Нечеловек

Оставалась только ночь. Ночь на то, чтобы остаться человеком. Ночь на то, чтобы попрощаться с тем, кем ты был раньше – ведь уже завтра ты убьешь людей, которые и правда верят в то, что делают. Завтра все они станут другими, и пусть Жан уже убил человека – в этот раз все будет иначе. Да, будет выбор «либо мы, либо они». Но на сей раз это будет нападение со спины, и не раз, не два – сколько их, в отряде Кенни-то? Десятки. На каждого человек по семь придется, и жизнь этих семерых закончится в его, Жана, руках. Завтра Жан перестанет быть тем Жаном, которым был всегда; завтра Жан перестанет быть человеком. Завтра Жан станет убийцей. Люди умеют надеяться. Люди умеют прощать, люди умеют ценить жизнь, люди умеют любить. Жан боялся, что разучится любить, ведь тогда в существовании его не будет никакого смысла. – Это все вопрос морального выбора, Жан. Сейчас ты боишься, но завтра все будет просто, – пробормотал Армин. Он… Он был из другой лиги. Жан не понимал, завидует ли он Армину или же сочувствует: Армин… Армин не должен был никого убивать, но Армин… Армин придумал все это. На его плечах будут лежать все трупы, на его плечах и майора Ханджи. – Ты так легко об этом говоришь, – ответил ему Жан, нервно хмыкая, и вздохнул. Огонь костра уже угасал, и пара поленьев, подброшенных Жаном, не могли исправить дело; а вместе с огнем этим догорала и их человечность. – Я не могу об этом думать. Так проще, – опустил взгляд Армин, протягивая руку к огню, и неловко вжался щекой в свое же плечо. – Если буду… Думать… Ничего не смогу сделать. Подведу всех. И тогда умрете уже вы. – Мы не умрем, – дрогнул голос Жана, и он мотнул головой, повторяя: – Не умрем. – Ты ведь и сам боишься до чертиков, – слабо улыбнулся Армин, вздыхая, и прикрыл глаза. – Но… Это сложно. – Я не хочу становиться не человеком. Костер чуть потрещал, огонь взметнулся, освещая двоих, что сидели перед ним, и Жан кашлянул, глотнув дыма. Он не хотел. Не хотел убивать, не хотел калечить, не хотел… Но должен был. Это было ужасно, но правильно, но прятать страх собственный было глупо. Армин знал. Армин тоже чувствовал. Иначе, но чувствовал – и разделял каждый неровный удар его сердца. – Мы изменимся. Все после такого меняются, – наконец, подал голос Жан. – А я… Не хочу. Я хочу быть прежним. – Я тоже хочу, чтобы ты был таким, как сейчас. Потом… Мы можем разучиться любить, – тихо произнес Армин, открывая глаза, и откинулся назад, от огня. Пододвинулся чуть ближе, положил руку – а Жан накрыл ее своей. Он знал, что Армин будет любить его и завтра, и послезавтра. Он боялся, что сам уже никогда не будет любить Армина, а это… Было бы слишком больно. – Оставайся собой, Жан. Не дай сердцу ожесточиться, – проронил Армин снова, вздыхая, – а я не дам умереть своему. А Жан только тихо пробормотал: – Ага. И сжал ладонь Армина в руке своей чуть сильнее, положил голову на его плечо. Было немного холодно, но холод этот только показывал, что оба они живы и пока могут чувствовать… Даже холод. И это было, если честно, просто прекрасно.