Пьяный разговор

– Каме–чан, почаще улыбайся … – мерзкий голос продюсера больно резанул по ушам. – Каме–чан, слушай… – Каме–чан, ты такой милый, когда выпьешь! Тебя отвезти домой? – Какого чёрта?! Думают, раз у нас контракт, то можно фамильярничать? Будто я позволю этому извращенцу! Ему было всё равно, смотрят ли на него окружающие, или нет, главное – добраться до выхода. Если бы время не было потрачено впустую, то Каме в полной мере насладился результатами своей дипломатичности, но пока наслаждался только туманом в голове. Бар удалось покинуть почти не облапанным – тоже своего рода достижение. Каме горько хмыкнул, слишком хорошо зная изнаночную сторону шоу–бизнеса. Нет, Казуя прекрасно в нём ориентировался и понимал, где и когда нужно дать слабину. Ничего личного. Всего лишь профессиональные риски... Но сегодня… Его слишком навязчиво расспрашивали о дораме и постоянно норовили обозвать Каме–чаном. А такое право было только у Джина, причём исключительно потому, что Аканиши сам был большим ребёнком. В баре Каме чересчур старательно игнорировал заигрывания и комплименты, и в итоге напился. Только за это стоило поставить старпёру–менеджеру дополнительную галочку. Он–то был один, а продюсеров двое. После бурного общения с ними, Каме был выжат, как лимон и с трудом держался на ногах. И вместо того, чтобы вызвать такси, решил дойти до дома пешком. Всё, что ему сейчас хотелось, так это спать... Хотя голову кружило от количества выпитого, холодный ночной воздух приятно бодрил. Завернув за угол, Каме покачнулся и, чтобы не упасть, вцепился в ближайшую стену. Подождав, когда мир перестанет вращаться, Казуя вздохнул. Если память ему не изменяет, то он кому–то звонил. Жаль только, что не мог вспомнить, кому… о содержании разговора речи, тем более, не шло... Каме рассмеялся… Ну надо же было так вляпаться! Ему что, не хватало разборок с Джином? Куда подевалось его хвалёное благоразумие? Кажется, он заблудился... – Каменаши–кун! – раздался за спиной, смутно знакомый голос. – Ну наконец–то! Осторожно, но уверенно, его обняли за талию, не давая упасть. Каме блаженно прикрыл глаза и уронил голову на плечо своего неожиданного спасителя. Сознание то уплывало в небытие, то озарялось краткими вспышками качающейся реальности. Его спросили, в состоянии ли он идти. Каме кивнул, в голову ударил лёгкий аромат мускуса смешанный с чем–то неуловимо–приятным. Казуя расслабился, ему было чертовски хорошо. …Мир внезапно покачнулся и в следующую секунду, Каме задрожал от пробравшегося под куртку холода. Рядом выругались, а потом его ловко подняли на руки. Казуя машинально обнял спасителя за шею. – Вот так–то лучше, – пробормотал человек, ускоряя шаг. – А если уснёшь сейчас, потом будешь зубами стучать. Каме что–то невнятно простонал и затих; ему было слишком хорошо. Будь он чуть–чуть трезвей, то давно бы удивился тому, что Уэда решил тащить его на руках; в последний раз такое случалось много лет назад. И вообще то, что за ним приехал именно Уэда, должно было настораживать. А ему, наоборот, было очень приятно. Он понятия не имел, как потом будет смотреть в глаза Тацуе, но решил, что подумает об этом завтра. На душе скребли кошки... *** Казуя зажмурился и постарался спрятать лицо на груди Уэды. Несмотря на закрытые веки, яркий свет больно резанул по глазам. Просторный холл, лифт, бесшумная поездка куда–то вверх. Каме задрожал; его начинало знобить, а Уэда, мерзавец, лишь пакостно хихикал… Гад! Тацуя же считал, что имеет полное право повеселиться. Он впервые видел Каме настолько пьяным и собирался оторваться по полной. Сначала, конечно, позаботиться, – а потом всласть поворчать. Но горестные вздохи Каме и то, как сильно он к нему прижимался в поисках тепла, напрочь убивало желание злорадствовать. Они ввалились в квартиру Уэды. Тацуя, не озаботившись включением света, молча скинул обувь, прошёл со своей ношей в гостиную и без всяких церемоний свалил её на диван. В ответ раздался жалобный стон. Отпускать Тацую не хотели категорически. Осуждающе покачав головой, Уэда первым делом стянул с гостя ботинки, а потом посмотрел ему в глаза, на секунду задумавшись о дальнейших действиях. Зря. В него вцепились с новыми силами. Каме удерживал его в объятиях, безнадёжно пытаясь сфокусировать взгляд. – Тат–чан? Я… это… где..? И почему ты здесь? – Мы у меня. Ты же сам позвонил и попросил забрать тебя домой. Что, совсем ничего не помнишь? А потом на звонки ты, видимо, принципиально не отвечал. Я тебя едва нашёл! – Я… перебрал, – признался Каме. – Рассказывай, – потребовал Уэда; необходимо было узнать степень опьянения Казуи, чтобы решить, как действовать дальше. – Ну… – Сколько ты выпил? – Много, – хихикнул Каме и икнул. – Веди себя прилично! Я серьёзно. – Я всегда так себя веду! – саркастично хмыкнул Казуя. – Знаю. Может быть, душ? – Не–е… не хочу! – взгляд Каме попытался приобрести некоторую осмысленность. – Отлично! Тогда минералки – и баиньки! – Не хочу минералки! Лучше возьми меня опять на