***
Пустые вечера вдвоем с Кричером были страшны еще тем, что вереницей приходили воспоминания об ушедшем счастье. Как Гарри ни пытался заливать память убойной дозой огневиски, призраки прошлого крутились в его голове заевшей каруселью снова и снова: Хогвартс, пустые кабинеты, поле для квиддича, Хогвартс… Тогда, на последнем курсе, они и сами толком не успели понять, как всё закрутилось. Виновата в этом, конечно, была, как всегда, вездесущая Гермиона. Если бы не ее настырное вмешательство, два самолюбивых идиота так и не нашли бы в себе смелости признаться друг другу в том, о чем давно уже подозревала вся школа. Его подруга тогда случайно оказалась в кабинете Зельеварения наедине с Малфоем. А может и специально, но разве ж она теперь сознается? Драко, на правах дежурного, выбирал удачные экземпляры учебных зелий, а она кипятила свое особо хитрое варево. Он быстро покончил со своим занятием и совсем было собрался уходить, когда внезапно услышал сзади себя спокойное, почти равнодушное: — Я знаю, в кого влюблен Гарри Поттер. Фраза ударила в спину, как камень из пращи. Малфой вздрогнул, затаил дыхание, но умудрился процедить сквозь зубы: — Меня это не интересует. — Когда ты узнаешь, что это парень и к тому же со Слизерина, наверное, станет интересней. Ненавистный, едкий, всезнающий голос! Драко замер в дверях. Он стоял, не шелохнувшись, и явно боролся с собой. Но проиграл в этой схватке — не выдержал и еле слышно выдавил из себя: — Кто? Вопрос прозвучал так тихо, словно его и не было. Гермиона молчала. — Кто это, Грейнджер? — Малфой даже снизошел до того, чтобы повернуться к ней вполоборота. — Забини. Гермиона выронила эту фамилию и с любопытством наблюдала, как резко сходят надменные краски с красивого лица, и оно искажается странной гримасой. — Ты уверена? — он выдавил этот вопрос с трудом, почти с болью, а длинные нервные пальцы отчаянно впились в деревянный косяк. — Он его даже не знает. — Любовь — это такое чувство… Не обязательно знать, — Гермиона пожала плечами, всё так же испытующе глядя на Малфоя. Тот больше не сказал ей ни слова, кивнул головой и молча вышел. За ужином Гарри толкнул подругу локтем: — Ты сегодня не видела Малфоя? — Нет, — Гермиона насторожилась. — Зачем он тебе? — Так просто. Его весь день нет, думаю, куда он мог подеваться. — Да какая тебе разница? — Рон фыркнул и чуть не подавился куриной ножкой, так торопился высказать свое отношение к ситуации. В ответ на это Гарри пожал плечами, но снова бросил тревожный, ищущий взгляд на слизеринский стол. — Не глупи, Гарри, — Гермиона пожала плечами, лихорадочно соображая, куда действительно мог запропаститься Хорек? — Не волнуйся, наверняка у него свои дела. Поттер согласно кивнул и продолжил разрезать бекон под непрожеванное возмущение Рона: “И чего это вдруг он должен за него волноваться?”, а напуганная Гермиона, наскоро придумав отговорку, кинулась искать Малфоя. Мало ли, что тому могло взбрести в голову. Она явно не предполагала такой бурной реакции на свой эксперимент. Гонимая вперед чувством вины, она безрезультатно обежала половину замка, пока ей не пришло в голову поискать в туалете плаксы Миртл — ведь в прошлый раз они с Гарри выясняли отношения именно здесь. И оказалась права. Скорчившись и прижав колени к груди, Драко сидел в дальнем углу прямо на грязном щербатом полу. Глаза его покраснели от слез, растрепанные волосы падали на лицо, скрывая следы отчаяния, а распущенный галстук выглядел так, словно его нещадно терзали зубами. Плакса Миртл, пристроившись на ободранном подоконнике, жалостливо гладила его по голове прозрачной ладонью и вела заунывный рассказ о том, как ее однажды обидела лучшая подруга. — Малфой, ты что? — Гермиона бросилась к нему, отгоняя привидение, и растерянно остановилась в двух шагах, не зная, что делать дальше. Он спрятал лицо в коленях и глухо, отрывисто приказал: — Уходи. — Малфой, ты