Наследник

‒ Ключ, синьор Орена, ‒ Рони услужливо протянул ключ на широкой ладони. ‒ Номер четыреста семь. На кольце лишь ключ и маленькая медная табличка с номером. Постояльцам отеля выдавали комплект пошикарнее, почти произведение искусства ‒ брелок в виде короны из фальшивого золота. Но тот ключ, что Орена сжимал в кулаке, был запасным. Как Рони достал его, Орена не интересовало. Они стояли около больших блестящих лифтов и ждали, когда один спустится, чтобы поднять их на четвёртый этаж. Рони украдкой поглядывал на босса. Косил глазом. Смотреть на Орена без утайки в такую минуту он бы не отважился. Босс не был взволнован. Выглядел совершенно спокойным. Хладнокровным. Его лицо было таким же, как и всегда ‒ непроницаемым, бесстрастным. Плотно сжатые губы и настороженные, чуть прищуренные глаза. Рони полагал (где-то в глубине души), что в Орена что-то изменится, его выдадут руки, глаза или голос ‒ хоть что-нибудь укажет на то, что он встревожен или обескуражен, ведь речь шла о его единственном сыне, о наследнике, о продолжателе его рода и дела. По правде сказать, Рони думал, что босс будет в бешенстве. Он был уверен, что Орена выйдет из себя в самый первый раз, когда Рони отдал ему фотографии и магнитофонную плёнку. Но Орена и тогда остался верен себе. Ничто не выдало его внутреннего урагана, ни один мускул на лице не дрогнул. И вот они в Гранд Роял ‒ в самом дорогом отеле города. Рони даже представить себе не мог, сколько стоит номер в подобном месте. Мрамор, хрусталь, нефрит, огромные зеркала, позолота (теперь уже настоящая, в декоре). Сесть на хвост Марио, сыну босса, и его дружку, Нанни Ловато, оказалось несложно. Марио всегда был простоватым малым, не чета своему отцу. Рони хватило пары недель, чтобы выполнить задание босса, собрать все улики. Если бы у Рони был выбор ‒ Господь свидетель! ‒ он бы ни за что на свете не стал заниматься подобным! Но выбора у Рони не было. На нём висел такой долг, что Рони не собрал бы денег и за сто лет. И вот ‒ ему пришлось выслеживать Марио. Пришлось увидеть собственными глазами, как Марио тискался с Нанни, услышать собственными ушами, какие непотребства нёс младший Орена, разговаривая по телефону с младшим Ловато. Рони такое вовек не забыть. ‒ Будешь стоять у двери. Внутрь не входи, ‒ давал указания босс, шагая по коридору четвёртого этажа. ‒ Что бы ты ни услышал, оставайся за дверью. Это ясно? ‒ Ясно, босс, ‒ кивнул Рони. Орена бесшумно вставил ключ в замочную скважину, повернул очень аккуратно, дверь поддалась. Орена слегка её приоткрыл, помедлил секунду, ожидая какой-то реакции, толчка с другой стороны или чего-то ещё, но ничего не последовало ‒ тогда он вошёл. Внутри горел свет, во всех комнатах номера, а их было четыре. Слышались звуки, негромкие, но повторяющиеся, похожие на шорохи и шлепки, и ещё постукивания. Звуки доносились из спальни. Двери в неё были приоткрыты. Орена застыл в нерешительности. Его жизнь, судьба целого клана обрывались в эту секунду. Пока он не войдёт и не увидит своими глазами ‒ оставалась надежда. Хотя Орена знал, конечно, он знал, что всё это правда и некуда отступать. Его сын оступился. Марио его предал. Марио предал свою семью, свою жену. Марио их всех опозорил. Орена знал, что всё это правда. С тех самых пор, как подслушал разговор сына и Нанни. На свадьбе Марио. Месяц назад. Когда семьи Орена и Ловато смогли, наконец, породниться. Это была долгожданная свадьба. Его сын и красавица Адриана, дочь Чезаре Ловато. Отцы обручили их с детства. Свадьба была лишь вопросом времени. Орена женил бы сына и раньше, но Марио учился (а к учёбе мальчик всегда относился серьёзно), и отец согласился, что свадьбу можно сыграть чуть позднее. Никто не сомневался, что Марио и Адриана прекрасная пара. Они знали друг друга с детства. Вместе росли. Вместе играли. У Адрианы был брат, малыш Нанни, на три года её младше. Все обожали Нанни. Такой он был славный: светловолосый, кудрявый, голубоглазый, шаловливый. Все хотели такого же сына. Даже Орена. Но ему жена подарила лишь одного наследника. Марио. А едва Марио исполнилось двенадцать, Анна умерла, оставила их. Орена так больше и не женился. Нанни и Марио тоже дружили чуть не с пелёнок. Орена всегда был уверен, что Нанни для Марио как младший брат. Марио его опекал и относился с большой нежностью. Орена думал, как хорошо, что Нанни стал Марио братом. Прошли годы, мальчики выросли, и оказалось, что то были вовсе не братские чувства. Или же они переродились? Как такое могло получиться? Чтобы его сын, единственный сын!.. Отчего Орена показалось странным, там, на свадьбе, поведение сына? Будто Марио с Нанни никогда не проводили время вдвоём? Но то была свадьба. Быть может, дело