Все умрут, а я останусь

Цветы… Белые, голубые, алые, жёлтенькие. Много-много цветов. Маленькая девичья ручка рисовала столько цветов, сколько могла себе представить её обладательница. Ещё час назад эта ручка, орошаясь багряной кровью, разрывала плоть устаревших образцов на ежедневной тренировке. Ещё час назад эта ручка чуть не убила товарища, друга. Лили вздрогнула. Тихие шаги за спиной разрывали тишину маленькой тесной комнатки с одной единственной койкой, тумбочкой и почти догоревшей лампой на потолке. — Снова рисуешь? – Хайне с интересом взглянул на разноцветные каракули. Треугольники, ломанные, кривые – он не помнил, как выглядят настоящие цветы. Но раз так их рисуют Лили и Джованни, он просто был уверен – да, цветы выглядят именно так. — Ага, — ответила Лили, приветливо улыбаясь. Единожды подсмотрев эту идею у Джованни, она уже просто не могла остановиться. Оказалось, так здорово рисовать то, что никогда не увидишь в этих закрытых лабораториях. Сырые, обветшалые стены были увешаны «бабочками», «цветами» и «солнышками». Эти каракули как-то согревали теплом маленькое девичье сердце и давали надежду. Надежду на то, что где-то там, за глухими стенами, есть другая, настоящая жизнь. — Красиво, — сказал Хайне, рассматривая рисунки на стенах. — Хайне… почему ты здесь? – спросила Лили, откладывая карандаш. – Ведь уже давно комендантский час, мы должны быть в своих комнатах. И если мама, — оба ребёнка вздрогнули, когда было произнесено это слово, — если она вдруг зайдёт и… — Нарисуй мне тоже что-нибудь, — вдруг сказал Хайне, усаживаясь на пол рядом с девочкой. — Что?.. – растеряно прошептала Лили. — Нарисуй мне что-нибудь, — повторил Хайне. Лили на несколько секунд задумалась, а потом вновь схватила карандаш и оживлённо заводила им по листу бумаги. Через пару минут рисунок был готов. — Что это? – мальчик озадаченно разглядывал несколько спиралей разных цветов. — Это радуга! – с гордостью заявила Лили. – Она разноцветная и появляется после дождя. — Отлично, — улыбнулся Хайне. – Я повешу радугу у себя над кроватью и буду смотреть на неё перед сном. Ты отлично рисуешь, Лили. Но Лили не ответила. Лили молчала. Внезапно что-то изменилось. Остекленевшими глазами она уставилась на альбиноса, бледные руки плавно поползли к его шее, скованной неудобным ошейником. Хайне вздрогнул, мысленно чертыхаясь. — Лили, хватит, — тихим, но настойчивым голосом приказал он. Пальцы замерли, но не опускались. — Лили, прекрати. Я друг, Хайне. Не враг. Руки бессильно рухнули, а взгляд снова приобрёл смысл. — Хайне, мне страшно… Страшно. Страшно не знать, кто ты на самом деле. Страшно, что в любой момент можешь потерять себя. Страшно, что можешь собственными руками убить того, кто тебе дорог. — Уведи нас из этого места, прошу тебя, — со слезами взмолилась Лили, уткнувшись Хайне в грудь. – Я не хочу больше убивать… Я не хочу больше экспериментов, не хочу больше этих поединков… Я не хочу больше видеть её!.. — Мы выберемся отсюда, — тихо сказал Хайне, целуя девочку в лоб. – Мы все обязательно выберемся из этой дыры. Обещаю. Мамочка с интересом наблюдала за своими непослушными детишками через экран большого монитора. Их поведение, их взаимоотношения, их мечты очень забавляли её. Наивные детки! Неужели они и вправду думают, что у них есть воспоминания? Они правда думают, что были рождены кем-то и где-то вне этих стен? Анжелика смахнула слезинку с ресниц. Так мило и трогательно выглядели эти два образца, давая глупенькие обещания друг другу. Эта девочка могла бы стать лучшей из всей серии «Раммштайнер», ведь на её счету было больше шестидесяти убийств. Однако частые сбои в сознании уже давно определили её дальнейшую судьбу – брак. А вот другой… Профессор Айнштелльзен хищным взглядом впилась в свою будущую жертву. Да, он не такой, как другие. Он лучший в этой серии, он идеально подходит для вживления нового ошейника. Образец #66. Анджелика в предвкушении потёрла руки. Детки ещё не знают, что приготовила для них любящая мамочка. Когда она предложила Хайне участие в этом подозрительном эксперименте, он ни секунды не колебался. Если всё, что она говорит, правда, тогда это шанс. Шанс спасти всех, шанс вывести их отсюда, шанс помочь Лили. Кресло для эксперимента с множеством ремней, проводов и инструментов