это из-за Гарри? — неожиданно для самой себя она упала рядом и обняла его, пытаясь заглянуть в глаза. Он даже не отшатнулся. - Драко?.. - растерянно повторила она. — Почему? Ну почему это именно Забини? — он внезапно поднял на нее такие несчастные глаза, что девушке стало нестерпимо стыдно. — Прости меня! Но я должна была вначале проверить, как ты к нему относишься, прежде чем выдавать его секрет. — Проверила? — перемена во взгляде была мгновенной: от отчаяния к обреченной, по-волчьи опасной злости. — Это не Забини. Я обманула. Это ты, — сбивчиво заговорила она, осторожно касаясь его плеча другой рукой. — Уйди, Грейнджер, просто уйди. — Гермиона? — Они оба обернулись на этот голос. В дверном проеме стоял пресловутый Поттер и растерянно переводил взгляд с растрепанного Малфоя на свою подругу, обнимающую того за плечи. Выражение лица у Гарри замкнулось. — Извините, не хотел вам мешать, — он резко развернулся на каблуках и вылетел вон. — Ну вот, теперь и он на меня обиделся, — Гермиона сложила руки на коленях и расстроенно посмотрела ему вслед. — Что это с ним? — Драко тоскливо уставился на дверь, в которой только что исчезла поттеровская спина. — Тебя ревнует, — Гермиона тоже продолжала расстроенно всматриваться в темный проем. — Думай, что говоришь, Грейнджер, — Драко устало откинул голову на стену и закрыл глаза. — Ты, Малфой, идиот. Я на этот раз правду говорю, а ты не веришь, — она наконец-то снова посмотрела на него. — Ты ему нравишься. Очень нравишься. Увидел нас вместе, и разозлился. — Врешь! — Драко подался вперед, и серые глаза вспыхнули такой надеждой, что только подлец мог его обмануть. Гермиона такой точно не была. — Он в тебя влюблен. Давно уже, — растерянно пробормотала она. — Но так бы и не решился тебе признаться. Я хотела ему помочь. Потому что видела, что он тебе тоже нравится. Но вначале должна была проверить, чтобы ты не сделал ему больно. Я не хотела тебя так огорчать… И даже не предполагала, что у тебя это так сильно... Да и он в это совсем не верит, поэтому никогда к тебе не подойдет первым. Драко закрыл лицо руками: — Ты ничего не путаешь? — А сам-то ничего не путаешь? Как ты к нему относишься? — она пытливо заглянула ему в лицо. Драко поднял на нее загнанный взгляд, который постепенно вытесняла надежда. Плохо осознавая, что делает, он умоляюще схватил Гермиону за руку: — Попроси его встретиться завтра со мной. После отбоя у озера. Он придет? — Придет, — уверенно пообещала она. — А если не захочет, я притащу его сама.***
Гарри пришел. Не пришел — прибежал, прилетел, примчался после сотого пересказа этой сцены Гермионой, когда наконец-то смог ей поверить. Не давая опомниться смущенному Малфою, в волнении поджидавшему его на темном берегу, стремительно подошел совсем близко, вопросительно заглянул в глаза и с гриффиндорским отчаянным безумством притянул к себе и зарылся лицом в растрепанные ночным ветром волосы, про которые не мог перестать думать вот уже два года. Драко напрягся, пытаясь вырваться, а потом пробормотав что-то наподобие “да какого черта”, расслабился, обхватил что есть сил руками и первым потянулся за поцелуем. С того дня они больше не расставались. И хотя договорились держать свои отношения в секрете, но оба так светились от счастья, что только слепой мог не догадаться. Слепой и Панси, которая не хотела верить до последнего и выла раненой волчицей, когда они сообщили ей о помолвке. Ну, и ещё Рон, решивший, что его друг внезапно сошел с ума. Потом смирились и эти двое.***
