Часть 1
15 декабря 2014 г. в 02:16
Практика в городской больнице вещь в принципе интересная. Но не тогда, когда тебя отправляют сидеть в приемник в середине недели. Скучнее времени не придумаешь. Кабинет травматологии - скучнее места не придумаешь.
Придя к восьми утра на дежурство, не встретив врача, оккупировали с напарником кабинет. По устоявшейся привычке занесли список кабинетных журналов в дневник по практике. Лениво пролистали журнал приема. Потрепались с одногруппниками из соседней перевязочной. Сидя на кушетке за ширмой, раскидали картишки, ставя на кон всякую мелочь. А врача все нет. Сходили на обед, поболтали с медсестрами в регистратуре. Напарник подвергся очеобстрельной атаке, но мужественно спрятался за мою спину, а после и вовсе уволок на место отсидки. В травме все так же пустынно и врачеотсутственно. Пришли парни с соседней группы, пожаловались, как проводили санобработку бомжа, а потом еще и ванную после него отмывали. Случайно отломали плинтус в углу (от излишнего усердия, вестимо) и впечатлились засохшими бордово-ржавыми потеками.
Кажется, в травматологичке не так уж и плохо.
Лежа на кушетке и строя догадки о ванне-алтаре, жертвоприношении бомжей и комнатах с кровавыми письменами на стенах, провели время почти до вечера.
Врачей приемника нужно занести в Красную Книгу. За целый день нами не было встречено ни одного. Многообразие живот... медицинского мира крайне скудно. Оно ограничено несколькими медсестрами, пятком санитарок и стадом студентов разной степени обученности.
Но под вечер стало веселее. Скорая привезла нескольких пьянчуг с обморожением и женщину со сломанной ногой. Мы с напарником, сидя в коридоре, смотрели, как оперативно суетятся медсестры, организовывая переправку женщины. Дутые сине-красные куртки только так и мелькали. Пострадавшая болезненно кривилась и редко всхлипывала. Пара минут и опять тишь да гладь. Как прилив и отлив. Только все мельтешило, бегало, ругалось и грохотало, и вот снова все спокойно.
Следующая волна догнала нас у самого выхода из отделения. Но мы, привлеченные шумом и подталкиваемые любопытством, решили вернуться.
Одновременно приехало три бригады, поэтому было не протолкнуться. Одна привезла мужиков после серьезной драки, вторая девушку с аппендицитом. Третья выгрузила бабушку лет восьмидесяти и суетливого паренька. Возле них-то и обнаружился наш пропавший врач. Дабы засветиться перед глазами начальства, подошли ближе, но на нас особого внимания не обратили. Мы не обиделись. Очень уж домой хотелось.
В это время травматолог дал распоряжение отправить бабульку на рентген, а сам пошел разговаривать с взбудораженным пареньком. Подслушивать нехорошо, но не затыкать же уши.
Оказалось, что бабушка выпала из окна с шестого этажа. Как жива осталась - непонятно. Внук вызвал скорую и поехал сопровождающим.
Вскоре принесли рентгеновские снимки пожилой пациентки. Даже я, только два года проучившись по специальности, поняла, что здесь шансов нет. Столько переломов... Нужна не одна операция, чтобы собрать только бедренные кости, а уж остальное. Сердце не выдержит. В восемьдесят с лишним лет-то. О чем и сообщил врач внуку.
К этому времени каталку с бабушкой доставили в коридор и поставили у стенки. Глядя на нее не скажешь, что при смерти. Немного взлохмачена, вязаная кофта сбилась, дышит правда тяжело. Со всхлипами. Глаза прикрыты и поблескивают капельками слез. Открытых переломов нет. Но, знаете, так у некоторых бывает, кто с высоты упал. Снаружи все цело, но только проткни кожу, все внутренности одной гомогенной жижей вытекут.
Вперед-назад по коридору бегал внучок и что-то втолковывал мобильнику. Под стенкой помирала безнадежная бабулька. Напарник настойчиво тянул за рукав халата в раздевалку, намекая, что нам уже как час с лишним пора бы свалить. Я же стояла и смотрела.
