Женька

      Женька повернул к водонапорной башне и зашагал… Точнее поплёлся, загребая носками ботинок пыль Ручейкового проезда. Валентин Валерьевич остался где-то позади, одинокий, потерянный… Больше всего Женьке сейчас хотелось разреветься.       «Как он будет без меня? Целых полгода… Ведь только весной я смогу вернуться…»       Труба, подвешенная на капроновом шнурке, неприятно била при каждом шаге по плечу, и Женька машинально поправил перевязь. Мальчишке отчаянно хотелось бросится назад, рассказать, как всё было на самом деле… «Что бы дядя Валя не переживал, ведь с ним, Женькой, всё хорошо…» Но Скицын (Женька называл его дядей Мишей) и молодой лаборант Валерка (сам почти ещё мальчишка, практикант) строго-настрого предупредили: не болтай лишнего, они ещё не уверены, что опасность миновала и «эти» (Женька вспомнил, как брезгливо скривился Скицын сказав это, как будто увидел в руках дохлую облезлую крысу) больше не будут преследовать Волынова.       «Я не хочу расставаться! А из-за этих гадов! Они же на всё пойдут, что бы только своих целей достичь…» – горестно думал мальчишка.       Хотя прошло уже больше месяца, воспоминания Женьки были такими же яркими, хотя и перестали доставлять душевную боль, лишь какое-то неуютное царапающее чувство. Женька вспомнил, как побледнел от страшной догадки «аспирант», как пронзил пространство резкий, пронзительный зов трубы, как рухнула между ними и Женькой прозрачная, похожая на занавес, стена, разрубив пространство… Как забились в водовороте темпоральных потоков их мучители. И тут Женька понял, что ничего не выйдет: «занавес» слишком тонкий и не продержится до конца… До конца чего? Женька и сам не знал, но чувствовал, что не успеет стена удержать «этих». Вот уже и дыры стали проявляться на истончившейся, похожей на радужную мыльную плёнку преграде. И мальчишка, рванувшись из всех своих сил (так что лопнули с дребезжащим звоном браслеты на ногах), бросился к стене что бы удержать, не дать порваться! Бросил всю свою энергию, все душевные силы… И прозрачная стена вдруг обрела мощь, стала толстой, матовой… и воздух за ней сгустился, налился сумраком, скрутил извивающихся как клубок змей «этих», раздавил, размолол, распылил на атомы, навсегда стёр из истории, из памяти Кристалла… И Женька почувствовал, что всё… Мелькнули какие-то сверкающие грани, темные зеркала. Разбились на мелкие куски, открыв чёрные провалы межпространства и Женька ощутил, как летит в эту бездну, где нет ни конца, ни края…       Очнулся Женька ночью. Точнее сначала он ощутил просто темноту. Нет, не ту жуткую темноту пустоты между гранями, а вполне осязаемую, тёплую, насыщенную запахами, звуками… И увидел звёзды над головой, в угольно-чёрном южном небе… И тогда понял, что это всего лишь ночь и всё осталось позади. Под спиной ощущалась металлическая площадка, настил или помост. Женька попытался осмотреться, но не смог даже пошевелиться. Сил совершенно не осталось. Краем глаза он успел заметить светлые, отражающие свет звёзд желоба, уходящие вверх по склонам гигантской котловины, в центре которой лежал мальчик. «Как будто радар или антенна», – подумал Женька.       Он осторожно пошевелил рукой около себя. Трубы рядом не было. «Исчезла, как и говорил Юкки. Всё…». Вспомнились слова чуки, о том, что если нет лунной рыбки переход может совершить только один, а второй погибнуть, отдав свою энергию. «Я ведь и есть рыбка!» - неожиданно осенило Женьку. И тут же страшная чёрная тоска навалилась на него. «Значит так и помру здесь. Неизвестно где…» К горлу подкатила противная тошнота и мальчишка скорчился на боку от резкого спазма…       Женьку нашли утром, когда небо уже налилось свежей яркой синевой. Витька Мохов заметил с парапета маленькую сжавшуюся фигурку на центральной площадке межпространственного радара. «Как его туда занесло?» Женька не умер. Три дня метался он в горячечном бреду. В лихорадочном кошмаре видел, как подбирается к нему «аспирант», покрытый почему-то серебристой рыбьей чешуёй; как со словами: «Исполни рыбка моё желание!» раскрашенная под клоуна девица кромсает его блестящими ножницами; как чука тащит в трясину огромную шкыдлу, которая не крыса вовсе, а облепленный грязной коростой Мухобой…       На третий день Женька пришёл, наконец, в себя. Перед глазами ещё плыла серая муть, но мальчишка отчётливо слышал, как молодой мужской голос спросил:       – Ну как, док?       – Темпоральная лихорадка, – добавил солидный бас. – Но ничего, кризис миновал, так что теперь пойдёт на поправку. Почти все силы потратил на переход… Крепкий парнишка.       – Да не на переход, док. Темпоральный экран на себе держал, несколько минут. Да такой мощности, что все плоскости рухнули с треском, чуть самого не накрыло…       – Бедный ребёнок! – ахнул рядом девичий голосок.       – Ладно, пусть поправляется.       Женька медленно открыл глаза. Оказалось, что он лежал в больничной палате со светло-голубыми стенами. Рядом на столике стояла склянка с тёмно-красной жидкостью и скомканный белый платок.       – Проснулся? – ласково спросила его, склонившаяся к койке молоденькая веснушчатая девушка в светло-голубом халате. – Я – Яся. А тебя как зовут, герой?       – Женька, – прошептал мальчик. – Протасов.       – Ну вот и познакомились. Давай-ка я тебя переодену. А то весь мокрый, – Яся аккуратно переодела Женьку в сухую пижаму. – Ты если что надо будет зови, не стесняйся (а в первые дни Женька и впрямь был так слаб, что даже для, так сказать, естественных дел нужна была помощь Яси).       – А я где?       – В Ново-Яртыше. Тебя Витька, внук директора нашей обсерватории нашёл. Ты тогда без памяти был, горел весь в лихорадке. И потом долго бредил, Илюшку, дядю Валю каких-то звал. Какой-то лунный календарик просил найти.       Но, как и говорил, усатый и похожий на маршала Будённого врач Николай Васильевич, Женька быстро пошёл на поправку. Приходили навестить Юр-Танка, Юкки. Юкки принёс трубу, только без перевязи. Сказал, что теперь она просто труба, вся энергия из неё на тот самый экран ушла.       «Если б не она, ты бы, наверное, не выжил», – сказал Юкки.       «Ничего, она теперь у меня просто, как талисман будет», – улыбнулся в ответ Женька. Приходили ещё ребята, Пограничники. Витька (то самый, который его нашёл), светловолосый мальчишка со странным именем (или прозвищем) Ёжики. Светленькая веснушчатая девочка с хвостиками (представившаяся Люсей) принесла свежей ароматной земляники. В общем скоро Женьку выписали и поселили в местном интернате. Некрасивый, черноволосый (но чем-то всё равно неуловимо понравившийся Женьке) парень, Михаил Скицын, один из сотрудников обсерватории, сказал, что пока Женьке придётся пожить здесь.       – Одно из двух, приятель. Ты или герой, или (уж извини за прямоту) дурак, – заявил Скицын Женьке, после того как помог мальчишке устроится в интернате. – Да не дуйся, я же шутя. У тебя же всего один шанс из тысячи был при таком локальном возмущении. Повезло, что мы РМП включили. Тебя буквально засосало в чашу из межпространства. А то, чёрт его знает куда могло волной вынести… Может так бы и окочурился посередь, так сказать, мирового пространства.       – Ну и пусть. Зато этих гадов… Не было у меня выхода.       – Да я понимаю, что не было. Я человек прямой, ты уж извини, – Скицын растрепал Женьке волосы. – А пока поживи у нас. Надо тебе силёнки восстановить, совсем окрепнуть. Заодно научишься у наших ребят многому. Ты, я смотрю, парень талантливый.       А потом дни полетели. Юр-Танка и Витька познакомили его с другими Пограничниками, привели в школу и Женька с головой погрузился в мир граней, темпоральных переходов, пространственных зеркал и теорий совмещённых пространств. Учиться для него и впрямь было не трудно, да и нашелся у него особый талант: никто из Пограничников не умел так же как Женька быстро находить точки и линии совмещённых пространств, леи и межпространственные щели, да ещё и используя для этого разные нехитрые приспособления («путеводы», как прозвали их ребята). А однажды рассказал им и Скицыну про хроноскоп.       – Интересная идея, ребята. А лунную рыбку попробуем заменить, ведь она вроде энергетического транслятора…       Но грызла Женьку постоянная тревога: как там Валентин Валерьевич, сумел ли выбраться как он или… И этого «или» Женька боялся больше всего. Однажды он всё-таки не вытерпел и спросил, можно ли ему вернуться.       – Подожди, малыш. Рано тебе ещё, силёнок не хватит на переход.       – Но мне хоть на маленько! Хоть чуть-чуть, увидеть. что всё нормально и всё!       – Дядя Миш, я его через барьеры проведу. Я же в Краснохолмске все улицы знаю, – попытался его уговорить Сашка Крюк. Из Пограничников он слыл самым опытным, способным перекроить пространства почти как вздумается.       – А ты бы помолчал. Сам сколько в себя приходил? После Больших песков?       – Так я же не в Пески его поведу!       – Ничего, до весны потерпишь. А там и силы восстановишь и опыта наберёшься!       Женька только вздохнул в ответ. Вспомнил, как рухнула, распылив «этих», стена и как темпоральная волна одновременно и прозрачным, и непроницаемо-чёрным упругим валом швырнула в сторону Волынова и кинула прямо сквозь железную дверь скорчившегося Мишку.       – Там всего два барьера, один временной, другой пространственный, – продолжал уговаривать Сашка.       – Ладно, только на два часа, не больше. И сразу назад! – поддержал Сашку Николай Васильевич. В результате Женьку всё же отпустили, вместе с Сашкой и Юр-Танкой.       – Твоего Валентина Васильевича на месяц вперёд швырнуло в ту же точку, только снаружи дома, – объяснил Скицын.       – Я ему только всё объясню и сразу назад! – заверил его и доктора Женька.       – Стоп! А вот этого делать не стоит. Пока… – остановил Женьку Скицын.       – Почему?! – обиженно и недоумённо оглянулся Женька.       – Потому! «Эти» могут опять вмешаться и лучше твоему дяде Вале пока знать поменьше.       – Ты же говорил, что они … всё…       – Они-то всё… Ты такой мощности экран сделал, что их как лягушек катком раскатало. А ты уверен, что они там все были? Что никого из «этих» ещё не осталось? Женька вздохнул и помотал головой.       – Вот и я не уверен… Это не детские игры, пойми наконец. Если таким как они дать в руки возможность управлять временем и пространством, они…       – …Таких дел наделают, – подхватил мысль Юр-Танка.       – Так что сам понимаешь… А тебя мы будем держать на «поводке», если что вытащим, только метку не потеряй, – Скицын повесил Женьке на шею матовый оранжевый шарик.       – А можно его сюда позвать?       – Его ведь там тоже ждут, – Скицын посмотрел Женьке прямо в глаза.       – Он теперь командор?       – Да. Теперь… И там тоже есть ребята, которым он нужен…       – Скажешь, что со мной пришёл, по Дороге, – посоветовал Юкки. – Они всё равно на неё никогда выйти не смогут, хоть весь Кристалл изучат.       Отправились они на следующий день. Оказывается, Сашка родился в Краснохолмске, только давно, много лет назад, когда ещё не было обсерватории «Сфера», а была только исследовательская станция «Кристалл» в Луговом, которая и дала начало обсерватории. И улицы родного города Сашка знал прекрасно, да и таланты Женьки пригодились.       – Вот здесь, у Водокачки первый барьер. За ним Ручейковый проезд, в конце второй барьер – пространственный, – объяснил Сашка.       – А почему они по отдельности? – удивился Женька.       – А потому что Ручейковый проезд есть только в Краснохолмске-альфа, там, где «Сфера». А в Краснохолмске-бета его нет, – объяснил Юр-Танка. Временно барьер даже и не заметили.       – Дальше иди сам. Мы тебя здесь у водокачки подождём.       Женька преодолел барьер довольно легко, как будто раздвинул невесомые шёлковые шторы. Нашёл ту самую улицу и вскоре увидел одинокую фигуру. И тут волна противного липкого страха прошла по мальчишке. Здание, в подвале которого мучили Женьку «эти» стояло на том же месте (а ведь Женька помнил, как рухнуло чёрными осколками пространство!). И дверь, как показалось Женьке медленно открывалась. Но здание вдруг закачалось, поплыло в дрожащем мареве и исчезло, уступив место клумбе с гипсовым горнистом Данькой… «Значит и правда всё… Даже дома не осталось», - облегчённо вздохнул Женька.       Встреча получилась какой-то скомканной. Ведь как скажешь, объяснишь, если всё объяснять пока нельзя. Очень хотелось Женьке остаться, но ведь обещал… Да и страх всё равно царапал: а если опять «эти»… Правда на то, что может вернуться весной, Женька всё же намекнул («и не так уж трудно револьвер достать, поедем с Юр-Танкой к Белым Камням, он там в бучило небольшое попал, не больше метра глубиной»). И сейчас Женька шёл обратно к водокачке, где ждали его ребята и тоска сжимала горло так, что… У водокачки Женька хотел обернуться, но не смог. Понял, что если обернётся, то не сможет уйти…       – Женька, ты чего? Что с тобой? – Сашка испуганно взглянул в бледное Женькино лицо.       – Говорили же нельзя тебе пока! Опять заболеешь! – забеспокоился Юр-Танка.       А Женька вдруг разозлился на себя! «Что ты раскис! Ты же не навсегда уходишь! Окрепнешь, научишься всему, наберёшься опыта и вернёшься!»       «Конечно вернусь. Научусь всему, что знают Пограничники: переходы делать, пространства совмещать как нужно, по леям ходить и тогда… Тогда никакие «эти» мне не помешают!»       – Не заболею! Я теперь сильный! – Женька вскинул голову и глянул на ребят. – Я теперь сильный. Научусь всему и вернусь!       – Конечно научишься! Ты же способный. А с «путеводами» вообще никто лучше тебя обращаться не умеет! – поддержал его Сашка.       – А хроноскоп Скицын сумел собрать. – добавил Юр-Танка. – И энергоконцентратор сделал, который вместо рыбки. Никем больше жертвовать не нужно! А теперь пошли на вокзал, а то на поезд опоздаем.       И Женька, улыбнувшись, глянул на глубокое синее небо, раскинувшееся над Краснохолмском. Ведь правы Командоры, будущее именно за ними, за такими вот мальчишками и девчонками. Которым не страшны никакие барьеры, никакие тайны Вселенной. И никто не в силах остановить это будущее! Никто.