Кажется, это было так давно! Гарри снова отхлебнул и перекатил по языку терпкий огневиски. Кто же мог знать, что всё так бесславно закончится? Уж точно не они сами, влюбленные друг в друга до беспамятства. Тихий ночной шепот, нежные прикосновения, ласковый Драко, — ох, Мерлин, какой же он оказался неожиданно ласковый, — безудержный страстный секс, и любовь отчаянная, огромная, заполняющая собой весь мир до горизонта. Тогда ему казалось, что она способна вынести всё. Всё, но только не брезгливое равнодушие и измену. Камин заискрил, сообщая о чьем-то прибытии, и Гарри чертыхнулся, еле подавив в себе желание запустить в незваного гостя бокалом. Кого там принесла нелегкая? Уже пару месяцев, как от него все отстали и, наконец-то, оставили в покое. Панси Паркинсон, запнувшись о порог в топке, вывалилась из камина наружу и усердно принялась отряхивать рукав от пепла, кроя непотребными словами серую пыль и не обращая никакого внимания на хозяина дома. Гарри хмуро наблюдал за явлением малфоевской подруги, даже не предлагая ей сесть. Впрочем, он был уверен, что Панси не нужно особое приглашение. — Медитируешь, Поттер? — Паркинсон наконец-то удовлетворила чистота ее мантии, и она соизволила перенести свой взгляд на помятого обитателя жилища. — И вижу, медитация твоя продвигается успешно, — Панси ехидно кивнула черной стриженой головой на почти пустой бокал в его руке с остатками прозрачной жидкости. — Отвали. Нимало не смущенная таким приемом, она цапнула из-под носа у Гарри початую бутылку и одобрительно принюхалась. — Ну и как твоя новая семейная жизнь? Удачно? — Панси уже умащивалась в соседнем кресле, наливая себе без спроса огневиски в чистый бокал, поднесенный расторопным Кричером. — Пошла в жопу, Панс, — Гарри никогда не был особым джентльменом, а уж с Паркинсон, которая однажды выдрала ему клок волос за их помолвку с Драко, он и вовсе не церемонился. Разумеется, Панси ни капли не обиделась. Их пикировки только поначалу были действительно злыми, а потом, когда Панси вышла замуж за Нотта и успокоилась, бывшие недруги притерпелись друг к другу и даже стали получать удовольствие от взаимных подколок и напускной грубости — так странно они выражали свою симпатию. Вот и сейчас вместо того, чтобы оскорбиться, Панси нагло ухмыльнулась и уютно поджала под себя ноги, утопая в глубине тяжелого кожаного кресла. — А где же наша малышка Уизли? Что-то я ее не вижу. По магазинам мечется в предсвадебной агонии? — Панси сделала большой глоток и с любопытством завертела головой по сторонам. В ответ на недовольный поттеровский взгляд она ковырнула пальцем прореху в кожаной обивке и пояснила: — Все газеты трубят о вашей скорой помолвке. — Иди нахрен, Паркинсон. Так понятнее? — Гарри сейчас был не в том состоянии, чтобы терпеть сомнительный слизеринский юмор. Но Панси лишь наклонилась к нему ближе: — Я серьезно спрашиваю, где она? — Что ты ко мне привязалась? Откуда мне знать? Я ее сто лет не видел, — с каждой минутой Гарри раздражался все больше. Паркинсон поерзала в кресле и удовлетворенно выдохнула: — Ну вот. Я ему тоже так и сказала, что газеты все врут. — Кому? — Драко, разумеется. Гарри злобно посмотрел на нее исподлобья и сделал очередной громадный глоток. — Ему-то какое дело? — Поттер, ты что ли совсем идиот? Ты вот это сейчас серьезно спросил? — Гарри показалось, что она снова готова наброситься на него, как в тот день, когда узнала об их с Драко тайной помолвке. Даже кожа на голове тревожно засвербила от неприятных воспоминаний. — Послушай, я не знаю, чего ты добиваешься. Но уверен, что ему с любовниками некогда обо мне вспоминать. — С чьими любовниками? — в этот раз Паркинсон казалась действительно удивленной. Гарри раздраженно отвернулся от лицемерки и принялся разглядывать книжные полки. Достала. — Нет, ты мне ответишь, — Панси перелетела на широкую ручку его кресла, крепко вцепилась маленькими уверенными руками в воротник его рубахи и хорошенько встряхнула. — Какие еще любовники, и откуда ты взял эту глупость? — Да сам он мне сказал. Сам! — Гарри попытался вырваться из захвата и чуть не свалил ее на пол. — Отвяжись ты от меня уже, слизеринская кобра! Панси в ответ на новую порцию ругательств только цинично усмехнулась: — Ах, са-а-ам сказал. Тогда конечно. А