Смотрела, как из-под серого казенного одеяла медленно показались перекрученные артритом пальцы, как дрогнули в беззвучном шепоте губы, как все же сбежала пара слезинок по щекам в пигментных пятнах, и затерялись в многочисленных морщинках.
Видела, как неохотно, будто преодолевая сопротивление, проворачиваются глазные яблоки, пытаясь разглядеть мельтешащую фигуру внука.
Не гляди ты так на него. Ему не до тебя теперь, телефонный разговор важнее.
Наверняка вы ждете, что я преисполнилась сочувствия к жестокой судьбе старушки, которую на пороге небытия бросил родственник? Не смешите мой цинизм, у него чувство юмора ампутировано. Он хуже заразы, передающейся воздушно-капельным путем, и болею я им уже давно и основательно. В тот момент я не чувствовала ничего. Абсолютно ничего. Жалость, сострадание, трепет? Окститесь. Пустотный вакуум, вот что давно поселилось в душе. И немного моральной усталости. Обведя взглядом пространство вокруг, совершенно не удивилась тому, что я не одна такая. Медперсонал занимался своими делами, друг рядом раздраженно притоптывал, врач вдумчиво набирал номер телефона регистратуры морга. В общем-то, привычная ситуация. Это не первый и не последний потерянный пациент. В конце месяца эта бабулька станет набором чисел в отчете, за что «наш» врач получит нагоняй от начальства и мягкое указание каким образом выдворять безнадежных больных на дом, дабы не портить статистику по больнице.
Ее лицо уже превратилось в подобие посмертной маски. Такое же невыразительное, восковое и холодное.
Многое начнут нести бред вроде:"... я почувствовала чье-то присутствие рядом..." или "... холодное дыхание Смерти раздалось над плечом...", или "... душа выпорхнула из тела и, обдав меня теплом, ускользнула в Вечность".
Байки для романтичных безголовых куриц.
Знаете, почему вы никогда не почувствуете пришествие смерти? Потому что она всегда рядом. Терпеливо стоит в нескольких шагах от вас и смиренно ждет первой и последней встречи с вами.
Вот и сейчас на моих глазах состоялась судьбоносное свидание.
Последний раз опала грудная клетка и больше не поднялась. На тонком запястье перестала трепыхаться вена. Испуганно-напряженное выражение ушло с ее лица, даже некоторые морщины расправились, а в глазах поселилась матовая пустота. Теперь это не чья-то бабушка, а просто очередной безликий холмик в холодильнике морга.
Когда мы стали такими терпимыми к смерти, чужой боли? Ведь пришли в медицинский чтобы научиться спасать человеческие жизни, дать клятву Гиппократа и посвятить себя защите чужого здоровья. Сейчас, наблюдая, как напарник равнодушно записывает итоги вскрытия пациента одного с нами возраста, вспоминаю, с каким трепетом несколько лет назад мы, дрожащими руками держали первые учебные препараты - позвоночник с ребрами, отполированные до желтоватого блеска руками таких же восторженных идиотов, как мы.
Тогда, в приемнике прозрачными искристыми осколками началась осыпаться, похрустывая под неумолимой пятой реальности, моя наивная вера в благородную профессию врача. Пришло осознание. Романтический слепящий ореол потух, открывая грязную, тяжелую, неблагодарную работу мясника.
Иногда я задумываюсь о том, какими неуловимыми убийцами могли бы быть врачи. Безжалостные, хладнокровные, знающие уязвимые места организма, способные сработать без улик или зачистить место преступления так, что никакая флуоресцентная лампа следов не покажет. Было бы желание. Но его, к счастью обывателей, нет. Ничего нет.
С пропажей восприятия человеческой жизни как ценности, слетает много и остальной шелухи. Зная, что итог для всех один, начинаешь больше потакать своим желаниям. Ведь они-то сдохнут, а ты еще поживешь и желательно получше, чем все. Прилипает некоторая высокомерность, взрастает здоровый эгоизм, флегматизм пополам с цинизмом и буйно цветет черный юмор.
Наверное, тогда в приемнике и начало что-то ломаться, уродливо перерождаться внутри.
Для нас путь к убийственному равнодушию начался уже там.
Позже бездушность рука об руку с чужой смертью поведут нас дальше.
Год за годом, жизнь за жизнью или труп за трупом.