Наши самые главные ценности

- Продли, Господь, с любимыми встречаться И никого до срока не терять, Не допусти заранее прощаться, Благослови – заранее прощать… Геннадий Ёмкин «Сегодня снова дождь, - мысленно констатировал доктор. - Наверняка нашим ребятам-оперативникам предстоит поймать какого-нибудь очередного маньяка: в такие дни маньяки зачастую активизируются… любят дожди. А я, так не люблю. От непогоды оживают все старые болячки, ужасно ноют поражённые артритом суставы. Но это далеко не самое страшное. Страшно - это когда ты – уже не ты, а отработанный жизнью материал». Перед профессором и бывшим судмедэкспертом на столе лежал свежий выпуск «РМЖ» (Русский Медицинский Журнал – прим. авт.): по старой памяти доктор Ромашин не пропускал новинок в области научно-практической медицины. Тем более что в любой момент ему могли позвонить ученики и коллеги, нуждающиеся в медконсультациях, поэтому быть не в курсе дел он просто не имел права. Пётр Сергеевич подумал, что через полгода следующей весной будет ровно 20 лет, как была создана Федеральная Экспертная Служба. Галина Рогозина, пока ещё бессменная глава ФЭС, приглашает всех, в том числе и бывших, работников, отметить знаменательный юбилей. Преемник вышедшего в отставку Руслана Султанова планирует лично наградить всех работников ФЭС за отличную службу от лица МВД. А как долго почти никто не верил в эффективность команды экспертов; многие прочили ей скорое расформирование. Но организация блестяще оправдала себя. Начиная с них, со «старой гвардии». Профессор с трудом, опираясь на трость, встал и, тяжело шаркая, побрёл к шкафу-стенке. Открыв ящик, он сильно дрожащими руками начал доставать фотоальбом, но выронил его на пол. - Проклятый «Паркинсон»! – вскричал Ромашин. Он испугался, что если теперь попытается нагнуться, то уже не выпрямится, либо с его подагрой это будет слишком тяжело. Навещавшая и ухаживавшая за профессором соседка, студентка Люда, нынче приболела, о чём и сообщила Петру Сергеевичу по телефону. Тот уговорил её, чтобы ни она, ни её родители, не волновались за его старые кости. С одной стороны, ему было невыносимо оставаться одному в эти дождливые осенние вечера. Но, с другой стороны, Ромашин никогда не боялся одиночества, а светлый ум его продолжал оставаться незамутнённым и точным. Подводило только тело. «Ржавая телега», - думал иногда про себя Пётр Сергеевич. Люда училась на втором курсе медицинского. Ромашин давно знал эту семью, и выбором профессии девушка во многом была обязана соседу, известному на всю столицу доктору и судмедэксперту. Для себя, после того, как остался один, Пётр Сергеевич давно решил, что отпишет квартиру Людмиле. Он любил её, как родную внучку, и радовался, что хоть на старости лет Бог послал ему доброго ангела. Никаких родственников у Ромашина не осталось. Кроме, разве что, самых дальних, с которыми давно была утеряна всякая связь. Почти все они остались на Урале, в небольшом селе «на краю света». Подняв, наконец, фотоальбом с пола, Ромашин положил его на стол и тяжело опустился в кресло. Здесь были фотографии его «второй семьи» - так называл он своих коллег, сотрудников Федеральной Экспертной Службы. Неторопливо открыв альбом, он принялся его рассматривать, предаваясь воспоминаниям, захлестнувшим его в который раз. Последние годы он любил посвящать этому занятию хотя бы один день в месяц. Вот фото, где он, с ещё каштаново-рыжими бородой и шевелюрой, в окружении своих студентов. «Валя Антонова, - улыбнулся Ромашин, касаясь рукой лица девушки на фотографии. - Недавно ко мне заходила в гости. У неё, слава Богу, всё хорошо. Всё-таки, лучшей ученицы, чем она, я на своём веку не припомню. Нет, она не просто лучшая ученица, - тут же мысленно поправился судмедэксперт. - Она гораздо талантливее, чем я, и доказала это с первых дней работы в ФЭС. Я не раз ошибался, и дело было не в моих подслеповатых глазах, а в её куда более проницательной наблюдательности. Дочки у неё совсем взрослые, одна из которых