Холодное Сердце Железных Королевств

Тьма. Абсолютная, непроглядная тьма. Она кажется бесконечной, и в то же время такой крохотной, словно её можно разорвать руками. Плотная, тяжёлая завеса, каким-то образом сочетающаяся с бездонной звенящей пустотой. Этот звон оглушает, вытесняя все остальные звуки, и не давая им даже приблизиться к ушам, а уж тем более попасть в оккупированную им голову. Попытка стряхнуть это наваждение разбудила боль, которая тут же пронзила голову и шею, затёкшую как после ночи, проведённой в крайне неудобной позе. Мысли еле-еле двигались в медленно пробуждающемся разуме. Они были столь же аморфными и вязкими, как густой мёд в банке, который упорно не поддавался ложке, растягиваясь длинными липкими нитями. Но сквозь эту бесформенную массу, что наполняла сознание, сумела пробиться простая, но чёткая и ясная мысль: «Боль – это хорошо.» Логическая цепочка начала выстаиваться сама собой, уцепившись за эту идею как за крохотный островок стабильного грунта посреди бескрайней топи. Это была та самая спасительная нить, что могла вытащить разум из этого пограничья, что было так близко к забвению вечности. Ведь боль — это хорошо. Потому что мертвецы не чувствуют боли. Даже оживлённые некромантией. А раз она чувствует боль, значит, она всё же жива. И раз боль не очень сильная, то она даже относительно цела. По крайней мере, шея не сломана. Дальше возник целый ряд вопросов, считавшихся классическим для столь тяжёлых пробуждений: «Кто я? Где я? Как я здесь оказалась?» Ответить на первый вопрос Эльза смогла без особых проблем. Всё же себя она знала достаточно хорошо, а вот как отвечать на остальные она не знала. Потому что для начала, ей ещё только предстояло это узнать. А для этого нужно было открыть глаза. И эта, казалась бы, пустяковая задача оказалась не такой простой. Потому что казавшиеся сделанными из свинца веки упорно не хотели подниматься. Только с третьей попытки ей с трудом удалось открыть глаза. Но тьма так и не думала отступать полностью, уступив место полумраку, в котором постепенно начинали проступать очертания небольшой каменной комнаты, скудно освещаемой единственным крохотным окошком. Неспешно обдумывая, что это за комната, и почему она так не похожа на покои её ледяного дворца, где она проснулась в прошлый раз, Эльза попыталась потянуться. Всё тело отдалось ожидаемой болью затёкших конечностей и мышц, которым нужна была хорошая разминка после отдыха на такой неудобной и жёсткой постели. И ещё что-то мешало пальцам на руках, словно небрежно надетые перчатки. Перчатки? Одной этой мысли оказалось достаточно, чтобы сбросить остаток сонливости и оцепенения. Эльза прекрасно помнила, как выбросила правую перчатку с вершины Седой Горы. И как Анна сорвала левую с её руки, перечеркнув всю её прошлую жизнь. Но откуда они могли снова взяться на её руках? Да и были ли эти перчатки теми самыми бирюзовыми произведениями ювелирного искусства, созданными чтобы рассеивать выбросы магической энергии своей хозяйки, не позволяя ей замораживать всё подряд неловким прикосновением? Не без труда передвигая затёкшими конечностями, Снежная Королева села на убогом деревянном лежаке с тоненьким матрацем, что заменял ей кровать. Простенькое одеяльце, которым она, как оказалось, была всё это время укрыта, соскользнуло с её плеч, открыв взору сверкающее платье, которое резко контрастировало с окружающей серостью и полумраком. Эльза застыла, с ужасом рассматривая свои руки. Точнее, те самые бирюзовые перчатки, тускло отблёскивавшие самоцветами в этом скудном освещении. Словно вернувшиеся из прошлой жизни, они снова напоминали ей о смирении и сдержанности. А тяжёлые наручники красноречиво отвечали на все остальные вопросы — она была пленницей и находилась в тюремной камере. В памяти резко выплыли в мельчайших подробностях события прошлой ночи. Визит Старой Ведьмы Хардова. Бой с тарнами. Штурм ледяного дворца хадорцами. Пробуждение кулона Ниссора и кровавое безумие боя. Как она убивала, ведомая волей своего мистического артефакта невероятной силы, что долгие годы был для неё просто ещё одним защитным амулетом. И как раненый ею варкастер обрушил удар искрящейся дубинки ей на голову. Словно этого было мало, кулон Ниссора