Чужой

Мальчик, которого Сфинкс когда-то забрал с другого круга, уже давно вырос. У него никогда не было клички, делающей акцент на его увечье, но почему-то он так и не смог привыкнуть к своему имени. И каждый раз, когда у него интересовались, как его зовут, он отвечал — Слепой. В его жизни не было ни Дома, ни Леса, ни снов, зато он всегда был умыт, расчесан, аккуратно подстрижен и носил подходящую по размеру одежду и обувь. Однако, оставаясь наедине с собой, он предпочитал влезать в старый темно-синий свитер отца — так он называл Сфинкса, — кутаться в него, натягивая рукава на постоянно мерзнущие пальцы, и при этом ходить босиком в любое время года. А к вечеру всегда переодевался в свое, чтобы не расстраивать отца своим внешним видом. Слепой — стараниями Сфинкса и благодаря собственному желанию — научился неплохо взаимодействовать с миром и совсем не боялся улицы. Он мог обходиться без чужой помощи в их квартире и даже был в состоянии пройтись до ближайшего магазина за покупками. Несколько раз ушлый продавец обманывал его со сдачей, но Слепой, всегда догадывающийся об этом по мгновенно меняющимся интонациям и фразам, никому об этом не рассказывал. Денег он не жалел, потому что всегда брал небольшую сумму из своего «тайника», где все купюры были разложены определенным образом, так что ошибиться с количеством было невозможно. Слепой любил ездить со Сфинксом к морю. Особенно в детстве. А став старше, начал больше времени уделять учебе, чаще оставался дома и почти не выходил наружу. Время от времени он брал книгу и выбирался в парк, расположенный недалеко от места, где они жили. С годами книги заменяли Слепому долгие пешие прогулки и путешествия по реальному миру. Слепой не мог сказать, чем визуально отличаются закаты от восходов, а леса от рощ, никогда не видел облаков и радуги и не мог объяснить, на что похоже море, которое так ему нравилось. Он не представлял, как выглядят цвета, хотя и различал многие на ощупь, но прекрасно помнил, что, к примеру, небо — голубое, трава — зеленая, а любимый отцовский свитер — темно-синий. Ему нравились многие цвета, особенно те, которые имели составляющую «темно-» и назывались холодными. Зато Слепой не любил черный, потому что этот цвет не существовал в природе и делал тех, кто его предпочитает, такими же несуществующими. И он не хотел стать одним из них. А еще Слепой не любил, когда к ним приходили гости, потому что потом он был вынужден осваиваться в квартире заново, к тому же чужие люди бросали свои вещи где придется, и Слепой часто натыкался на них, сбиваясь и раздражаясь от ощущения собственной беспомощности. К счастью, с годами такие посещения случались все реже — видимо, Сфинкс оставил попытки найти Слепому друзей. Ему и не нужны были друзья. Ему достаточно было возможности читать. И пусть Слепой не знал, как выглядят многие из описываемых предметов, зато фантазия его была ничем не ограничена, а миры, которые он сам для себя создавал, населяли удивительные волшебные существа, о которых даже в книгах не говорилось ни слова. Слепой никогда не делился своими выдумками со Сфинксом — чувствовал, что тот не поймет, а то и потребует не говорить глупостей, в конце концов Слепому было уже почти восемнадцать. И чем меньше времени оставалось до этого события, тем тревожнее становился Сфинкс. Вечером, в день рождения Слепого, вернувшись с работы пораньше, он буквально замер в дверном проеме, не решаясь пройти в гостиную, даже почти не дыша. — Что с тобой? Ты как будто призрака увидел, — Слепой оторвался от книги, поднял голову, подтягивая свалившийся с плеча ворот, и опустил на пол босые ступни. — Холодно сегодня. Я взял твой свитер. Слепой натянул рукава на замерзшие ладони и чуть виновато улыбнулся — не ожидал, что Сфинкс придет так рано, не успел принять вид приличного