ты, разумеется, тут же поверил? О, мой бедный, маленький, доверчивый аврор. Его обманули! — Паркинсон с деланным сочувствием погладила его по голове, потом внимательно осмотрела свою ладонь и брезгливо вытерла ее об юбку. — И как тебя еще с работы не выгнали, такого наивного? Ты так быстро забыл, на ком был женат? В душе у Гарри царапнулась надежда, маленькая, едва уловимая, которую он отчаянно боялся впустить, чтобы не обмануться. Теперь он уже сам вцепился Панси в руку, не обращая внимания на ее выкрутасы, и жадно уставился ей в лицо: — Соврал? Она пожала плечами: — Ушел с работы. Сидит один, как сыч, в своем мэноре. Заходи в любое время, не ошибешься. Почти не спит. А с тех пор, как газеты стали писать про тебя и мелкую Уизли, так и вообще… Не жрет ничего, только пьет и курит. Разговаривает с одними домовиками, боюсь, что скоро спятит. Я вообще-то пришла тебя прибить, Поттер, но сейчас вижу, что и ты не лучше, — она выразительно кивнула на пустой стакан, окурки, не влезающие в жестяную банку, потом на поттеровские спутавшиеся грязные волосы и снова выразительно потерла ладонью о шерстяную ткань, словно стирая с руки вековую плесень. И Гарри внезапно сказал этой невыносимой девице то, в чем не смог признаться даже лучшим друзьям: — Не могу без него. Думал, сумею, но не могу. Но Паркинсон чисто по-слизерински не оценила его честности, а лишь презрительно фыркнула. — Ну и за чем дело стало? — Он меня выгнал. Сказал, что не любит. — О-о-о, какой ты оказывается ранимый, наш герой. Да, Драко Малфой, он вообще такой… Откровенный. Всегда говорит то, что думает. И поступает только правильно и логично, — она снова ехидно усмехнулась и расправила коричневые твидовые складки на своем колене. — А то, что он до сих пор, не снимая, таскает на руке твое безвкусное, отвратительное кольцо, тебе ни на что не намекает? Гарри так резко подскочил с кресла, словно его укусила одна из зверюшек Хагрида. — Ты врешь, Панси?! — с мольбой в голосе спросил он, вспоминая как на изящном пальце и впрямь мелькнул какой-то металл, когда Драко треснул его пакетами. Та лишь снова пожала плечами: — Я не Драко, зачем мне врать, дорогуша? И хрипло рассмеявшись от поспешного хлопка аппарации, поуютнее устроилась в освободившемся поттеровском кресле и отсалютовала бокалом невидимому собеседнику: — Подозреваю, что ждать тебя обратно мне придется слишком долго, Поттер, — она с наслаждением отхлебнула обжигающей жидкости и крикнула в пустоту: — Эй, поди сюда, Кричер, расскажешь мне еще какие-нибудь секреты твоего хозяина.***
Драко неотрывно смотрел в серое дождливое окно. Он даже не обернулся на привычный хлопок, с которыми постоянно сновали по поместью домовые эльфы. — Мне ничего не нужно. Уходи, Тикси. — Хозяин выгнал Гарри Поттера и теперь страдает, — раздался за его спиной писклявый голосок. — Не твое дело. Убирайся. — Хозяин обманул Гарри Поттера, и тот теперь никогда его не простит, — мерзкий тонкий писк никак не унимался. Драко прижался лбом к холодному стеклу, словно пытаясь избавиться от острой головной боли. — Знаю, что не простит. Но я должен был его отпустить. Он меня разлюбил, — Драко больше разговаривал сам с собой, чем с кем бы то ни было. — Хозяин просто полный идиот. Жаль, что он не может этого признать и извиниться первым. Кипя от ярости, Драко развернулся, готовый заавадить потерявшего нюх домовика, и остолбенел, увидев Поттера, который стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы домашних брюк и хмуро его разглядывал. Без официальной мантии, такой близкий, домашний, родной… — Хозяин такой дебил. Почему-то он решил, что знает всё о чувствах других и может разом поломать две жизни, свою и чужую, — еще раз пропищал Гарри, прищурившись и вызывающе глядя на Малфоя. Драко растерянно смотрел на него: — Поттер? — под глазами у него залегли глубокие синие тени, да и сам он весь был похож на одну большую