнул, а Андрей продолжал: - Или нет, ты скорее вещий. Вещий Олег, - усмехнулся он. – Ну что, всем неразумным хазарам отомстил? - Всем, - вздохнул в ответ спаситель. – Пока я пытался привести тебя в чувство, они разбежались, точнее, расползлись. - Ну заебись теперь, - выдохнул Андрей. Он попробовал подняться и сесть, и ему немедленно помогли, поддержав. Прикрыв глаза, пережидая головокружение и боль, Андрей пытался вспомнить события, что привели к тому положению, в котором он сейчас находился, но тщетно. Последнее, что отложилось в памяти: днем у него сломалась машина, и домой он, Андрей Крестовой, добирался на такси, правда, откуда – не помнил. Долго простаивал в многочисленных пробках, которые, будучи сам за рулем, всегда лихо объезжал, нарушая все мыслимые правила дорожного движения. Все это добавило раздражения и окончательно испортило ему настроение. А дальше… а что было дальше? Будучи расстроенным и злым на весь мир, Андрей решил завалиться в ночной клуб, чтобы сбросить напряжение, хорошенько оттянуться и залить свое горе дорогим алкоголем? Или что? Что привело его в этот тупик глубоко за полночь? Попытка вспомнить захлебнулась в новой волне боли, и Крестовой отбросил эти мысли, оставив их на потом. Походу, хорошо оттянулся… - Ты как? – раздался обеспокоенный голос над ухом, и Андрей, открыв глаза, встретился с обеспокоенным взглядом голубых глаз. - А сам как думаешь? – криво усмехнулся Крестовой. – Хуево. Помоги встать… пожалуйста. Почему-то в присутствии Олега, такого светлого и справедливого, материться было неловко, но Андрей ничего не мог поделать с теми словами, что вылетали из его рта. По крайней мере, он попытался смягчить реплики вежливостью, ну, насколько это было возможно в его состоянии. Крестовой почувствовал крепкую хватку подмышками, а затем резкий рывок вверх. Перед глазами все поплыло, и Андрей инстинктивно ухватился за обнимающие его руки, опираясь спиной на поддерживающего его Олега. - Спасибо, - выдохнул он, когда зрение немного прояснилось и унялась дрожь в ногах. – Можешь уже меня отпустить. Как показалось, просьбу выполнили нехотя, излишне долго задержав ладони на теле Андрея, но он ничего не сказал по этому поводу, потому как, стоило спасителю отстраниться, сразу почувствовал, что лишился не только поддержки, но и тепла, что исходило от Олега. Сейчас же ночной ветер прохладными струями холодил измученное тело, пробираясь под одежду, которая, к слову сказать, была не в лучшем виде: черная майка на спине превратилась в лохмотья, а спереди была изрядно перепачкана кровью; черные джинсы, тоже местами порванные, были все в пыли и грязи. Да еще и черные волосы, что упали вперед, пока Андрей рассматривал преображенного себя, свесились спутанными грязными сосульками, мешая и закрывая обзор. Крестовой со злостью собрал их и откинул назад, почувствовав, как кончики защекотали местами обнаженную кожу на лопатках. Он попробовал отряхнуться, но не преуспел в этом, зато обнаружил в заднем кармане джинсов разбитый вдребезги телефон. Выудив сим-карту из обломков, Андрей безжалостно бросил их на асфальт и, заметив краем глаза валяющуюся в стороне кожаную куртку, поднял ее, отряхнул и натянул на себя, чтобы хоть немного прикрыть свой неприглядный вид и спастись от ночного ветра. Все это время Олег стоял чуть в стороне и наблюдал за действиями Крестового. Андрей обратил внимание, что его невольный напарник по драке также выглядел немного потрепано, хоть и в меньшей степени: черные джинсы были пусть и грязные, но целые, а светлая футболка была лишь слегка помята. Олег тоже успел облачиться в кожаную куртку и собрать в низкий хвост длинные, до пояса, волосы, и, в принципе, его можно было принять за обычного ночного гуляку, в то время как Крестовой больше походил на бомжа. Невольно сравнивая себя и Олега, Андрей заметил, что они были практически одного возраста и роста, оба стройные, подтянутые, несколько жилистые, но на этом сходство и заканчивалось. Светловолосый белокожий Олег с чистыми голубыми глазами и Андрей, смуглый кареглазый брюнет, - как белое и черное, как день и ночь, как свет и тьма… Вновь вспышка боли в голове – и Крестовой, от греха подальше, вообще прекратил думать, потому как это, оказывается, иногда вредно для здоровья. - Ты, это… спасибо тебе за помощь. Я, пожалуй, пойду, - пробормотал Андрей, отчего-то чувствуя себя странно неловко за свои слова, словно что-то неправильное происходило прямо сейчас. - Да, конечно, - быстро ответил Олег. – Я провожу тебя, на всякий случай. - Нахуй мне нянька? - отмахнулся Крестовой. – Что я, маленький, что ли? Он развернулся и побрел прочь из тупика, направляясь в сторону освещенной улицы. Андрей не оглядывался, но спиной чувствовал взгляд Олега, словно кожей ощущал его присутствие рядом – упрямый парень с обостренным чувством справедливости и сострадания шел следом. Почему-то даже в голову не пришло поймать такси, ноги сами несли в нужном направлении, причем разум не принимал никакого участия в процессе передвижения и ориентации в пространстве. Боль уже не была такой