напомнил о себе, сопровождая воспоминания бесстрастными комментариями, указывая на её ошибки в бою, а также коря за нерешительность. Сейчас артефакт взял на себя роль строгого ментора, что устраивал разбор полётов после проваленного испытания. Но как только эта новая часть разума колдуньи высказала свои критические замечания, то сразу же поспешила напомнить, что им всё ещё угрожает смертельная опасность. И что Снежной Королеве следовало бы бежать из этого узилища как можно быстрее. Это было правдой. По всему выходило, что её решили казнить не сразу. Хадорцы наверняка хотели, чтобы она предстала перед судом. Хотя бывшая герцогиня Аренделла уже успела натворить столько дел, что они могли бы чистой совестью убить её прямо там, на вершине Седой Горы, а не тащить чёрт знает куда. Видимо, решили организовать показательный процесс. Ну, ей хотя бы дадут возможность раскаяться в своих деяниях. Может быть, к ней даже проявят снисхождение, хотя после стольких трупов это маловероятно. Да что уж там, откровенно глупо ждать прощение той, на чьих руках кровь десятков солдат Империи. На что и намекал артефакт. Хотя всё зависит от того, кто и где будет её судить. Внезапно Эльза поймала себя на мысли, что понятия не имеет о том, где она находится. Ну как не имеет, она знает, что находится в тюремной камере, но где находится эта самая камера? И сколько времени она провела в беспамятстве? Чтобы узнать ответы на эти вопросы, достаточно было выглянуть на улицу. Но это оказалось не так просто. Снежная Королева уже могла стоять на ногах, но крепкая цепь, которой её наручники оказались прикованы к полу, была слишком коротка, не позволяя подойти ни к окну, ни к двери. С её позиции был виден только кусочек затянутого хмурыми облаками неба. Только подойдя к окну боком, вытянув цепь и руки на максимальную дистанцию, смотря почти через плечо и привстав на цыпочки, Эльза смогла выглянуть наружу. — О нет… — вырвался полный отчаяния и боли стон от осознания того, во что она превратила свои земли. За убелёнными снежными шапками башнями и крепостной стеной простирались заметённые поля и заледеневший лес, а ещё дальше — утопающий в сугробах город. Эта картина белого безмолвия казалась совершенно неподвижной, словно люди покинули эти места. Только редкие снежинки медленно падали из подбрюшья тяжёлых туч, чтобы сделать сугробы ещё выше и ещё непроходимее. Бывшая герцогиня остро чувствовала вину перед вассалами, которых не только не смогла защитить, но и обрекла на погибель своими чарами. Преисполненный ужаса шёпот сорвался с её губ: — Что я наделала? С трудом держась на внезапно ставших словно ватными ногах, Эльза сделала шаг назад, стараясь унять внезапно возникшую дрожь, рождённую одной только мыслью о том, сколько человек пострадало по её вине. Сколько уже умерло, и сколько умрёт ещё. Но классические три глубоких вдоха не помогли ей успокоиться. Даже когда их число перевалило за десяток. Потому что дыхательные упражнения не могли полностью прогнать из её головы картины растерзанных жуткими когтями трупов, на глазах вмерзающих в лёд. Только приглушённый лязг замков смог отвлечь Снежную Королеву от намечающегося самобичевания. Повернувшись к открывшейся двери, она увидела обычный масляной фонарь, чей мягкий, тёплый свет разогнал царивший в камере полумрак. Как только глаза бывшей герцогини привыкли к новому освещению, она смогла рассмотреть своего первого посетителя. И к немалому удивлению узнала в нём Ханса — того самого кавалера, что вскружил голову её младшей сестре, дав толчок всем последующим событиям. Стоит отдать должное его смелости, раз он явился сюда после всего того, что успел натворить. Ведь именно он был одним из тех, кто штурмовал ледяной дворец и пытался убить её? Или наоборот, не дать убить? Эльза помнила, как по воле кулона Ниссора метнула в него заряд холода, и как потом он дрался с варкастером. Но эти воспоминания казались такими разрозненными и несуразными, что бывшая герцогиня решила узнать у него самого. Но всё по порядку. — Почему я здесь? — спросила у посетителя бывшая хозяйка замка Аренделл. — Там бы вас просто убили, — молодой кастелян поставил лампу на пол и подошёл ближе. Эльза заметила, что его дыхание обращалось в пар, да и