ручки, мне так понравилось… – Ты что, сбрендил? – Не–е–а! Ну правда понравилось! Уэда возвёл очи горе. – Хорошо, так и быть, я отнесу тебя… в кровать! Каме состроил обиженную гримасу, между прочим весьма искреннюю. Тацуя мученически закатил глаза. Намёк поняли – Казуя весьма проворно для своего нынешнего состояния, забрался ему на спину, обнял ногами за талию, а руками за шею и, счастливо вдыхая зарылся носом в мягкие рыжие волосы. За глупость он себя отругает завтра, а сегодня можно и подурачиться. А то, что он умудрился по пьяни вызвонить именно Уэду иначе, как глупостью, назвать было нельзя. Всё это явные проделки Великого Бессознательного… То, чего он больше всего боялся, свершилось. Показаться на глаза любимому в таком виде… Странно… а где кровать?! Квартира у Тацуи была хоть и просторной, но отнюдь не бесконечной, но до спальни они шли подозрительно долго. Казуя осмотрелся по сторонам, стараясь не слишком резко вертеть головой, чтобы не затошнило. Оказывается Уэда уже несколько минут кряду нарезает круги по гостиной! Интересно!.. – Тат–чан..? – ситуация была абсурдной и здорово смущала. – Молчи и наслаждайся! Это обзорная экскурсия, ты же у меня впервые, – фыркнул Уэда. – А тебе не тяжело? – такой экскурсии на памяти Казуи ещё не было. Но идея ему нравилась. В ответ его сначала аккуратно посадили на журнальный столик, а потом снова подхватили, только уже на руки. По мнению Уэды, Каме был достаточно лёгок, чтобы он мог таскать его по квартире без особого напряжения. – Нормально, – отмахнулся Уэда. – Начнём, пожалуй, с кухни. Как ты можешь видеть, она выполнена в светло–зелёных тонах, а обеденный стол – из натурального дуба. Эклектика, конечно, но мне нравится. – Тат–чан, ты лучший! – растрогался Казуя, покрепче обнимая Уэду за шею. – Люблю тебя! – Ну ещё бы! – расхохотался Тацуя. – Я тебя тоже люблю. А теперь расслабься – и едем дальше, то есть в спальню, – он открывал дверь. – Здесь я провожу лучшие часы жизни – сплю, мечтаю… И надеюсь, что придёт время, когда нам необязательно будет сидеть с пердунами–продюсерами… чтоб им не хворать! Каме расстроено хныкнул. – Прости, Тат–чан, я не хотел тебя напрягать. – Не говори ерунды! – отмахнулся Уэда. – В завершение экскурсии, мы проследуем в последнюю комнату моего дворца – комнату для гостей. Надеюсь, тебе там понравится! Они почти дошли до выхода, но в дверях Казуя вытянул ноги, не давая Тацуе протиснуться в проём. – Что слу… – Пожалуйста, разреши мне остаться… с тобой, – он знал, что вырвавшееся признание, Тацуя, скорее всего, принял за пьяный бред, но ему очень хотелось, пусть недолго, но побыть счастливым. Казуя слишком давно не чувствовал такой искренней заботы, когда можно расслабиться и просто быть. Молодым, свободным, собой. Пожалуй, стоит напиваться почаще… Уэда вздрогнул. Сознание услужливо воспроизвело сцену в переулке. Каме стоял такой несчастный, продрогший, вот–вот готовый хлопнуться в обморок; его хотелось обнять и никуда не отпускать. В тот момент Тацуя не поверил своей удаче. Пусть только этой ночью, но, кажется, ему выпал шанс осуществить задуманное. – Можно–можно… ты ноги убери! – посоветовал Уэда, которому уже надоело стоять в дверях. – Правда? – подозрительно осведомился Каме. – Правда–правда! …В следующей раз, Казуя очнулся только, когда его бережно опустили на кровать. – Спасибо, Тат–чан, – произнёс он от души. – Не засыпай, тебе нужно переодеться! – но его уже не слышали. Уэда сморгнул, прикинул кое–что в уме – и отправился на кухню. Каме может проснуться в любое время…вода ему точно понадобится. Тацуя принял душ, натянул пижаму и перед тем, как вернуться в спальню прихватил с собой влажное полотенце. Присев рядом с Казуей, он ласково откинул у него со лба чёлку и вытер покрытое бисеринками пота лицо. Во сне оно было умиротворённым, спокойным, ни следа тяжёлых дум и дневных забот. Тацуя никогда бы не подумал, что Казуя заговорит с ним о любви. И теперь пытался прикинуть, насколько правдивы были его слова. Будить Каме не хотелось, но выбора не было. Вытащив из шкафа чистую футболку и спортивки, Уэда вернулся к постели. Минуту спустя, перед ним сидел взъерошенный, сонный, дрожащий филин. Он тёр глаза и явно не понимал, что от него хотят. Тацуя протянул ему стакан. – Выпей, утром будет не так паршиво. – Тат–чан… Казуя смотрел на него таким удивлённым, мечтательным взглядом, будто не верил своим глазам. – Ну–ка, встань, – приказал Тацуя. Он раздевал его легко и быстро, стараясь лишний раз не прикоснуться и не глазеть слишком явно. Каме, конечно, сам попросил его остаться, но это ещё ничего не значит. Когда с переодеванием было покончено, Уэда умиротворённо закрыл глаза. Но сразу же проснулся, как только к нему прижались, крепко обняв. – Моё, – пробормотал Каме, устраиваясь у него на груди. Тацуя вздохнул. Поверить?! Хотелось бы… Они разберутся. Утром. А пока никто не запретит ему обнять Казую в ответ, на мгновение поверив, что слова любви предназначались именно ему. Конец