острой, лишь ныло и гудело в голове, словно ею поиграли в боулинг, выбив не один страйк. Андрей свернул с широкой улицы во дворы, чтобы меньше привлекать к себе внимание пусть и редких прохожих или не нарваться на полицейский патруль. Позади по-прежнему ощущалось присутствие настырного спасителя, и, не выдержав, Андрей обернулся. - Спасибо, конечно, и все такое, но ты так и будешь пасти меня? – прозвучало несколько раздраженно. – Или тебе заняться больше нечем? - Не хочу, чтобы ты в очередной раз вляпался. Думаю, на сегодня с тебя достаточно, - пожал плечами Олег. – Да и дорогу ты выбрал не очень удачную – довольно неблагополучный район. - А ты что, ебаная мать Тереза?! Всех сирых и убогих до дома доставляешь?! Да ты прям Робин Гуд! – огрызнулся Крестовой, раздраженный такой навязчивой заботой. - Неправильное сравнение, - как ни в чем не бывало улыбнулся провожатый, - да и «Вещий Олег» мне нравится больше. - Отъебись от меня нахуй! – рявкнул Андрей. - Непременно, - все такой же раздражающе спокойный ответ, - тем более что ты почти дошел. - С хуя ли? – Крестовой оглянулся и заметил, что действительно стоит буквально метрах в пятидесяти от пятиэтажки, в которой жил. – Откуда… - Ладно, мне пора, - оборвали его. – Будь аккуратнее, пожалуйста. До встречи. Не дожидаясь ответа, а быть может, не желая отвечать на вопросы, которые готовы были посыпаться на него, Олег развернулся и быстрым шагом покинул тускло освещенный двор спального района. Андрей смотрел ему вслед, пытаясь понять, что сейчас произошло и откуда появились невообразимая тоска и странное тянущее чувство в сердце, когда он глядел в спину удаляющегося парня. Крестовой даже потер грудь, стараясь избавиться от этого неприятного ощущения, одновременно перебирая свои воспоминания, но попытка разобраться в себе вновь была грубо пресечена резкой режущей вспышкой боли, что прострелила голову, и Андрей, не впервые уже за последний час, решил прекратить думать. Ключи от домофона и квартиры нашлись в кармане кожаной куртки, там же обнаружились деньги и документы. Андрей на автопилоте поднялся на третий этаж, открыл дверь и оказался в темноте коридора. Щелкнув выключателем, он оглядел знакомый интерьер своего жилища. То, что оно его, Крестовой нисколько не сомневался, только вот, хоть убей, не помнил, откуда оно у него, с кем он тут живет, да и вообще… Порывшись в глубинах своей памяти, Андрей с ужасом понял, что практически ничего не помнит о своей жизни: ни семью, ни место работы или учебы, ни откуда он… Лишь общие сведения: фамилия, имя, возраст, место жительства… Словно кто-то стер все его воспоминания, заложив в голову простую программу о его личности. Да, хорошо же его приложили… В этот раз боль в голове взорвалась вспышкой сверхновой, и Крестовой, пошатнувшись, прислонился спиной к входной двери. Когда перед глазами перестали плясать искры, он стянул с себя ботинки и куртку, бросив все в коридоре, и прошел в ванную. В квартире было тихо… непривычно тихо. Андрей не понимал почему, но подспудно чувствовал, что недостает чего-то очень важного, значимого, но вот чего… Или кого? Догадываясь, чем ему грозит погружение в раздумья, Крестовой попытался отбросить мысли и ощущения и сосредоточиться на себе. Душевая кабинка, раковина, висящее над ней зеркало, небольшая тумбочка, стиральная машина, унитаз и настенный шкафчик – все знакомо до каждой мелочи, но и словно чужое. Мягкий свет отражался от глянцевой поверхности светло-зеленого кафеля, не резал глаза, но смотреть на все это отчего-то было больно. Словно вот-вот должен кто-то подойти, обнять со спины, положив подбородок на плечо, тяжело вздохнуть и встретиться взглядом в зеркале, улыбнуться устало, провести губами по шее, зарывшись носом в черноту волос, жарко выдохнуть в ухо, вызывая тем самым волну мурашек… пробраться руками под футболку, огладить живот, поднимаясь выше, а затем спускаясь вниз… Потеря, невыносимое чувство утраты – вот что мешало, словно заноза засев в груди. А в зеркале по-прежнему отражалось лишь одно лицо – смуглое, кареглазое, - на котором уродливыми разводами засохла размазанная кровь. Длинные черные волосы слиплись в неопрятные сосульки, вызывая у Андрея недоумение: а зачем он вообще отрастил такие лохмы? Неудобно же, да и ухаживать за ними часто было лень или некогда. Но они нравились… кому-то нравилось… Нравилось гладить и пропускать пряди между пальцами, зарываться в волосы носом, вдыхая запах, и сжимать в кулаке, оттягивая голову назад, открывая горло, когда… когда… Помутнение в глазах напомнило Крестовому, что дальше думать не следует, и он отвел взгляд от своего отражения. К черту все это! Андрей резко дернул выдвижной ящик тумбочки и выхватил лежащие там ножницы. И застыл, глядя на серебряные побрякушки, что были свалены неопрятной кучкой: массивные кольца, кожаные браслеты с заклепками и прочими примочками, несколько цепочек… И застило глаза внезапно всплывшей картиной… - Знаешь, у людей есть такой праздник, Новый год? – говорит кто-то, сидя на разворошенной постели, но кто – не удается