сам он заметно ежился от холода в своём бело-жёлтом мундире. — Но я опасна для Аренделла! — поспешила предупредить его Снежная Королева, на всякий случай делая шаг назад и для наглядности поднимая руки в бирюзовых перчатках. — Где Анна? — Анна так и не вернулась, — с грустью ответил рыжеволосый щёголь. Его жестокие слова были подобны ведру ледяной воды за шиворот. Резко обернувшись к окну, Эльза пришла в ужас от того, что натворила. Ведь выставив собственную сестру за дверь, она думала, что просто заставит её вернуться домой, а на деле обрекла её на верную смерть от холода и голода в этих бескрайних снегах. Кто знает, сколько ещё протянет Анна в заваленных снегом горах и лесах? — Может вы прекратите зиму и вернёте лето? — напомнил о своём присутствии Ханс. Ну, хотя бы он был честен, озвучив то, зачем явился. — Пожалуйста… — Это не в моих силах, — столь же честно призналась Эльза, опуская голову. — Я не знаю как… *** Молодой кастелян не нашёлся с ответом. Весь план беседы, который он успел составить по дороге сюда, полетел ко всем чертям с первых же секунд. Теперь ему вообще было нечего сказать. Предложения, просьбы, увещевания, мольбы, угрозы и аргументы — всё это более не имело смысла, потому что ведьма призналось в бессилии. Наместник видел, как бывшая герцогиня страдает от того, что сотворила, но от её раскаяний было мало проку. Посадник ждал конкретного результата, добиться которого от неё оказалось невозможно. А вариантов оставалось немного, да и времени кот наплакал. Что же нужно сделать, чтобы снять это проклятие? Неужели рукотворная зима прекратится только тогда, когда умрёт её создательница? Или нужны какие-нибудь другие, ещё более могучие чары, чтобы вернуть лето на эти земли? Ханс не знал ответов на эти вопросы. — Скажите людям, пусть мне позволят уйти, — попросила бывшая герцогиня Аренделла, даже оказавшись в кандалах не растерявшая остатки гордости. — Сделаю всё возможное, — ответил Ханс, используя ту же формулировку, которую применяли чиновники всех королевств чтобы озвучить вежливый отказ. Прекрасно понимая, какое сокрушительное поражение он только что получил, понуро опустив плечи, он повернулся к двери и отправился на выход, не видя больше смысла задерживаться в этой промёрзшей камере. Стать единоличным спасителем Аренделла не получилось. И, по-видимому, уже не получится никогда. А это значит, что его шансы на корону герцога резко сократились. Мрачные размышления прервал лязг открываемой двери, и очень своевременно, потому что сделай он ещё шаг, то налетел бы прямо на дуло крупнокалиберного пистолета, нацеленного ему в голову. — Так что же вы вознамерились сделать, наместник? — спросил каратель, входя в камеру, держа оружие в вытянутой руке. Ханс невольно отшатнулся от варкастера, который явно сорвался прямо с операционного стола, чтобы застать его здесь. Лицо хадорца представляло одну большую открытую рану, которая разве что не сочилась кровью, хотя это только усиливало сходство с ожившим трупом. Да и заряженный пистолет, которым тычут прямо в лоб, тоже не способствует сохранению железной выдержки. — Вам есть что сказать в своё оправдание, либо мне просто пристрелить вас за содействие попытке побега государственной преступницы? — тоном холоднее окружающих каменных стен спросил капитан, взводя курок своей ручной пушки. — Герцогиня Эльза попросила меня защищать её интересы на предстоящем суде. — всё же нашёлся с ответом молодой кастелян. — Как настоящий дворянин я не мог отказать даме в праве на защиту. — Вы не очень-то похожи на юриста. Однако я принимаю ваши объяснения, — заметил Краснов, снимая оружие с боевого взвода и убирая в кобуру. — А теперь вон отсюда. — Как вам будет угодно, — буркнул Ханс, на сей раз проглотив оскорбление словом. Сейчас было не время выяснять отношения со взбешённым палачом. Тем более, что даже меча с собою не было — пришлось оставить на посту охраны, чтобы попасть в камеру. Мысль о дуэли, однако, снова всплыла на поверхность. — В следующий раз, когда вы вздумаете навестить пленницу без моего ведома, я буду сразу стрелять на поражение, — предупредил каратель, проходя мимо ордца и приближаясь к бывшей герцогине, которая старалась как могла отстраниться от него. — Узнаёте