уже замужем, вторая тоже, кажется, встречается с женихом. Неужели моя милая Валюша скоро станет бабушкой? Подумать только! Я ведь помню её совсем юной студенткой со светлыми косами, затейливо переплетёнными венком на голове». Перелистнув страницы, Пётр Сергеевич встретился взглядом с администрацией Экспертной службы на фото. «Николай с Галиной всё-таки сошлись и несколько лет живут вместе. Без регистрации, конечно. Да, пожалуй, в их возрасте и положении это даже ни к чему. Главное – быть рядом, быть опорой и видеть напротив себя любимое лицо близкого человека». Перед глазами побежали фотографии экспертов – на снимках ещё совсем молодых, но лучших и заслуженных. «Костя Лисицын с Юлей своих мальчишек уже в третий класс водят. А Юлька-то так и не взяла фамилию супруга, осталась Соколовой! Гордая и независимая «птица», - Ромашин добродушно усмехнулся. «У Серёжи Белозёрова вроде бы всё без изменений. Лет десять назад у них с женой было опасное состояние на грани развода – Сергей встретил другую женщину и чуть было не ушёл к ней насовсем. Но, надо отдать должное его жене Светлане, она выдержала, пережила это время с должной мудростью, сумев простить и принять Сергея снова. Главное – сам Белозёров это понял и оценил; ему тоже было несладко метаться меж двух огней и быть причиной женских слёз. Бывший судмедэксперт перевёл взгляд на фото баллистика Шустова. «Игорёк, наконец, женив сына, недавно стал дедом: они с Еленой теперь помогают Шустовым-младшим воспитывать внучку. В этой паре мудрость и сдержанность проявил Игорь: сумел-таки простить и принять свою блудную жену назад. Больно было смотреть, как он маялся столько времени один, да так ни с кем и не сошёлся. А Леночка тогда посчитала, что оба её «мужика» - взрослые и самостоятельные, а бурный роман совершенно закружил голову её романтичной натуре. Но хорошо то, что хорошо кончается. Искренне рад за эту пару. Да и Игорь всегда был близок моему сердцу, во многом мы с ним очень схожи; юмор у него такой тонкий, замечательный!..» «По поводу Кости Котова могу сказать одно, - рассуждал Пётр Сергеевич дальше, - он нашёл своё счастье в детях. Их у него, ни много - ни мало, аж целых пятеро: двое от первой жены, по одному – от второй и третьей, а последняя дочурка – от женщины, с которой Костя жил гражданским браком. К счастью, со своими дамами сердца он остаётся в добрых отношениях (как-никак, интеллигент в третьем поколении!) и с удовольствием посвящает ребятишкам все свободные минуты». Следующим на фото с неизменной серьгой в ухе и с гитарой наперевес возвышался бывший майор ГРУ. Ромашин снова улыбнулся. «Серёжа Майский женился поздно: мы уж, если честно, и надеяться перестали. Просто, параллельно службе в ФЭС, он умудрялся играть в рок-ансамбле, а во время отпусков колесил по России с гастролями. Однако всё же остепенился: произошла переоценка ценностей, и потянулась душа к верности и надёжности. Вот и взял в жёны прелестную молодую женщину с ребёнком. Сейчас у них трое: два парня и дочка. И я не припомню на своём веку более нежного и трогательного отца, чем он - ребята в нём души не чают, а мальчишки всерьёз готовят себя к работе в Разведывательном Управлении. Уверен, что так оно всё у них и будет». Профессор продолжал перелистывать альбом, и ему казалось, что он не смотрит, а читает увлекательный рассказ длиной в несколько жизней. «Мой коллега и, можно сказать, преемник, Борис Селиванов, женился во второй раз, но постоянно видится с сыном. Бывшая жена ему так и не смогла простить безвылазную работу в фэсовском морге. Стёпа Данилов и Паша Гранин, друзья не разлей вода, и не думают уходить на покой, хотя их послужного списка хватит на десятерых. Помимо оперативной службы, вовсю занимаются обучением и подготовкой молодых бойцов. Оба женаты; у Гранина дочка, а у Данилова – сын, которые тоже крепко дружат между собой. Кто знает, возможно даже, это будущая пара. Ваня Тихонов с Ксюшей Амелиной то сходятся, то разбегаются… Оба слишком большие