рассмотреть, слишком смазана картинка. Однако голос кажется странно знакомым. - Это когда мужик, наряженный в красную шубу, подарки раздает? - уточняет Андрей, натягивая кожаные штаны с металлическими заклепками и цепочками. - Именно, - соглашается собеседник, - только там не только мужик наряжается. Помимо этого нужно срубить пушистую елку и увешать ее кучей ярких игрушек, разноцветными лампочками и ворохом блестящей мишуры. - И что? - А то, что ты напоминаешь мне это новогоднюю ель: под грудой украшений не видно самого дерева, не видно его природной красоты: упругости зеленых иголок; янтарных шишек, что гирляндами увивают пушистые ветки; нет блестящей снежной шапки, и даже естественный и неповторимый запах смолы и хвои пропадает. - Эй, не передергивай, - смеется Андрей, - ты сейчас сравниваешь меня с бревном? - Нет, не с бревном… я просто жду, когда ты нагуляешься, перебесишься и поймешь, что не стоит скрывать настоящее под ворохом наносного. Жизнь как вино – ее надо смаковать маленькими глотками, а не опустошать залпом, бросаясь во все тяжкие, как в омут. Будь настоящим, будь проще, и люди к тебе потянутся. - Не надо ко мне тянуться. Я сложный, и мне не надо никого. Мне нужен только ты… Картинка, больше похожая на воспоминание, медленно истаяла, стихли голоса и смех. Андрей моргнул и медленно сфокусировал взгляд на бурых кляксах, что медленно расплывались по сжатой в кулак ладони. Он посмотрел в зеркало, заметил текущие из носа ручейки крови и механически вытер ее, добавив новые разводы к уже существующим. Включил холодную воду и ополоснул лицо, даже не пытаясь анализировать то, что только что увидел, а наоборот, стараясь абстрагироваться от видения и запихнуть его как можно дальше в глубины памяти: на сегодня с него достаточно боли. Вновь схватив брошенные было ножницы, запрокинул голову, собрал свободной рукой грязные волосы сзади и безжалостно обкорнал их, бросив обрезанное прямо на пол. Подравнял челку и боковые пряди, чтобы не мешали и не лезли в глаза. И сам себе напомнил встрепанную мамашу из старого мультфильма про непоседливых обезьянок, который видел как-то мельком, но на это было наплевать. Затем, стараясь вообще ни о чем не задумываться, быстро разделся, также оставив одежду на полу, и шагнул в душевую кабину. Теплая вода помогла немного расслабиться, смыла грязь, пот и кровь, но полностью успокоиться не получилось. Голова по-прежнему тупо ныла, но, к удивлению, на ней не обнаружилось даже шишки, да и на всем теле никаких повреждений не было. Андрей выключил воду, наскоро вытерся полотенцем и, обмотав его вокруг бедер, босиком прошлепал в спальню. Свет включать не стал, даже в темноте прекрасно ориентируясь в комнате по памяти. Отдернув плотные шторы, чтобы впустить тусклый свет фонаря, Крестовой мельком взглянул на улицу и застыл, напряженно всматриваясь в сидящую на лавочке, у подъезда, фигуру: собранные в низкий хвост светлые волосы резко выделялись на черной коже куртки, бледное лицо и белая футболка практически не отличались по цвету, длинные ноги в черных джинсах перекрещены в лодыжках и вытянуты вперед, черные же кожаные туфли покрыты пылью. Словно почувствовав взгляд, Олег неожиданно поднял голову и посмотрел Андрею, казалось, прямо в глаза, отчего тот резко отшатнулся от окна. Переведя дыхание, Крестовой попытался справиться с бурей эмоций, захлестнувших его в этот момент: раздражение от навязчивости, подозрение в непорядочности, страх и непонятная радость от странного присутствия, благодарность за помощь, жалость и тянущая тоска… Олег, словно собака, которую выгнали из дома в мороз, сидел, ждал и надеялся. И не важно, что сейчас середина лета и тепло, аналогия напрашивалась именно такая. Чего он ждет? Или проверяет? Чего? Зачем? Куча вопросов и ни одного ответа. Чувствуя, как вновь подступает приступ ослепляющий боли, Андрей быстро представил себе струящийся в небольшое озеро водопад, яркую зелень тропического леса и громкое пение птиц, заглушившее все мысли, отбросил на пол полотенце и упал на кровать лицом вниз. Постель показалось ледяной, кровать – излишне большой для одного, и Крестовой совсем по-детски подтянул к себе вторую подушку, обнял ее, уткнулся носом, вдыхая приятный запах, такой родной и незнакомый одновременно. Усталость гранитной плитой навалилась на тело, закрылись глаза. И тьма закружилась в голове, утаскивая сознание все дальше и дальше, и раскололась вдребезги, разлетаясь тенями по углам, словно черные кляксы по белой простыне… …И ангел в белых одеждах, создание света, распахнул огромные белоснежные крылья, вытащил прямо из воздуха сияющий светом меч и рубанул наотмашь огромную тень, дитя тьмы. Разлетелись в стороны черные брызги, раздался истошный визг, но капельки тьмы не собирались так просто сдаваться: медленно стекались друг другу, вновь собираясь в большую кляксу, в то время как ангел рубил все прибывающие новые тени. Меч истаял в воздухе так же неожиданно, как и появился, когда стало понятно, что все усилия напрасны. Подлетев к самой большой тени, ангел обнял ее крыльями, крепко