меня, герцогиня? — неожиданно спросил хадорец. Эльза ничего не ответила, отступив ещё на один шаг. Цепь, которой она была прикована к полу, с лязгом натянулась. Остановившийся в дверях молодой кастелян с интересом наблюдал за тем, как будет дальше разворачиваться разговор раненного варкастера с той, кто его изуродовала. Бывшая герцогиня Аренделла всеми силами старалась не смотреть на нового посетителя, низко склонив голову и потупив взгляд. — Вижу, что узнали, — заметил палач, подходя к своей жертве ещё ближе. — Но почему же вы теперь отводите взгляд? Ведьма ничего не ответила, а только сжалась, словно ожидая удара шоковой дубинки, которую капитан держал в левой руке. — Посмотри на меня, — приказал каратель, внезапно схватив цепь чуть пониже её кандалов и рывком подтянув пленницу к себе. Чародейка сопротивлялась как могла, но силы были не равны, так что теперь она находились от своего мучителя на расстоянии вытянутой руки. — Ну же, посмотри мне в глаза! Даже находясь полностью во власти палача, бывшая герцогиня не подчинилась и не подняла голову, демонстрируя просто невероятную силу воли и смелость. Но её сопротивление только разозлило варкастера, который поднял над головой шоковую дубинку, словно собираясь вырубить непокорную колдунью. — Не смейте издеваться над пленницей, капитан! — воскликнул Ханс, подходя ближе и готовый вмешаться. Конечно, герцогиня Эльза была преступницей и заслуживала смерти, но не от рук обезумевшего палача, одержимого жаждой мести за изувеченное лицо. Что бы она не натворила, она была дворянкой, и не заслуживала пыток, что наверняка уже были ей уготованы. В последний миг хадорец одумался, и вместо того, чтобы нанести удар, просто поддел концом выключенной дубинки подбородок пленницы, силой заставив её поднять голову. — Смотри, Эльза Аренделл! Смотри, что ты наделала! — сорвался на крик Краснов, более не способный сдержать эмоции. Казалось, ещё чуть-чуть, и он просто убьёт её. — Ты изуродовала меня! *** — Простите, — прошептала Эльза, на голубых глазах которой наворачивались слёзы. — Я не хотела… Но что стоило её раскаяние теперь, когда ей пришлось увидеть всё, что она натворила, без иллюзий и прикрас? Когда варкастер ещё только входил в камеру, Эльза заметила жуткую открытую рану на его лице. Эта картина и без того вызывала отвращение, но ей приходилось ещё хуже от осознания того, что это её рук дело. Раньше она могла укрыться от страшной правды за ледяными стенами своего замка, покровом инея, расстоянием и беспамятством, но теперь бежать было некуда, и даже отвести взор было невозможно. У этого человека больше не было лица. Только пылающие ненавистью блёклые глаза оживляли эту омерзительную картину. На месте носа теперь находился красноватый провал, обрамлённый обнажёнными костями, выступавшими из-под остатков плоти. Щёк тоже не было, как и верхней губы, а обнажённые лицевые мышцы, покрытые слоем какой-то полупрозрачной мази, с каждым произнесённым словом приходили в движение, вызывая ещё больше ассоциаций с полуразложившимся трупом, который поднялся из могилы, чтобы отомстить своему убийце. — Она должна предстать перед судом, — подал голос кастелян позади палача. — Вы не можете казнить её сейчас. — И без вас знаю, наместник, — прорычал каратель, убирая оружие. После чего бросил цепь, так что несчастная девушка чуть не отлетела в сторону, с трудом удержавшись на ногах. — Эльза Аренделл, вам предъявлены обвинения в государственной измене, покушении на убийство представителя оккупационной администрации, массовых убийствах, саботаже, вредительстве, сопротивлении при аресте и нанесении тяжких телесных повреждений офицеру при исполнении, — отчеканил немного успокоившийся варкастер. — Если вам есть что сказать в своё оправдание, у вас будет возможность высказаться в зале суда. Затем он развернулся и направился к выходу следом за Хансом, который выскочил из камеры до того, как на него мог снова обрушиться разъярённый палач. Лязгнул запираемый замок, за дверью ещё некоторое время были слышны неразборчивые переговоры, порой даже на повышенных тонах, но бывшей герцогине Аренделла не было до них дела. Оставшись в одиночестве, Эльза только и смогла тихонечко заплакать, закрыв лицо ладонями. Потому