тень прежнего себя. — Где же твои пятьдесят любовников, Малфой? — поинтересовался Гарри нормальным голосом, подходя к окну, вставая рядом и тоже пристально всматриваясь в тоскливую декабрьскую морось. — Что-то их не видно. — Не твое дело, — огрызнулся Драко, резко очнувшись от наваждения и снова становясь самим собой. — Когда захочу, тогда и будут. — А когда ты захочешь, Драко, когда? — отчаянным шепотом спросил Гарри и внезапно притянул его к себе, зарывая пальцы в идеально уложенные, но безжизненно тусклые волосы. Как же он нестерпимо по нему соскучился! Драко тяжело дышал, вжимался лицом в его плечо и молчал. — Почему ты меня выгнал, Драко? — Гарри прикоснулся губами к светлому виску с еле заметной ниточкой теплого пульса. — Прошу тебя, хоть раз в жизни скажи мне всё, как есть, — Гарри не требовал, а просил его мягко и тихо, терся щекой о резкую скулу, касался губами розового изящного уха и жадно вдыхал до боли знакомый запах волос. — Ты меня разлюбил, — невнятно пробормотал Малфой, не поднимая головы. — Я хотел проверить, осталось ли еще хоть что-то. А ты просто взял и ушел. Даже не попытался ничего изменить. — Кретин! Я думал, что это я тебе надоел, потому и ушел. Ты ведь на меня уже смотреть не мог. А я никогда тебя не разлюблю, — Гарри не выдержал, обхватил серое измученное лицо ладонями и принялся покрывать быстрыми летучими поцелуями, за что был вознагражден резким вздохом. — С чего ты вообще это взял, Драко? — Ты стал задерживаться по вечерам. И врал мне, что был на работе. И вообще не смей ко мне прикасаться, у тебя теперь Уизлетта или кто там еще, — Драко порывался его оттолкнуть, но вместо этого только еще трогательнее подставлялся под поцелуи. — Причем тут Джинни? У меня так никого и не было, глупый. Я так и не смог. В отличие от тебя. — И я тоже не смог, чертов Поттер. Гарри благодарно обвил рукой его шею и уткнулся носом в висок: — Я никогда не врал тебе, Драко. — Я несколько раз заходил к тебе вечером в Аврорат, но тебя там не было, и никто не знал, где ты. А потом ты, как ни в чем не бывало, возвращался в ночи, гнал мне какую-то пургу про свой скучный бумажный день, и от тебя за милю разило духами. А Кричер стряхивал волосы с твоей мантии, длинные и черные, думал, что я не замечу… — Драко дернулся от горьких воспоминаний и снова ожесточенно попытался отстраниться, но Гарри поймал его за плечи и внезапно тихо рассмеялся: — Ты… я.... Малфой, у меня просто слов нет! Я работал под прикрытием, идиот. Внедрялся в банду. Под обороткой. Я был девушкой, брюнеткой. А тебе не говорил, чтобы ты не волновался. Ты бы меня поедом съел за такое. Два месяца назад мы наконец накрыли их всех, и духами от меня больше не воняет, уж поверь, — Гарри притянул изумленного Драко поближе к груди и нежно заглянул в глаза: — Ну почему ты никогда не спросишь ни о чем прямо? Это всё твоя вечная слизеринская скрытность. Давно ты мучился, Драко? Тот как-то совсем беспомощно и по-детски кивнул: — Давно. Очень. — Глупый мой. Мне же никто больше не нужен. Да я чуть не сдох без тебя, — Гарри любовно гладил изможденное лицо с темными кругами вокруг глаз и резко очерченными скулами. — И сам, посмотри до чего себя довел: ты же почти прозрачный. — Можно подумать, ты лучше выглядишь, — Драко, наконец-то почти поверив, притянул его к себе, жадно всматриваясь в зеленые несчастные глаза. — Скучал? — Не то слово. Совсем без тебя не могу. Вместо ответа Драко потянулся и поцеловал его так неуверенно и нежно, что от этого тонко и отчаянно защемило где-то в груди. Обхватить лицо руками, начать целовать, задыхаясь от чего-то колкого, пронзительного: — Любимый мой… Хороший… Драко… Руки скользят под одежду, жадно и торопливо гладят прохладную спину, поспешно перебираются к груди: — Господи… Драко… Я не могу без тебя больше… я вообще ничего без тебя не могу... Тела радостно вспоминают друг друга и живо откликаются на