удерживая руками, и тьма впиталась в его тело, пятная и очерняя. Тень за тенью пропадали, поглощенные ангелом, и с каждым разом его облик все более менялся: длинные светлые волосы постепенно чернели, как и крылья; небесно-голубые глаза превращались в бездонные провалы; темнела кожа; изо рта появлялись длинные острые клыки; изогнутые когти рвали в клочья попавшиеся под руку тени, а идеально правильные черты лица коверкались, изменялись, превращаясь в уродливую злобную гримасу. И когда на голове выросли массивные рога, бывший ангел выпрямился, расправил нетопыриные крылья, запрокинул голову, и страшный рев вырвался из его глотки. Тени, более ничем не сдерживаемые, бросились к нему, но не нападали, а ластились, лизали руки, словно игривые щенки. Черный меч появился в руках демона, и он бросился на подлетевшего к нему белоснежного ангела, того, с кем совсем недавно стоял плечом к плечу, боролся с тьмой, будучи на одной с ним стороне, а сейчас схлестнулся с ним в битве не на жизнь, а на смерть. Огненные искры и лязг металла разлетались далеко по округе. Тысячи ангелов, тысячи демонов… и черные тени, кружащие над трупами и тех и других. И невозможно избавиться от них: стоит поверженному демону упасть, сраженному светящимся мечом ангела, как тысячи теней волной вырываются из уже мертвого тела, и все начинается по новой… Вновь очередной ангел обнимает крыльями тень, и перья чернеют, пачкаются. Волосы из белоснежных становятся цвета ночи, превращается в смуглую белоснежная кожа, наполняются тьмой голубые глаза... Отчаянный крик, полный боли и страха, не за себя – за него, раздался над полем боя, и к темному ангелу кинулся светлый, бросился на колени, обнял руками, укрыл белоснежными крыльями… От него полился живительный свет, впитываясь в оскверненное тьмой тело, исцеляя его, очищая, останавливая изменения, но не в силах обратить их вспять, вернуть прежнюю белизну крыльям. Ангел с черными волосами и крыльями, смуглой кожей и темными глазами – еще не тьма, но уже и не свет. И лишь тот, кто любит, тот, кто несет свет, способен излечить его тело, остановить заражение, удерживая на краю, не давая сорваться в черную бездну, потерять себя в этой тьме. Ангел не может воздействовать на тень напрямую, даже его меч не убивает ее, а лишь на время распыляет на мелкие осколки. Но сам ангел, несущий свет, в состоянии излечить другого, очистить его от тьмы, направляя свою силу на тело, а не на саму тьму, тем самым окончательно уничтожая тень. Уже навсегда… Андрей просыпался тяжело, липкая паутина сна никак не хотела выпускать свою жертву. Перед внутренним взором мелькали черно-белые кадры увиденной битвы, словно кино в формате 3D. Он не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь ранее видел настолько реалистичные сны. С трудом оторвавшись от подушки, Крестовой сел на кровати, обхватив руками тяжелую голову. Ночные события всплыли в памяти, смешиваясь с видениями из сна. Вспомнились мысли об ангелах и праведниках, и Андрей горько усмехнулся: уж на кого-кого, а на праведника он походил меньше всего, потому, наверное, ангелы в его сне не пели, а убивали. Все смешалось в гудящей голове: мысли и эмоции, сон и реальность. Грань между существующим и надуманным становилась все тоньше, отчего было страшно: Андрей уже не мог точно сказать, что действительно случилось наяву, а что было им придумано или просто показалось под воздействием ощущений. Вспомнился сидящий на скамейке Олег, но был ли он там на самом деле? Андрей уже не мог точно ответить на этот вопрос. Появилось непреодолимое желание подойти к окну и проверить, но Крестовой быстро задушил его на корню: банальный страх охватил его. Не видишь – не бредишь, и можно сделать вид, что ничего странного не произошло, что создаст хотя бы видимость нормы. Он поднялся и подошел к большому платяному шкафу-купе, что занимал почти всю противоположную стену. И когда открыл его, то с трудом подавил в себе желание отпрянуть, как вчера от окна: одежда висела на многочисленных вешалках и лежала ровными аккуратными стопками на полках. Только вот половина этого шмотья явно не принадлежала Андрею: ровная граница проходила между рядами, казалось бы, похожей одежды, словно кто-то провел ровную черту, говоря «вот это - мое, а это – твое, и не смей таскать мои шмотки!». Крестовой зажмурился, задержал дыхание и попытался аккуратно прикоснуться к своей памяти, словно с большой осторожностью листал пожелтевшие страницы древней книги. Но мгновенно усилившийся гул в голове – явный признак наступления сильнейшей боли – пресек эти жалкие попытки. Стараясь даже не смотреть внутрь, Крестовой схватил первые попавшиеся штаны и футболку и быстро задвинул дверцы шкафа. Андрей не чувствовал себя отдохнувшим, словно всю ночь мешки ворочал, а не спал крепким сном. Но желание отвлечься от мыслей было сильнее усталости, поэтому он решил занять себя физическим трудом: прибрался в ванной и коридоре, застелил постель, принял душ… А больше и делать было нечего: в большой гостиной был идеальный порядок, в кухне – тоже. И везде – везде! - ощущалось незримое присутствие кого-то другого: вторая зубная щетка в стаканчике в ванной, две кружки, стоящие на столе в кухне, многочисленная одежда и обувь, хранящиеся в шкафу в коридоре, забитый под завязку едой холодильник, которую одному не съесть и за неделю. Да много чего по мелочи. Андрей гнал от себя эти мысли и ощущения, но они вновь и вновь настигали его, стоило натолкнуться взглядом на очередное доказательство. Он чувствовал себя пустым, как барабан, словно лишился самой основы, некоего ядра, и осталась лишь ничего не значащая оболочка. Словно ты слепо барахтаешься в реке, а от тебя медленно отрывают кусочек за кусочком: и жив еще, и больно. Уж лучше бы сразу убили, что ли… И с этим нужно было что-то делать и желательно в ближайшее время: жить, не помня о себе практически ничего, просто нереально. От этого всего даже аппетит пропал, и, вконец измотанный, Андрей устроился на диване в гостиной, включил огромный плазменный телевизор, заметив, что время уже перевалило далеко за полдень, придвинул ближе стеклянный столик и открыл лежащий на нем ноутбук. Засветился экран, подключился интернет, и Крестовой зашарил в закладках в попытке отыскать там ответы на свои вопросы. Но, уже открыв первую папку, прекрасно знал, что ничего не найдет. «Мы не оставляем никаких следов, чтобы всегда можно было просто уйти и не вернуться», - неожиданно всплыла в голове странная мысль, словно реплика из шпионского фильма. И тут же голова взорвалась болью, заставившей Андрея застонать и откинуться на мягкую спинку кожаного дивана. Он закрыл глаза, пережидая головокружение, и незаметно для себя вновь уснул, уплывая на волнах стихающей боли. На этот раз не снилось абсолютно ничего и проснулся резко, словно кто-то грубо вытолкнул из сна в реальность. Крестовой поморгал, привыкая к полумраку комнаты, озаренной лишь исходящим от телевизора светом. За окном стемнело, часы в верхнем левом углу плазменного экрана показывали начало двенадцатого. Столь длительный отдых в этот раз принес свои плоды: самочувствие заметно улучшилось, усталость отступила, голова практически не болела, но вот с памятью никаких изменений к лучшему не произошло. Дома делать было абсолютно нечего, а спать больше не хотелось, да и сидеть в пустой квартире больше не было сил: находиться в давящей тишине, в которой одиночество ощущалось сильнее, было очень неуютно. И Андрей решил проветриться, отдохнуть от своих дум, отвлечься от всего непонятного, что произошло с ним за последние сутки. Вновь вернувшись в спальню и открыв пресловутый шкаф, Андрей быстро выбрал себе одежду, по наитию безошибочно определив, какая именно принадлежит ему: черные легкие штаны с многочисленными карманами, черная футболка с абстрактным рисунком на груди. В коридоре нашлись подходящие легкие туфли и короткая кожаная куртка, в которую Крестовой переложил документы, деньги и ключи от квартиры. С неровно остриженными волосами, торчащими в разные стороны, даже делать ничего не стал: в том месте, в которое он направлялся, внимания внешнему виду уделяли меньше всего, значение имела лишь платежеспособность. Оказавшись на улице, Крестовой воровато заозирался по сторонам, стараясь незаметно осмотреться, но ни длинных светлых волос, ни подтянутой высокой фигуры в ближайшей видимости не заметил. Ощутив облегчение вперемешку с разочарованием, Андрей зло чертыхнулся, а когда вспомнил, что телефон вчерашней ночью приказал долго жить, рассердился еще больше. Пришлось выходить на оживленную улицу и ловить такси там: пешком идти после вчерашних событий Крестовой пока не рискнул. В это время дороги были свободны, и буквально через двадцать минут автомобиль затормозил у яркой неоновой вывески, мигающей синим и красным, извещающей о том, что здесь находится один из многочисленных ночных клубов города. Андрей расплатился с таксистом и спустился в подвальное помещение, где и располагался «ночник». Заведение было не самого высокого уровня, скорее даже ниже среднего, но здесь было дозволено практически все, и не нужно было заморачиваться о своей репутации. Однако за порядком в клубе все-таки следили, правда, ни о какой корректности и вежливости здесь не шло и речи: шкафообразные вышибалы, не разбираясь, кто прав, а кто виноват, просто вышвырнут за шкирку нарушителей спокойствия, а если не подействует, то и наваляют - так, для успокоения особо буйных. Андрей, бросив короткий взгляд на танцпол, сразу прошел к барной стойке и занял свободный высокий стул. По периметру зала располагались столики, и не все они были заняты, но вот сидеть там одному не хотелось. Да и от бара открывался прекрасный обзор на все помещение. Андрей заказал себе выпивку и осмотрелся. Он поражался избирательности своей памяти: он прекрасно знал это место, помнил, что бывал здесь не один раз, и в большинстве случаев приходил не один, а… Легкая пульсация в висках, так, лишь намек, - и Крестовой прекратил копаться в воспоминаниях. Он и пришел сюда для того, чтобы отвлечься от них. Музыка была препаршивейшая, на вкус Крестового, а от резкой и частой