что теперь совершенно отчётливо видела, что несла этому миру только страдания и боль. Её сила была огромна, и могла создавать невообразимо прекрасные вещи, но что бы она ни делала, всякий раз это оборачивалось во зло окружающим. Даже казавшийся неукротимым холодный гнев кулона Ниссора, что лишил её воли, заставив убивать, смог вырваться на свободу и обрести власть только благодаря её необдуманным действиям. Но и без его подсказок она успела натворить столько страшных дел, что от одной мысли о содеянном Снежную Королеву бросало в дрожь. Она создала бурю, чтобы скрыться от пуль хадорских солдат и уйти от погони, завалив снегом всё вокруг на многие мили. Она построила ледяной дворец на вершине Седой Горы, при этом обрушив на своё герцогство лютые морозы, загубив все посевы. И один Морроу знает сколько людей оказалось застигнуто этими бедствиями вдали от дома и просто замёрзли насмерть. Но всё это было далеко, и казалось каким-то нереальным. А вот испуганный взгляд Анны, сражённой выбросом энергии холода, был реальным. Как и ниссы, обращённые в ледяные статуи. Как и погибшие солдаты, чья кровь была на её руках. Какие сложные и замысловатые логические цепочки она строила, чтобы оправдать свои деяния. Как упорно пыталась заглушить голос совести. Как изощрённо лгала сама себе, пытаясь скрыть от собственного взгляда то, как чернеет душа, как грубеет и покрывается льдом её сердце. Как она превращается в монстра, которого боялась. Чудовище, которое вот-вот вырвется на свободу, и на которого будут охотиться только для того, чтобы избавить мир от этого проклятья. Боль от осознания того, кем она стала, казалась нестерпимой. И несомое топором палача возмездие стало бы более чем заслуженным наказанием за все её преступлениях. Но липкий страх, что пробуждали в сердце мысли о строгом суде, который станет пустой формальностью, и о страшном приговоре, который он вынесет, снова пробудили древний артефакт. Кулон Ниссора вновь напомнил о своём существовании, призывая не сдаваться и сражаться. Попытки заглушить его голос оказались безуспешны. Даже не имея собственной воли, желаний и порывов, амулет был невероятно силён. Являясь неотъемлемой частью своей хозяйки, он стремился защитить её от всех возможных угроз, будь то хадорский палач, или даже она сама. На возражения бывшей герцогини, которая больше не хотела жить, он ответил напоминанием о том, что её сестра скорее всего ещё жива, и нуждается в её помощи. Безмолвная дискуссия между Снежной Королевой и кулоном Ниссора вышла довольно жаркой. На все её аргументы у него находились антитезисы, а все увещевания разбивались о нерушимую стену холодной логики. Артефакт склонял её к уже всплывавшей раньше идее об изгнании, которое позволит ей остаться в живых, более не причиняя вреда другим людям. А чтобы эта жизнь обрела хоть какой-то смысл, он призывал спасти Анну от неминуемой гибели. И самым противным было то, что он не врал — там, где не справились Ханс и его поисковые отряды, могла преуспеть сама Эльза, на стороне которой были силы льда и холода. Только ей было по силам найти взбалмошную и импульсивную младшую сестру среди занесённых снегом лесов и гор, а затем доставить домой раньше, чем она замёрзнет насмерть. Вытерев слёзы и взглянув в окно, бывшая герцогиня Аренделла мысленно спросила себя, что она должна сделать для спасения Анны. И артефакт предложил всего один ответ: освободиться. И ещё до того, как она успела спросить, камера озарилась голубоватым сиянием выплетенных серебряными нитями рун сдерживающих заклинаний и блеском самоцветов её бирюзовых перчаток, что рассеивали магическую энергию. Но даже это произведение ювелирного и магического искусства не было способно остановить её, и по стальным браслетам наручников начали медленно расползаться инистые узоры. *** — Ключ от камеры сюда! — приказал каратель солдату, как только тот запер камеру ведьмы. — Живо! Боец не решился спорить и покорно снял требуемый ключ с общего кольца, отдавая его старшему по званию. Заинтересованный дальнейшим развитием событий, Ханс не спешил уходить прочь. По крайней мере до тех пор, пока тут продолжал отираться Варравский. Ещё из камеры кастелян заметил блеск очков старого кайязя, но до сих пор не имел