малейшее касание жаркими волнами. Тепло губ, горячий бархат кожи, сталкивающиеся и дрожащие от волнения пальцы. — Хороший мой… нежный… мой… любимый… чудесный… ласковый, — Гарри трогает губами его лицо и шепчет, шепчет, кажется впервые в жизни отпуская себя на волю и позволяя себе сказать ему всё, что чувствует; всё то, что уже так давно, с самой школы, горячим огнем опаляет и выжигает его изнутри. И Драко впервые не фыркает надменно и презрительно, не кривится от глупой сентиментальности фраз, а сам подставляется под эту незамысловатую ласку, жадно тянется чувствительным ухом поближе к наивным признаниям и раскрывается им навстречу, как подснежник первым лучам, прорезающим хмурое небо. Торопливый шорох скидываемой одежды, горячие поцелуи по всему телу, и желание, невозможное, острое, сладкое, от которого нет спасения. — Никого не было, Гарри? — требовательно шипит ревнивый Драко, угрожающе нависая над ним. — Никого, Драко, никогда, никого. Только ты, — восторженно шепчет Гарри, жадно целуя его везде, везде, распахиваясь и доверчиво впуская в себя. Как нужно, как необходимо сейчас отдаться, почувствовать внутри его бешеную страсть, вспомнить сердитую жадную манеру толкаться резко, прерывисто, рвано. Впустить в себя до конца, вскрикивая от наслаждения под его ненасытными толчками, принять всего, до основания, до самой последней капли и внезапно снова не увидеть, а почувствовать, как вокруг них двоих кружится и падает звездное небо. Тихий шепот, мокрые, липкие пятна и снова рассыпаются поцелуи жаркие, ненасытные, настойчивые. Глаза у Драко сияют ярче, чем рождественские звезды. — Никаких пятидесяти, Драко? — требовательно спрашивает Гарри, осторожно проталкиваясь в горячую тугую тесноту. — Только ты, придурок... Только ты, — покорно сознается тот, отдаваясь на волю его страсти. Два тела сливаются в одно. Движения все быстрее, все горячей. Драко отчаянно всхлипывает, до синяков впивается пальцами в плечи и изо всех сил подается навстречу. Его глаза приказывают, требуют, умоляют. Быстрей, быстрей. Еще, еще, хочу, Гарри, пожалуйста… Возьми меня, пометь, отымей, забери целиком. Только будь со мной. Только не бросай, не уходи, не оставляй меня больше никогда. Хриплый тяжелый вскрик и наконец-то Гарри снова слышит это полузабытое, изумленное, волшебное, на выдохе: “Га-а-ар-ри”. И от мелких судорог малфоевского экстаза он не выдерживает, ахает и, стремительно улетая вслед за ним куда-то ввысь, мучительно долго выплескивает внутрь белоснежного горячего тела всю свою отчаянную любовь и невысказанную тоску. С глухим рыком, полностью опустошенный, он падает на Драко сверху и придавливает, накрывая собой и в очередной раз обрушивая на них обоих миллиарды звезд и галактик.***
Драко, завернутый в своего любовника, как в одеяло, лениво приподнимает голову, нежно целует в краешек губ и трогает кончиками пальцев колючий подбородок, выпрашивая ответную ласку: — Поттер, я хочу тебя обратно. Немедленно. Голос у Драко в отличие от его трогательных жестов, нахальный и капризный, совсем как раньше. Гарри тихо улыбается и нежно целует его в ответ. Его змееныш мгновенно отогрелся на груди и снова начал приказывать и требовать. Как же он по этому скучал! Пальцы ныряют в светлые волосы, нарушая идеальный порядок, который тот неизвестно как умудряется сохранять даже после двух часов непрерывной любви: — Я тоже, мой родной. Я тоже. Завтра днем мы с тобой снова поженимся. Драко прилежно исцеловывает смуглые ключицы, подбираясь к шее, и удрученно вздыхает: — Так быстро не получится. К тому же завтра канун Рождества. Крепкий уверенный поцелуй в губы запечатывает все его сомнения: — Получится, Драко, поверь мне. Кингсли обещал сделать все, что угодно, лишь бы я снова стал нормальным.***