смены освещения начинали уставать глаза, но это и помогало: грохот басов заполнил сознание, не оставляя места ненужным мыслям, а смотреть можно было и на мягкую подсветку бара, наблюдая за дерганьями посетителей, что отражались в зеркальной стене. Первая порция алкоголя легла не очень хорошо, вызвав жжение в пустом желудке, но потом приятное тепло распространилось по телу, и Андрей повторил заказ. - Кого я вижу! Крест?! Плохой день? – раздалось сзади. - Отъебись, - коротко бросил Андрей. Ему не нужно было даже оборачиваться или смотреть в зеркальную стену, чтобы узнать, кто стоит за спиной. Этого типа здесь знали все, кто посещал это заведение более одного раза. Ленька всегда представлялся по имени, но большинству посетителей он был известен как Мявчик. Получил он свое прозвище за поистине кошачью блудливость, потому как был весьма не разборчив в связях, не пропуская ни одной мало-мальски симпатичной мордашки и ладной фигурки, и не важно, что на этой фигурке было надето: штаны или же юбка. Никакой прибыли при этом Ленчик для себя не извлекал, трахаясь направо и налево удовольствия ради, а не выгоды для. «Творил добро на всей Земле» и нес «любовь» в массы, как он выражался. Спросом пользовался, поскольку имел достаточно привлекательную внешность и стройную гибкую фигуру, но выглядел несколько прилизано: зачесанные назад короткие русые волосы, блестящие масляные – как говорят, блядские – светло-голубые глаза, нос с небольшой горбинкой и излишне пухлые губы. Одевался, как правило, в светлое и обтягивающее. Но многим нравилось, и трудностей в поисках партнера для одноразового секса у Лени не было. - Ты сегодня явно не в духе, - не унимался Мявчик, - я наблюдаю за тобой достаточно давно и что-то не заметил твоего белобрысого дружка рядом. Неужели черти взбаламутили-таки тихий омут и я буду иметь счастье наблюдать тебя в одиночестве? - Иметь счастье ты будешь в другом месте, или счастье будет иметь тебя, мне в общем-то похуй, - деланно равнодушно ответил Андрей, напрягшись при упоминании «белобрысого дружка». Единственный «белобрысый», кого он помнил и знал, был Олег, но речь не могла идти о нем. Или могла? - Ты слишком нервный, и виноват в этом недотрах, - авторитетно заявил Леня, - это я тебе как доктор доктору говорю. - Слышь, доктор, я сказал тебе отвалить, - огрызнулся Крестовой. – Пиздуй по холодку, найди себе лошка и лечи его по самые гланды, а от меня отъебись со своими диагнозами. Я так-то не вломливый, и если ты продолжишь настаивать, то могу и вломить. - Зачем мне лошки, когда при одном взгляде на тебя у меня становится тесно в штанах? – осклабился Мявчик. - Спереди или сзади? – все так же не оборачиваясь, полюбопытствовал Крестовой. - А ты проверь. Ленчик прижался к спине Андрея и длинно выдохнул в шею, взъерошив и без того лохматые волосы. Крестовому стало противно, даже мерзко. Вспомнилось ощущение другого тела, что прижималось к нему прошлой ночью, и это было приятно. И это воспоминание наложилось на другое, то, что всплыло вчера в ванной комнате: кто-то другой прижимался к нему, и вот этот «кто-то» имел на это право, не Мявчик. Андрей выпрямился, полуобернулся, тем самым отстраняясь, зло прищурился и, глядя в глаза Ленчика, процедил: - Даже если ты останешься последним человеком на планете, тебе нихуя не обломится. Я себя не на помойке нашел, чтобы соваться туда, где побывала половина города. - А если ты сейчас не испаришься отсюда, как тебя просили, то тесно в штанах у тебя будет сзади, - раздался рядом спокойный голос. Мявчик и Крестовой синхронно обернулись, и оба поменялись в лице: первый был явно разочарован, второй – удивлен. - Ладно, проехали, я все понял, ребята. - Ленчик примирительно поднял ладони и попятился, затем развернулся и быстро растворился в толпе. - Ребята в овраге коня доедают, - бросил ему вслед Андрей. - Следишь за мной? – обратился он уже к Олегу, вновь отворачиваясь к стойке, чтобы спрятать эмоции: раздражение, удивление, облегчение и радость – все это спуталось и щемящим комком засело в груди. - Да нет, с чего бы, - Олег пожал плечами и уселся на свободный стул. - Ага, ты просто мимо проходил, как и вчера. - Точно, - и кивок в подтверждение. – Как самочувствие? - Что-то сегодня мне везет на докторов, - усмехнулся Андрей. – Мозги мне не еби. Или говори, что тебе надо от меня, или проваливай, чтобы я тебя даже не ощущал рядом. Давай, вещай, Вещий. - А ты ощущаешь? – быстро спросил Олег. - Тебя ебет чужое горе? – огрызнулся Крестовой. - Ты излишне грубо выражаешься, можно и нормально сказать. - Мне похуй на твое мнение обо мне и моей манере выражаться. Я не люблю навязчивых людей, и мне срать, что они там себе думают. Мнение – оно вообще штука шлюховатая: его меняют, как использованный гондон; им делятся с кем ни попадя; оно, как потасканная блядь, кочует от одного к другому. Так что, будь добр, оставь свою шлюху при себе, она мне неинтересна. - Н-да… - протянул Олег, потягивая заказанный сок через трубочку, и резко сменил тему: – Что ты сделал с волосами? Ты похож на швабру. Крестовой выдохнул