индивидуалисты и перфекционисты, чтобы уступить партнёру. Но, похоже, такие отношения им даже нравятся и не заставляют скучать эту темпераментную пару. Хотя им обоим уже за сорок… Андрюша Холодов рассказывал, что обе его дочки вышли замуж и уехали за границу – с внуками он общается по скайпу. Говорит, что малыши мечтают быть такими же экспертами-химиками, как и он, на что Андрей обещает: «Если приедете работать к нам в Россию – научу!» Алла Семенчук – мать-одиночка, воспитывает дочь. Но её бывший супруг, хоть и не олигарх, как она мечтала, однако, приличный бизнесмен, ежемесячно выплачивает ей хорошие алименты и активно участвует в воспитании девочки. Алла до сих пор работает в ФЭС и чувствует себя вполне состоявшейся дамой. Только вот с личной жизнью пока у неё канитель, ну да поживём-увидим. А вот Катюше Гордеевой крайне повезло с замужеством: у неё отличная семья, и супруг – видный в Москве человек. Жаль только, что он настоял на её ранней отставке, но я его понимаю: какой же любящий человек смирится с тем, что жена каждый день рискует не вернуться с работы живой? Оля Дунаева после серьёзной травмы тоже была вынуждена уйти из ФЭС и теперь преподаёт курсы молодых бойцов в школе МВД. Насколько знаю, она замужем, и ребёнок есть. Роман Аристов пошёл на повышение. Не хотел покидать нашу Службу, но Рогозина сама его уговорила. Поскольку в той структуре, куда его направил министр МВД, не хватало нормальных честных оперативников, а Рома с непревзойдённым чутьём разведчика сумел бы и самого себя не подставить, и других «товарищей» на чистую воду вывести. Его предшественник отличался несгибаемой твердолобостью, а, благодаря Аристову, ФЭС получает теперь гораздо больше поддержки, да и палки в колёса теперь почти никто из надведомственных учреждений не вставляет. Роман Евгеньевич, если можно так выразиться, наш главный компаньон и соратник. Теперь уже в подполковничьих погонах. Говорят, и в личной жизни у него всё сложилось удачно». Закрывая альбом, доктор глубоко и тяжело вздохнул. «И только я – один, как перст, - подумал он, - ни жены, ни детей, ни внуков». Пользуясь случаем, что сегодня его никто не остановит, Ромашин приоткрыл окно у себя в кабинете и закурил. Курил он нечасто, но со дня убийства дочери Ольги уже так и не смог бросить вновь. 30 лет назад он это сделал ради неё, когда знал, что, кроме покойной жены, остаётся ещё одна близкая и дорогая ему женщина. Теперь его здоровье уже не имело для него какой-либо маломальской ценности. В лицо Петру Сергеевичу ударил вихрь осенней измороси. Протирая свободной рукой влажную бороду, он слегка усмехнулся. «Как бы там ни было, но я – очень счастливый человек, - заметил он, мысленно грозя пальцем своей хандре. – У меня в жизни было всё: карьера, любовь, признание… Теперь моя единственная семья - это ФЭС, а ребята-эксперты, начиная с Галочки Рогозиной, - мои дети. Да. Дети – самая главная ценность, которая у нас есть». Эту последнюю фразу любил повторять отец профессора – не менее известный уральский, а затем и московский врач. Когда Петру было около семи лет, его отца, первоклассного хирурга, по совещанию врачебного консилиума направили в столичную больницу. А тот очень долго сопротивлялся: «Здесь такие же люди, как и в Москве, - отвечал он, - и помощь им нужна не меньше!» Но, всё же, поехал. Ради жены и сына. И, даже будучи одним из ведущих хирургов больницы Склифосовского, он так и не расстался со способностью не выставляться напоказ и не напоминать о себе, а главным достоянием считал не имя и даже не торжество науки, а семейный очаг. Ромашин никогда не чувствовал недостаток отцовского внимания, несмотря на его постоянные отлучки и ночные вызовы, а мать относилась к работе супруга терпеливо и уважительно, что так же во многом укрепило выбор профессии юного Петра. Работая в ФЭС, Ромашин не раз поражался коллизиям случаев, хитросплетения которых распутывали его коллеги. Встречались и такие дела, когда все известные ранее вещи о морали, праве