выглядело пугающе. Мамочка заботливо хлопотала вокруг него, подготавливаясь к операции. Всё шло чётко по её плану – бабочка запутывалась в цепких сетях хитроумного паука. Анжелика едва сдерживала торжествующую улыбку. Хайне осторожно опустился в подготовленное кресло. Он примет участие в этом эксперименте, он станет вожаком их маленькой стаи, он получит силу, с помощью которой выведет их к свободе. Ради Лотто, ради Артура, ради Джованни… Ради Лили. — Где Хайне? Лили нервно оглядывалась, безуспешно пытаясь уловить взглядом знакомую белоснежную голову в толпе детей. Кругом царили неразбериха и как следствие напряжение, никто не знал, зачем их вывели в тренировочный зал посреди бела дня. Шум, какие-то помехи из радиоприёмника, неразборчивые слова. Лили застыла, как вкопанная, увидев на большом экране того, кого она никак не могла найти. — Хайне… — с ужасом прошептала она. Бессознательное тело мальчика было подвешено ремнями к какому-то креслу. — Что происходит?.. Это Хайне!.. Хайне… — пронёсся по толпе тревожный шёпот. Из приёмника донёсся звонкий голос их мамочки, которая поспешила объяснить деткам всю ситуацию. Всё кончено. Хайне их предал. Ради того, чтобы выжить и возвыситься над ними, став их «хозяином». А они больше не нужны. Никто больше не нужен их маме. Теперь они должны просто уничтожить друг друга, утилизировать. И лишь одному выжившему, мамочка подарит свою любовь. — Проклятье! Хайне… — Артур судорожно схватился за ошейник, голову пронзило резкой болью. Всё вдруг потемнело и потеряло краски. Вокруг разворачивалась кровавая бойня. Обезумившие дети, теряющие контроль над собой, раздирали друг друга на части. Друзья, товарищи, братья и сёстры… Теперь это было не важно. Их сознание было запрограммировано только на одну цель: убивать. Краем глаза Артур заметил Лили. Вся перепачканная кровью, она безумно улыбалась, уварачиваясь от атак таких же обезумивших детей. Она отрывала им руки, она дробила пальцами их черепа, она вырывала их остекленевшие глаза. «Хайне, как ты мог?.. Как ты мог нас предать?.. — с болью подумал Артур. – Будь ты проклят, ублюдок!!!» Мамочка злилась. Мамочка просто была в ярости, ведь всё вдруг пошло не по её плану. Пёсик вдруг сорвался с цепи и сбежал. И ей ничего не оставалось делать, кроме как наблюдать за дальнейшим развитием событий через монитор. Хайне думал, что он вырвался и сбежал, чтобы вернуться к Лили. А пёсик тем временем решил поиграть с весёлыми ребятишками в тренировочном зале. Тепло… Было так странно тепло. Чьи-то руки обнимали за шею. — Хайне… Кровь… кругом было столько крови. Но откуда? Откуда она? Чья она? — Хайне… Мне теперь не страшно… Хайне вздрогнул, медленно осознавая происходящее. Нет… это не его кровь… эта кровь… — Мне не страшно… Откуда-то сквозь пелену донесся похожий на лай безумный смех. — Ну как тебе? – поинтересовался Цербер. – Ты спас её той силой, которую так желал, а? Хайне открыл глаза. Очередной сон о том, что он так упорно пытается забыть. Призраки прошлого вовсе не стремятся оставить его в покое, яростно преследуя каждую ночь. Все умерли… все умерли тогда. А он остался. Тёплые ладошки медленно коснулись лба Хайне. Он слегка улыбнулся. Нилл. Единственные прикосновения, которые он мог переносить. Нет, не так. Единственные прикосновения, которые дарили ему покой. Нилл отгоняла терзавшие его мысли и возвращала к жизни из тягостных воспоминаний. Но Нилл не бессмертна, не андед, как в шутку называл Хайне Бадоу. И Бадоу, и священник… Лишь одна пуля может стать смертельной для каждого из его близких. Они никогда не смогут быть рядом с ним вечно, даря хоть какую-то отдушину. Они уйдут. Хайне давно готовил себя к этой мысли. Опасно привязываться к кому-то, ведь человеческая жизнь такая хрупкая. Он не знает, сколько ещё проживёт, но ни одна пуля, ни один нож не сможет забрать у него его жизнь. Как бы не хотелось сдохнуть, он будет жить. Все умрут, а он останется. Но иногда так хочется забыть об этом… — Эй, падре, есть сигаретка? — Покайся, грешник, ты в святой обители! — Ну па-а-а-дре! — В церквях не курят. — Значит, Хайне ты разрешил притащить сюда свои игрушки, а мне простую сигаретку запрещаешь закурить? — Не понимаю, о чём ты… — Ой, не оправдывайся! Думаешь, я не видел оружейный склад вооон в том уголке?