сквозь стиснутые зубы и повернулся спиной к собеседнику, не удостоив его ответом. Он не мог понять, что происходит с ним. Андрей чувствовал, что что-то связывает его с этим человеком, что тот что-то знает о нем. Возможно, не нужно было быть таким грубым, а стоило расспросить Олега. Быть может, тот пролил бы хоть немного света на его жизнь. Света… При этой мысли что-то шевельнулось в груди, в памяти всплыл ночной сон, своей четкостью больше похожий на реальность или воспоминания, словно старая документальная хроника прошедших когда-то давно событий. Перед глазами замелькали кадры: белоснежные крылья и светлые волосы, голубые глаза, ослепляющий светом меч, взрезающий тень на множество мелких осколков… Брызги крови, пачкающие белые перья… Страшный рев демонов и истошный визг теней… Андрей остановившимся взглядом смотрел на танцпол, и вдруг ему показалось, что в ярких высверках, в переплетении светотени, в этом постоянно меняющемся освещении, некоторые тени ведут себя странно: они более резкие и четкие, намного темнее обычных, абсолютно черные, как первозданная тьма. Они меняются: то сливаясь вместе, то разлетаясь на более мелкие. Кружатся над людьми, как живые, порой задерживаясь над тем или иным человеком, а потом то ли пропадают, то ли впитываются. И тогда этот человек начинает вести себя иначе: более агрессивно, вызывающе, нагло, порой дело доходит до мелких стычек и даже драки. И тени становятся гуще, больше, сильнее, они множатся, словно подпитываясь исходящими от их действий негативом и злом. И в ответ на это видение что-то отозвалось в груди Андрея, завибрировало. Какая-то потребность. Его словно потянуло к этим теням, чтобы… чтобы сделать что? Крестовой с трудом отвел взгляд и отвернулся, бросил деньги на стойку и спрыгнул со стула. Стараясь ни на кого не смотреть, он стал быстро пробираться к выходу. Увиденное в клубе слегка отрезвило, а прохладный ночной воздух довершил это дело. Радовало, что хоть голова не болела. Андрей быстрым шагом шел по улице, пытаясь не думать о том, что увидел, но получалось плохо. Он словно сходил с ума или стал героем какого-то триллера. Это вызывало растерянность и даже страх. Неожиданно, завернув во дворы, чтобы срезать путь и выйти на широкую улицу, где было можно поймать такси, Андрей краем глаза уловил какую-то возню в темном арочном проеме. Слышались сдавленное мычание, задушенные крики и приглушенный мат. Подойдя ближе, Крестовому удалось рассмотреть два тела, одно из которых прижимало к стене другое: какой-то мужчина, зажав рот женщине, шарил у нее под юбкой, тихо при этом матерясь. Женщина сопротивлялась, как могла, пыталась вырваться или хотя бы закричать, но силы были явно не равны. Андрею достаточно было и своих проблем, но мимо пройти он все-таки не смог. Но, подойдя ближе, застыл как вкопанный, не в силах двинуться с места: мужчину окружала такая плотная тьма, что даже не удавалось рассмотреть его лицо. Тьма клубилась, проходя сквозь тело насильника, задерживаясь в нем, вырываясь наружу и вновь растворяясь. И опять Андрей почувствовал вибрацию в груди, эту странную тягу сделать что-то непонятное. И на этот раз она была настолько велика, что противиться ей не было никаких сил. Подчиняясь какому-то странному рефлексу, Андрей шагнул в арку. - Вали отсюда, парень! – рявкнул заметивший его мужчина, но Андрей не обратил на это никакого внимания. – Тебя это не касается! Проваливай, я сказал! – раздался новый окрик. – Ну ладно, ты сам напросился. Сплюнув, мужчина отпустил женщину, и она, задыхаясь и плача, быстро скрылась за поворотом. Андрей, так и не сказав ни слова, повел плечами, чтобы унять отвлекающий зуд, неожиданно возникший в районе лопаток, но мужчина принял это за проявление агрессии и сигнал к нападению. Он бросился на Крестового, замахнувшись кулаком, но Андрей не собирался с ним драться. Он перехватил летящий в него кулак, завернул мужчине руку и прижал его спиной к себе. Тьма сгустилась еще больше: за спиной Крестового появился плотный черный туман, соткавшийся в два огромных крыла, которые уплотнились и обрели материальность, разорвав на спине куртку и футболку. Андрей коротко взмахнул ими, а затем завернулся в мягкие перья, скрывая и себя, и того, кого удерживал в своих руках. Мужчина коротко вскрикнул и потерял сознание, а тьма, окутывающая его, начала медленно пропадать, впитываясь и растворяясь в теле Крестового. Все новые и новые тени прибывали, чтобы, как и их предшественники, влиться в тело темного ангела и завладеть им, и Андрею казалось, что он сейчас поглотит ночь полностью и резко наступит день. Тени спешили, торопились обрести материальность, ведь это такая удача – натолкнуться на ангела. Люди так слабы и недолговечны, и приходится слишком часто менять свое пристанище и искать себе новый сосуд. Не сравнить с телом ангела – оно вечно. Что бы там ни думали люди, никакие души теням задаром не сдались - им нужно тело. Неожиданно яркий свет разлился по темной арке, раздался страшный визг, и несколько теней разлетелись на ошметки, пачкая и без того замызганные