и совести не работали, да просто летели в тартарары. И поневоле в тот момент приходила мысль, что для чего-то ведь родились и преступники. Со своими представлениями о мире, со своими ущемлёнными правами, со своей правдой, наконец. Если, по сути, разобраться, то было немало тех из них, кто заслужил прощение, а в смерти их жертв угадывалось Божье правосудие. В определённых ситуациях действительно трудно, если не невозможно, было не совершать преступления с точки зрения закона, но в ФЭС, конечно, побеждала справедливость. Хотя ребята иной раз рисковали ради неё всем – и репутацией, и своей свободой, и самой жизнью. «Да, - задумался доктор, - Трудно прощать убийц. Хотя, если относишься к ним с позиции жалости, то начинаешь немного их понимать: ведь их душа, а порой и разум, настолько искажены и убоги, как правило, необратимо, что они намного несчастнее тех, кто не очерствел, не опустился и не озлобился. Понимая их, чувствуешь уже не ненависть, а только скорбь. И ребята-фэсовцы хорошо это знали, хоть и получалось у них не всегда. Ведь особенно трудно прощать, когда убивают твоего самого близкого человека. Здесь, возможно, не совсем прощение, а некое примирение с фактом… О, как же это мучительно!» Ромашин обхватил руками виски и опустил вмиг отяжелевшую голову; его лицо исказила гримаса боли. «Маша!..» В сознании Петра Сергеича пронеслись их первые свидания с будущей женой, как и он, студенткой медицинского, поступившей в МГУ двумя годами позже. Свадьба, рождение ребёнка, их совместные прогулки по скверу около дома, с коляской, затем – с дочуркой за руку. Затем – неудавшаяся операция, смерть жены у него на глазах, затем, через тридцать лет – пуля снайпера, который в попытке манипулировать ФЭС выбрал в качестве жертвы его дочь - последнее, что у него оставалось. «Оля… Моя самая главная ценность… Не уберёг!» На тканной скатерти проступили мокрые разводы. Профессор почувствовал, что и бороздки морщин его впалых щёк уже давно заполнены слёзами горечи. «Я… Вас не уберёг! Я думаю об этом снова и снова. Каждую ночь вы продолжаете мне сниться! И там, в этих снах, мы вместе. И нам так хорошо…» Ромашин поднял лицо и посмотрел через окно вверх, в пасмурное небо. «Теперь, когда я фактически не принадлежу миру живущих… то есть, живых, но уже не живущих полной жизнью в широком понимании, - отчаянно подумал профессор, - мне порой кажется даже невежливым с вашей стороны, мои девочки, что вы так долго за мной не приходите!» Прошло несколько секунд, а Ромашин стоял, зажмурив глаза, словно ожидая ответа. Налетевший порыв ветра, будто отрезвляя, вновь обдал его ледяными каплями. «Боже… Что я несу? – Вдруг оборвал себя Пётр Сергеевич. - Опять этот старческий бред... Но 85 лет – ещё не повод впадать в маразм!» В комнате стало холодно от сквозняка, и профессор, затушив сигарету в массивной медной пепельнице, подаренной одним из благодарных пациентов, поспешил закрыть окно. На миг ему показалось, будто это с дождём и ветром к нему в комнату врывался пессимизм. Впрочем, характер и профессиональная привычка Ромашина никогда не позволяли эмоциям надолго брать верх над разумом. «Я до сих пор консультирую всех своих бывших учеников и коллег по телефону или принимаю гостей на квартире, – Проговорил про себя доктор. - Никто меня не забывает, вовсе нет. Разве не это ли есть доказательство того, что жизнь прожита не зря?» - Он утвердительно кивнул головой в такт своим доводам: «Пока ещё могу быть кому-то полезен, пусть будет жизнь… Моя жизнь – это мои друзья, ученики, коллеги, Людочка… Все они могут нуждаться в совете и поддержке. Пускай у них у всех жизнь своя, но и мне в ней, я чувствую, до сих пор отводится хотя бы крохотный уголок…» На душе у Петра Сергеевича после таких мыслей немного оттаяло. Он снова раскрыл альбом на последней странице, взглянул на общую фотографию коллектива ФЭС, мягко улыбнулся дорогим лицам: «Теперь я отчасти живу их жизнью и радуюсь их радостям. В них – мой смысл и моё продолжение».