Их и в самом деле расписывают быстро и без лишних слов, несмотря на предпраздничную кутерьму. Когда они счастливые, восстановленные в статусе выходят на серое крыльцо, оказывается, что рождественский город так и сияет огнями. Цветные радостные дорожки сбегают с деревьев, огибают дома, сверкают на киосках новогодней ярмарки. Мимо поспешно проносятся сверкающие Патронусы, перенося поздравления и приветы. Торопливо пролетают ведьмы-курьерши на метлах с привязанным ворохом ярких подарков. И как они умудрились не замечать всего этого раньше? Парни крепко держатся за руки и словно впервые видят праздничный мир. Все пространство вокруг них теперь наполнено ярким новогодним счастьем. — Я тебе даже подарка не приготовил, — Драко радостно-смущенно оглядывается на Гарри, всё крепче сжимая его руку. — Придурок. Ты снова мой. Неужели ты думаешь, что мне нужны другие подарки? — Гарри улыбается и тянет его за собой, увлекая в разноцветную толпу. Ошеломленные красками и звуками, которых не замечали целых четыре месяца, они несколько часов подряд шатаются по маггловскому городу — проходят по площади Лестер, где растерянные и оглушенные окружающей суматохой зачем-то покупают совершенно дурацкие ненужные пустяки всем знакомым. Вместе с наивными веселыми туристами лезут в капсулу Лондонского глаза, и, достигнув самой верхней точки колеса, долго смотрят с высоты на море огней внизу, а потом, накрепко ухватив друг друга за руки, прямо с неба внезапно аппарируют на сумеречную тропинку Гайд-Парка. Праздничные огни на деревьях высвечивают все вокруг голубым, а падающий снег заглушает гул далекой толпы. Они бредут, ежась от холода под первым в этом году снегопадом, а крупные пушистые хлопья ложатся на темный асфальт, снежным ластиком стирая грустное прошлое и обещая удивительное будущее, начатое с чистого листа. Запорошенный снегом, точеный Малфой выглядит как искусная статуя руки знаменитого мастера. Щеки у Драко холодные и румяные, как морозные яблоки, и Гарри долго отогревает их своими горячими ладонями и ласкает губы своим теплом. А Драко смеется, жмурится и требует чашку горячего пунша с корицей и криво насаженной на бок апельсиновой долькой. Гарри радуется его капризам, как ребенок, и готов подарить своему Малфою хоть луну с неба, лишь бы он больше никуда не исчезал. Горячая керамика согревает их пальцы, пряный пар щекочет ноздри, а по лицам бегут разноцветные огни от наружных гирлянд. С глухим стуком малфоевская кружка врезается в его собственную, Драко почти неслышно произносит “за нас” и тут же ворует у Поттера кружок апельсина под хитрым взглядом круглолицего продавца пунша. Наконец, совсем замерзнув, уставшие, переполненные впечатлениями и любовью, запорошенные хлопьями снега, они аппарируют в родной мэнор и изумленно замирают в дверях. — Какого черта... — выдыхает Драко. Кто и когда успел это сделать? Цветные огни, переливаясь, бегут по стенам и спускаются вниз по тяжелым атласным шторам. В воздухе висят зачарованные снежные хлопья, и в углах кружатся маленькие белые вихри. Огромная ель в холле загадочно поблескивает игрушками и подмигивает сластями, а по всему дому расплывается запах мандаринов и горячего шоколада. Рождественская фея на самой макушке ели задорно танцует нечто, подозрительно напоминающее курс стриптиза от Паркинсон, используя макушку вместо шеста, а под елкой громоздятся кучи блестящих подарков. Гарри лишь успевает прочитать: “Гарри и Драко от Гермионы”, “Вам обоим от Уизли”, “Поздравляем! Невилл и Луна”, как бесцеремонная Паркинсон выталкивает их обоих в центр зала. Сморщенная лапка Кричера укоризненно указывает на толстый венок омелы прямо над их головами, и Гарри покладисто улыбается, притягивает Драко к себе и накрывает его губы своими. Драко подается к нему, отвечая на теплоту языка и внезапно вздрагивает. Вздрагивает и Гарри, потому что в тонкую рождественскую мелодию, обрамляющую их поцелуй, внезапно врывается гнусный, несмазанный голос, несколько раз подряд усердно квакающий “Джингл беллз”. Панси