возможности спросить, за каким чёртом тот сюда припёрся? — Кто пустил постороннего в камеру? — не унимался палач, вырвав ключ из его рук. — Где дежурный? — Я впустил, — ответил солдат, и тут же получил удар в челюсть, от которого отшатнулся к стене, с трудом удерживаясь на ногах. — Из-за таких как ты опасные преступники сбегают из тюрем! — рявкнул Краснов, тем не менее воздержавшись от дальнейшего рукоприкладства. — Твоё счастье, что ведьма не сбежала. Иначе я бы тебя расстрелял прямо здесь и сейчас. И где этот чёртов дежурный? — Вызывали, товарищ капитан? — спросил прибежавший на крики сержант. — Какого хрена в особо охраняемой зоне шляются посторонние? — с ходу обрушился на него каратель. — Почему ваши бойцы нарушают режим охраны особо опасных заключённых и прямые приказы командования? — Не могу знать, товарищ капитан, — попытался отвертеться дежурный. — А кто должен знать, сержант? Кто должен отвечать за то, что натворили его подчинённые? Что написано в уставе? — Что за шум? — спросил слегка взъерошенный комендант, врываясь в коридор. — Что случилось? — Ваши олухи чуть не позволили ведьме сбежать, капитан, — сообщил варкастер. — Я требую немедленно отправить виновного дневального и дежурного на гауптвахту. И заменить караул. — Как вам будет угодно. Я назначу новый караул. — насупившись ответил комендант. — Нет. Больше так рисковать я не намерен. — рубанув рукой воздух заявил Краснов. — Теперь на этом участке будут дежурить мои солдаты. — Не имею возражений, — согласился капитан. — Вот и отлично, — сказал каратель немного успокоившись, после чего направился было на выход, но замер, упершись мутным взглядом в Ханса. — Вы всё ещё здесь, наместник? Его вопрос отвлёк молодого кастеляна от молчаливого созерцания расплывшейся в широкой улыбке рожи Варравского, который всё это время стоял в сторонке, любуясь происходящим. У этого старого пройдохи буквально на лице было написано, что столь внезапный визит карателя — его рук дело. Как и то, что кайязь получал искреннее удовольствие от наблюдения за тем, как унижают дворянина. — Да, а что? — спросил наместник у варкастера, здраво рассудив, что не стоит заставлять палача ждать, если не хочешь получить выстрел в спину. — Я не ясно выразился? Вон отсюда! — снова заорал каратель, выхватывая пистолет из кобуры. — И зарубите себе на носу, если вы, либо кто другой ещё хоть раз попробует приблизиться к этой камере без моего разрешения и моего присутствия, то получит пулю! Мои солдаты не посмотрят на звания и родословные! Не желая дальнейшей эскалации конфликта, который и так зашёл слишком далеко, Ханс молча направился прочь. В этот раз перевес сил был совершенно не на его стороне. Но простолюдин ещё заплатит за свои слова. Потом, когда будет более подходящее время для дуэли. А пока нужно забрать меч из караулки и покинуть этот холодный коридор. — Вас это тоже касается! — донеслось из коридора, пока наместник вешал ножны на пояс в караульном помещении. Что бы там о себе не возомнил Варравский, он тоже получил от карателя на орехи. — И ещё, комендант, когда спуститесь вниз, пришлите сюда полдюжины моих солдат. Проверив, как меч выходит из ножен, наместник покинул караулку и направился на выход. У лестницы он ещё раз оглянулся на камеру герцогини Эльзы, но встретив пылающий злобой взгляд варкастера, поспешил удалиться. Спустившись вниз, молодой кастелян снова встретил кайязя, что ждал его около лестницы, сверкая очками в лучах света из окон. И хотя слишком близкое знакомство с Красновым заставило его заметно поубавить наглость, его лицо до сих пор украшала широкая ухмылка. — Понравилась ли вам аудиенция? — елейным голосом осведомился старик. — Это вы ещё в горах не видели. Сейчас он уже более-менее адекватен, — не кривя душой ни капли ответил Ханс, отчётливо вспоминая, как этот палач уже пытался его придушить. — Вы хоть понимаете, что играете с огнём? — Всякая палка о двух концах. — философски произнёс Варравский, поправляя очки. — Но скажите, наместник, каково это, быть под подозрением у карателя? — Приятного мало, но жить можно, — ответил кастелян, не упустив возможности уже в свою очередь поддеть оппонента: — Кстати, добро пожаловать в клуб находящихся под подозрением. — Спасибо, но