стены и асфальт. Вновь яркая вспышка – и еще больше черных брызг. Тени отпрянули, отступили, растворились в ночной темноте, а светлый ангел, убрав меч, быстро подошел к темному, обнял его и укрыл белыми крыльями, аккуратно делясь светом и силой. Тьма, что струилась по венам Андрея, словно зашипела, забурлила, испаряясь из крови, которая постепенно становилась нормального цвета. Светлый ангел дарил силу, которой наливалось тело Андрея, и оно могло бороться с этой скверной внутри себя. Словно лекарство, повышающее иммунитет, чтобы больной мог одолеть поразивший его вредоносный вирус. Но, как и лекарства, света не должно быть слишком много – он может вызвать шок у темного ангела, «засветить» его, что так же, как и тьма, может привести к потере себя. Кратковременной или постоянной – зависит от количества влитой силы. Но иногда, когда теней слишком много, это единственный способ не дать им полностью завладеть телом темного, остановить обращение в демона. И Андрей справился: сознание прояснилось, словно кто-то включил свет в темной комнате. Стало легче дышать, лишь дрожь в ногах никак не проходила, и Крестовой, поддерживаемый крепкими руками, медленно опустился на колени. Он развернул черный кокон из перьев и положил бессознательного мужчину на асфальт. Крылья, как темного ангела, так и светлого, постепенно теряли материальность, вновь стали плотным туманом, а затем исчезли. Тело Андрея обмякло, и он обессилено откинулся назад, чувствуя спиной такое родное тепло. - Я так рад снова тебя помнить, - тихо сказал он, устроив голову на плече светлого. - А уж я-то как рад, ты себе не представляешь, - облегченно выдохнули ему в ухо, зарывшись носом в растрепанные волосы. – Я соскучился и хочу домой, к тебе. - И я соскучился, - вторил Андрей, сжав обнимающие его руки. – Если бы то только знал, как я ненавижу такие моменты. - Я знаю, потому что ненавижу их так же сильно, как и ты. - Эй, тебе не положено ненавидеть, ты светлый и должен испытывать лишь любовь, - усмехнулся Крестовой. - Не получается, когда дело касается тебя. Тебя вообще нельзя оставить без присмотра, поэтому я переживаю и злюсь. Вон что ты успел сотворить с собой за одни только сутки. Ты так и не ответил, что ты сделал со своими волосами и зачем? - Не знаю. Я становлюсь таким ублюдком, когда тебя нет рядом, - вздохнул Андрей. - Не выражайся, - усмехнулся Олег. - Не знаю, откуда это все вылезает, и меня это бесит, блядь, до невозможности. То есть черт, то есть блин… о-о-о дерьмо, - Крестовой обреченно закрыл глаза. – Прости, я настоящий отморозок. - Ничего подобного. Это не настоящий ты, а защитная маска. Да и люди… они оказывают на тебя воздействие, ты слишком поддаешься их влиянию, очеловечиваешься. - Я причиняю тебе столько боли, когда нахожусь не в себе, и ненавижу себя за это, - прошептал Андрей. – Я сам не в восторге, когда мне приходится «засвечивать» тебя. Но лучше уж так, чем наблюдать, как тени побеждают и поглощают тебя. Я теряю тебя именно в такие моменты: ты медленно уходишь, а я ничем не могу помочь. Именно это страшно… и больно. Я могу пережить твою временную амнезию, и уж лучше она, чем безвозвратная потеря тебя во тьме. Хорошо, что это случается редко, - успокоил его Олег. - В последнее время - слишком часто. Мы не справляемся, теней стало слишком много. - Я уже сообщил нашим. Они обещали прислать помощь. - Хорошо, - вздохнул Андрей. – Заканчивай здесь, и пойдем домой. Завеса на месте? - Обижаешь. Сразу же поставил, и никто ничего не видел и не слышал, как всегда бывает у людей. Андрей отстранился, и Олег поднялся, подошел к бессознательному мужчине и приложил пальцы к его вискам. Спустя несколько секунд тот поморщился и начал приходить в себя. - Пойдем, пока он не очнулся и не увидел лишнего, - поторопил Олег. – Сможешь сам встать? - Да, - поднимаясь, ответил Крестовой. – Блядь, опять футболку похерил. И куртку тоже. - Ерунда, - отмахнулся Олег, – тряпки еще пожалей. Сам как? - В норме. - Тогда домой? Пустишь меня на этот раз? – улыбнулся светлый. - Заткнись и топай, - Андрей толкнул Олега в плечо, поторапливая, - светает уже. - Я тоже тебя люблю. - Придурок, - отозвался Крестовой, улыбаясь во весь рот. Никакая ночь не длится долго. И какой бы темной она ни была, рано или поздно небо светлеет, тьма уступает место свету, бледнеют тени, но окончательно никогда не исчезают. Так повелось испокон веков, с самого момента сотворения мира, когда были созданы свет и тьма. Изо дня в день, из года в год день и ночь сменяют друг друга, и вечность длится борьба света и тьмы и будет длиться еще столько же. И не всегда она сопровождается победой света, потери есть с обеих сторон. Но если долго смотреть на свет, то можно и ослепнуть, как и потерять себя в кромешной темноте. Основой мира является равновесие. И темный ангел с черными крыльями, ангел-воитель, и светлый, его ангел-хранитель, – лишь они способны удержать это равновесие, не позволить миру погрязнуть во тьме, не дать тени поглотить свет. Их тысячи и тысячи, они везде, объединив в себе черное и белое, тьму и свет…