Любимый экспонат

Глава Лаборатории рыцарства Готлиб фон Гогенцоллерн возложил руку на шлем святого Георга Драконоборца работы Бенвенуто Челлини и блаженно воздохнул. Работа мастера была настолько совершенна, что налюбоваться ею Готлиб не мог уже несколько лет. Чернильный прибор, сияющий там, где его постоянно касались пальцы хозяина, и местами покрывшийся благородной чернью, казался идеалом. Не только художественным, но и чистым воплощением рыцарства, до которого ни одному из его подчиненных было не дорасти и за сто лет. Гладкий металл шлема приятно холодил пальцы, а дракон скалился в вежливой улыбке, точно копье воина не пронзало его шкуру, а ласково почесывало шею у самого основания затылка – там, куда не могли дотянуться лапы рептилии. Работы Челлини завораживали Готлиба еще с детства. Ему, ласково поглаживающему одно из прекраснейших произведений художника, вспомнился тяжелый альбом в родительской библиотеке, с которым он, будучи подростком, практически не расставался. Родители находили такую приверженность искусству несколько экстравагантной, однако поощряли ее, полагая, что для молодого, образованного и обеспеченного человека способность разбираться в подобных вещах может оказаться не лишней. Старый и уже порядком потрепанный альбом все еще хранился на книжной полке спальни господина Гогенцоллерна. Правда, теперь его вытеснили оригиналы того, что манило с его страниц. Какие-то из них задерживались там надолго, какие-то через день-два отправлялись под бронированное стекло витрин. Но святой Георг неизменно красовался на столе главы Лаборатории, скрашивая ему рабочие часы. Гогенцоллерн настолько хорошо знал эту статуэтку, что, закрыв глаза, мог представить ее себе во всех мельчайших подробностях, вплоть до малейших шероховатостей на древке копья или небольшого клейма, скромно спрятанного под конским хвостом. Со сдавленным стоном Готлиб фон Гогенцоллерн резко наклонился вперед, вцепившись пальцами в серебряный круп коня так крепко, что побелели костяшки. Прикасаясь разгоряченным лбом к прохладному металлу, он продолжал неспешно двигать второй рукой, то крепко сжимая себя, то ослабляя хватку, жадно втягивал носом слабый аромат чернил, средства для чистки серебра, чувствуя, как в лоб ему впивается рыцарский локоть, кусая губы, чтобы не сорваться в крик. По счастью, долгие часы, проведенные с альбомом Челлини, давно научили Готлиба воздерживаться от чрезмерно бурного восхищения. И теперь, наслаждаясь чернильным прибором, который так и не получил король Франциск, он хрипло дышал и стремился только к одному – максимально продлить это созерцание, сфокусироваться на расплывающихся серыми пятнами серебряных деталях. Главное – не потерять контроль надо собой, продолжать двигаться неспешно, несмотря на то, что по телу разливалось требовательное ощущение вязкой тянущей боли. Наконец, он не выдержал. Откинувшись в кресле, облизнул губы, не отрывая взгляда от невозмутимого рыцаря и ухмыляющегося дракона. Правая рука двигалась все быстрее, ломая выверенный ритм. Второй рукой, все еще хранящей прохладу металла, Готлиб сжал мошонку, напрягся и через несколько мгновений обмяк, блаженно прикрыв глаза. Одна рука его безвольно свесилась с кресла, вторая все еще стискивала медленно опадающий член. Открыв глаза, глава Лаборатории рыцарства брезгливо поморщился – большая часть спермы попала на крышку стола. Наскоро приведя себя в порядок и пройдясь по брюкам влажными салфетками, Готлиб с тяжелым вздохом извлек из ящика бутылку полироли, мягкую ветошь и принялся старательно очищать письменный стол. Разумеется, стол XVII века, красное дерево, давно уже не был его фаворитом, но все еще оставался восхитительно прекрасным.