старательно подпевает Кричеру сочным басом и настырно звенит бубенцами. Поцелуй мгновенно распадается, и вот уже они оба хохочут друг другу в губы, потому что невозможно удержаться от смеха, когда их интимной нежности аккомпанирует самый завораживающий и омерзительный дуэт в мире. — Счастливого Рождества, Драко, — Гарри, все еще смеясь, целует губы вновь обретенного мужа и думает о том, что черта с два тот еще раз сумеет его выгнать. Теперь он будет до последнего намертво цепляться за каждый косяк в мэноре, даже если Малфой надумает выпихивать его в спину. Потому что жизнь без вредной слизеринской змеюки отвратительная штука. Ненужная и невозможная. Невыносимо. — Счастливого Рождества, Поттер, — высокомерно фыркает неугомонный Малфой, но сам цепко держится за сильные плечи и думает, что если Поттер попробует еще хоть раз куда-то свалить, то он просто заавадит его к чертовой матери. Потому что для него прошло не четыре ужасных месяца, а четыре ужасных года. Оказывается он больше не умеет жить без этого нудного очкарика. Разучился. — Счастливого Рождества, придурки, — Панси смотрит на них с неприкрытой усмешкой и думает о том, как правильно, что она так и не вышла замуж за Драко, который все равно сох бы по своему Поттеру всю жизнь. И что ее роман с Тео оказался на редкость удачным. И как все-таки хорошо, что ей тогда удалось выдрать из Поттера клок волос. Это даже приятней, чем коллекционная бутылка Сассикайи, которую он притащил ей в благодарность вчера. А еще Панси думает, что в следующий раз мирить этих влюбленных дебилов будет Грейнджер. Ее очередь. Достали. — Счастливого Рождества, миссис Панси, — Кричер улыбается своей сообщнице волосатым рыльцем и думает, как славно, что они наконец-то вернулись в мэнор, где всем было так хорошо. Домашних эльфов никто никогда не слушает, от этого и все беды. На самом деле только они могут рассказать, как хозяин Гарри по утрам задумчиво любуется хозяином Драко, пока тот спит и потому не орет на него за это. И как хозяин Драко тихо гладит пальцами затертую школьную колдографию, когда хозяина Гарри слишком долго нет дома. Кричер очень любит жить в мэноре и рад, что его бестолковый хозяин-полукровка наконец-то образумился и они вернулись обратно. Туда, где им самое место. Кричер с поклоном провожает внезапно заспешившую миссис Панси в камин, следит глазами, как его хозяева скрываются в спальне, и надевает на голову красный рождественский колпачок, который так красиво сочетается с медальоном хозяина Регулуса. Домовик удобно усаживается под развесистой елью в просвет между подарками и от полноты переполняющих его чувств принимается громко выкаркивать слова привычного рождественского гимна: “Три корабля приплыли в порт, на Рождество, на Рождество…” В ответ на скрипучую песнь своей души Кричер слышит два возмущенных хозяйских вопля, которые прерываются заливистым хохотом и внезапно сливаются в общий глухой стон. Кричер хитро улыбается и, крадучись на цыпочках, прикрывает дверь, за которой эти двое в который уже раз за последние два дня снова жадно облизывают и зацеловывают друг друга. Он улыбается мудрой понимающей улыбкой и, потирая сморщенные сухие ладошки, сам себе бормочет под нос поздравление: — Счастливого Рождества, Кричер. Не обращая внимания на страстные стоны, почти не заглушаемые дверью, он продолжает уродовать хриплыми подвываниями рвущуюся наружу рождественскую песнь, подыгрывая себе дребезжащими старинными бубенцами и приветствуя каждую новую строку взмахом волосатых ушей: И ангелы на Небесах споют, На Рождество, на Рождество, И ангелы на Небесах споют, На Рождество под утро. * Душа Кричера поет от радости. И он вторит ей, как умеет. Потому что в этот раз Кричер абсолютно уверен — это Рождество будет замечательным и счастливым. Для всех. ------------------------ * стихийный авторский перевод английской Рождственской песни I Saw Three Ships