было именно в этом? А Марио был сам не свой. И Нанни не выглядел счастливым. Нанни несколько раз вытаскивал Марио из-за стола. Через какое-то время они возвращались назад, и у обоих были такие лица, будто они только что с похорон. И ведь Орена не собирался за ними шпионить. Он просто вышел на воздух, закурил, решил пройтись немного по парку, быть может, посидеть в беседке. Орена умел ходить неслышно, словно пантера. Уж чего-чего, а этого было у него не отнять. Он шёл к беседке, и был уже близко, когда услышал голоса, приглушённые: своего сына и Нанни. Орена ещё приблизился. Голос Нанни дрожал, было похоже, что он плакал или просто был очень расстроен. ‒ Нет, нет. Это нельзя. Нам больше нельзя. Ты теперь женат на Адриане. Всё стало слишком серьёзно… Прошу тебя… ‒ Мы что-нибудь придумаем. Обещаю тебе. Нужно немного времени. ‒ Если кто-то узнает, Марио! ‒ Никто не узнает, любовь моя. Никто не узнает. Всё будет, как прежде. Иди ко мне… Пожалуйста, Нанни… Обними меня… Я не смогу без тебя… Ну же… Тише… Не плачь… Дверь в спальню была приоткрыта. Орена оставалось лишь заглянуть в комнату. Звуки стали казаться слишком громкими, резкими, просто невыносимыми. Он слышал стоны и как тело бьётся о тело, потом протяжное «о-о-о-ох», прерывистый, почти болезненный вдох, похожий на тот, что бывает, когда пытаешься набрать в грудь воздуха после быстрого бега. Орена взялся за ручки и распахнул двери. Первое, что он увидел ‒ спину Марио. Его сын скакал на члене малыша Нанни. Второй была люстра, красивая огромная люстра раскинула по потолку хрустальные нити. Свет в них мерцал и переливался. Голова Нанни, крупные смешавшиеся кудри на белой подушке. Картина Бугро над массивной лепниной спинки кровати. Лицо Нанни исказилось, рот замер в беззвучном крике. То было мгновение ужаса, не удовольствия. Он вцепился пальцами в бёдра Марио, как будто хотел отодрать его от себя. И всё же смог прошептать: ‒ Отец. Марио. Там твой отец. Марио вздрогнул, повернул голову. Теперь ужас коснулся и его лица. Он резко поднялся, Нанни вскрикнул от боли. Они оба попытались натянуть на себя одеяло. Были похожи на двух щенков, которых держали за шкирки. ‒ Умоляю, отец… Умоляю… Орена никогда ещё не видел сына таким испуганным и таким виноватым. Орена молчал. Теперь он намеревался слушать, лишь слушать. Разве этот позор можно было объяснить? Оправдать? Несчастная Адриана! Несчастные они все! И ведь это был Нанни! Не кто-то случайный! Нанни! Мужчина! Пресвятая Дева Мария! Лучше бы было Орена и вовсе остаться бездетным. ‒ Этого больше не повторится, отец. Я прошу тебя. Я обещаю, что мы больше никогда не встретимся с Нанни. Клянусь тебе. Это… Это вышло случайно. Нанни сорвался: ‒ Он всё знает! Всё знает! Он убьёт нас! Марио сполз с кровати, упал на колени, принялся молить о прощении. Орена слышал, но где-то на границе сознания, что Марио говорил о своей матери, как после её смерти почувствовал себя сиротой ‒ ведь и отец тогда совсем перестал его замечать. Они оба переживали страшную горечь утраты, но общая потеря их вовсе не сблизила, наоборот ‒ отдалила. С тех пор каждый из них был сам по себе. Муж скорбел по жене, сын по матери. Через некоторое время раны затянулись, но сын и отец как будто перестали быть друг другу родными. Неужели Орена сам оступился? И всё, что случилось с Марио ‒ его вина? Сын всё стоял на коленях и молил о пощаде. Орена смотрел на него, взгляд туманился от подступающих слёз. Он отчего-то вспомнил, как в первый раз взял Марио на руки. Они с Анной долго не могли зачать детей. Анна ездила к святым мощам в Ассизи, Ватикан, Сарагосу и Лурд. Ничего не помогало. А потом, однажды – у них получилось. Анна забеременела и родила ему сына. Орена вспомнил то чувство, что он испытал, первый раз взяв Марио на руки. Марио был тёмненький, появился на свет с густыми чёрными волосами, а лицо у него было точь-в-точь как у его бабки, матери Анны. Неужели Марио был когда-то таким? Крошечным? Орена почувствовал, как натянулись брюки ‒ Марио пытался обхватить его ноги. ‒ Это только моя вина. Пожалуйста, не делай ничего Нанни. Прошу тебя. ‒ Встань. Встань, ‒ Орена подхватил сына под мышки, поднял с колен. ‒ Не говори никому… Папа… ‒ Никто не узнает… Орена вышел за дверь и кивнул Рони. Они отошли вглубь коридора и, когда повернули к лифтам, Орена жестом остановил Рони и приказал: ‒ У тебя два дня. Сделай чисто, как договаривались. Никаких следов. Похищены и убиты. Я сам разберусь со всем остальным. ‒ Да, синьор Орена. ‒ Как только всё сделаешь ‒ спишу с тебя долг. И никому ни звука. ‒ Да, синьор Орена. ‒ Иди. Спускаясь в лифте Орена думал о том, что как только Рони управится со своей работой, нужно будет управиться с Рони.