я-то там ненадолго, — быстро парировал кайязь. — А вот вам, наместник, пока вы находитесь в этом клубе, путь на герцогский трон заказан. — Если вы думаете, что это остановит меня, то глубоко заблуждаетесь, — гордо заявил молодой кастелян, не желая больше продолжать эту пустую пикировку посреди коридора. — Всего хорошего. — Поверь мне, сынок, я знаю систему изнутри, — менторским тоном заявил старик, снова скатываясь к панибратству. — И нам ещё нужно уладить кое-какие вопросы с документами. Намёк был совершенно прозрачен. Озвученное ранее предложение всё ещё было в силе. И ведь это он натравил карателя, чтобы показать свою силу и влияние. Стоило признать, Варравский вёл очень рискованную игру, втягивая в свои интриги варкастера, который здесь не подчинялся никому и мог казнить без суда и следствия, вынося приговор прямо на месте. Ситуация всё больше напоминала перестрелку в пороховом погребе — одна ошибка погубит всех. Но в одном этот аферист был прав — без его помощи на пути к короне герцога не обойтись. Особенно теперь, когда быстро закончить эту зиму посреди лета не удалось, на поддержку населения рассчитывать не приходится, да и не поможет народная любовь склонить администрацию на свою сторону, если предъявленные обвинения окажутся слишком серьёзными. — К тому же, есть ещё некоторые обстоятельства. — напомнил о своём существовании кайязь, всё это время семенивший следом. Улучив момент, когда они оказались в коридоре одни, он, понизив голос, закончил свою мысль: — Ведь если станет известно о ваших связях с сигнарской разведкой, то уже ничто вас не спасёт, наместник. — Я никогда не был в Сигнаре, — парировал Ханс, про себя отмечая, что Варравский уже не первый раз неприкрыто обвиняет его в связях с южанами. Такая настойчивость была подозрительна сама по себе, ведь под любой, даже самой правдоподобной ложью должна быть хоть какая-то основа. Иначе ему никто не поверит. Но что могло быть общего у ордского дворянина и сигнарской разведки? Анна! Эта мысль возникла столь внезапно, что наместник встал как вкопанный, с ужасом осознавая, что действительно вляпался, что называется, по самые уши. Младшая из сестёр Аренделл сама говорила, что провела три года в изгнании, живя всё это время в Каспии, где её могли завербовать сотню раз. Последующее возвращение на оккупированную родину только подтверждало эту теорию. После всего того, что учинила её старшая сестра после их встречи, в невиновность Анны никто не поверит. А в том, что донос будет составлен грамотно и умело, можно было не сомневаться. — Вижу, теперь вы поняли всю серьёзность сложившейся ситуации? — вкрадчивым голосом поинтересовался Варравский, воровато оглядываясь по сторонам. — Но моё предложение всё ещё в силе. — Мне плевать на ваши доносы, — с трудом сдерживаясь от того, чтобы просто ударить старика в лицо потоком магического пламени произнёс Ханс. — Вы можете гарантировать, что я получу корону герцога Аренделла? — Если мы договоримся, то вы станете герцогом уже сегодня, — поспешил заверить его кайязь. Вот так. Либо со щитом, либо на щите. Как говорится, пан или пропал. Либо согласиться плясать под чужую дудку, позволив ободрать себя как липку, либо хватать манатки и бежать без оглядки, надеясь добраться до Чёрной Реки раньше, чем будет пущена погоня. До контролируемой менитами территории при желании можно доскакать за сутки. Фанатики, конечно, тоже не подарок, но там будет хоть какой-то шанс спастись. Если повезёт не оказаться на вреке и не сгореть на костре, то через них можно будет добраться до Свободного Ллаэля, а оттуда уже окольными путями вернуться домой через Сигнар. Вернуться ни с чем. Этим он только докажет правоту отца и братьев, что считали его жалким неудачником. Одна мысль об их ехидных ухмылках и всех тех унижениях, что скрывались за их снисходительными улыбками, заставляла тринадцатого сына буквально трястись от злобы. Он поклялся себе, что не вернётся обратно, пока не станет достойным славы своих предков, и сдержит слово, чего бы это ни стоило. Со стариком и его бумажками можно будет разобраться потом. Деньги и власть могут решить любую проблему, когда они у тебя есть. — Ладно, чёрт с вами, — махнул рукой наместник. — Где я должен расписаться?