ребенка. — Почему не надел свой? — в голосе Сфинкса слышалась тревога. — В твоем уютнее. Ты разве не знаешь? Старые вещи обладают своеобразной прелестью. Особенно те, которые долго носишь. Они становятся практически второй кожей. И расставаться с ними не хочется, — Слепой выглядел весьма воодушевленным, но Сфинкса это впервые не радовало. Почувствовав его настрой, Слепой притих, отложил книгу и снова забрался с ногами на диван, обнимая колени. — Что-то не так? — Да нет же, что ты, все в порядке, просто… — Сфинкс не придумал, что бы ему соврать, поэтому просто сказал правду, — я переживаю, что ты уйдешь. — Куда же я уйду? — Слепой недоуменно приподнял брови и только крепче вцепился пальцами в края рукавов. — Ты же знаешь, я не выхожу зимой один. Да и куда мне идти? Кому я нужен, кроме тебя? — Прости, глупости говорю, — Сфинкс выдохнул, наконец перестав ощущаться каменным изваянием. Слепой, проигнорировав его слова, не ответил и внимательно прислушался к тому, как бьется чужое сердце, как звучит голос и меняется интонация. — Кого ты видишь, когда смотришь на меня? — Тебя, — Сфинкс, удивившись, решил уточнить. — А кого я, по-твоему, должен видеть? — Я не знаю, — Слепой пожал плечами, — наверно, кого-то, кого никогда не сможешь случайно встретить на улице или пригласить на кофе. Кого-то, кого в твоей жизни больше нет. Невысказанное «может, моего настоящего отца» повисло в воздухе, притворившись несуществующим. — Почему ты так думаешь? — Сфинкс напрягся, и голос его стал строже. — Потому что ты даже дышать начинаешь иначе, когда видишь вместо меня другого. Не надо думать, что я не замечаю, — Слепой поднялся с дивана и направился в свою комнату, больше не желая продолжать этот разговор. К ужину он не вышел, и даже к ночи. Только под утро, проголодавшись, позволил себе выбраться на кухню, но внезапно остановился на пороге. Сфинкс сидел за столом и, судя по всему, это продолжалось с самого вечера. Он ждал его, чтобы сказать что-то важное. Долго собирался с мыслями — Слепому даже начало казаться, что он слышит, как скрипят подбираемые слова, — но так ничего и не сказал, только попросил дрогнувшим голосом: — Пообещай мне, что никогда не оставишь меня. — Я обещаю, — Слепой слабо кивнул и привычным движением смахнул упавшую на глаза челку. Сфинкс тяжело вздохнул, словно получив какие-то еще подтверждения своим догадкам, встал и удалился в спальню. Есть напрочь перехотелось, и так отсутствующее настроение стало еще хуже. Зато Слепой в первый раз попробовал купленные несколько месяцев назад сигареты, посчитав момент более чем подходящим. И, пытаясь поймать пальцами полупрозрачный теплый дым, он думал о том, что сдержать только что данное обещание будет чертовски трудно. Но он постарается. Ради Сфинкса. Будет жить привычной размеренной жизнью. И оправдывать ожидания, которых не оправдал тот, другой, которого Сфинкс так часто видит вместо него. А миру, родившемуся, выросшему и пробравшемуся за пределы фантазий Слепого, спасавшему его от тоски и одиночества, миру, в который ему так часто хотелось попасть, в который так отчаянно тянуло и в котором хотелось остаться навсегда, придется еще немного подождать.

***

В день, когда Сфинкса не стало, молодой человек в некогда ослепительно белом, а теперь изрядно поношенном и застиранном свитере, крепко зажмурившись, переступил порог квартиры, которую так и не смог за все прожитые в ней годы назвать своим настоящим домом. Заправив за ухо длинную прядь и медленно открыв бывшие мертвыми до этого мгновения глаза, он впервые увидел лес. — Ну здравствуй, Хозяин, мы тебя тут, признаться, уже заждались, — сдержано поприветствовал его лукаво улыбающийся старичок, а потом лопоухим вихрастым мальчишкой, обряженным в ворох цветастых футболок, жилеток и бус, бросился к нему с объятиями.