Рокировка 2: Пешка, дошедшая до противоположного края.

      В полях университета Идзума он нес ее, думая о мести. Держал неподвижное тело на своих руках, боясь, что и она станет очередной жертвой его мести за Сасаяму. Тогда еще не было этих эмоций, не свойственных ему прежнему переживаний и желаний. Было товарищество. И почти материальное чувство предательства за то, что он намеревался в конечном итоге совершить. Сейчас же, оставить ее, снова кинувшись за своей добычей, он не мог. Все изменилось, вызывая ярость из-за приобретенной слабости, стало слишком неоднозначным. Приоритеты стремительно менялись местами, а итог по-прежнему требовал действий, осуществить которые он не мог.       Дважды за прошедший день машина с подозреваемым остается вне его досягаемости, потому что он ставит на первое место благополучие девушки на своих руках, нежели поимку убийцы. Дважды останавливает себя, опасаясь за ее карьеру, психо-паспорт, будущее.       — Навигатор, — шепчет Аканэ, борясь с кашлем, — он рядом.       — Да, — соглашается Шинья, унося ее в сторону.       Его взгляд направлен на машину на другой стороне дороги. Неприметный седан с опущенными стеклами, мелькавший на всем пути его следования от Бюро до этого места. Двигатель все еще включен, видно две фигуры в салоне. Одна из них на пассажирском сидении, заметив его, машет рукой, словно при встрече старого друга, и отдает указания водителю ехать дальше.       У него есть шанс сейчас избавиться от них обоих, достав пистолет и устроив стрельбу, не думая о случайных жертвах. Покончить со всем, прекратив поиски, пусть и самому подвергшись опасности. Но он, сжимая зубы, отводит взгляд, чтобы не видеть в какую сторону поедет машина, и отдает все свое внимание Аканэ.       В основном ушибы и несколько царапин. Она все еще дезориентирована, выскальзывает у него из рук, садится на бордюр и прячет голову между ладонями, отстраняясь от наката шума в ушах.       — Он опять пытался меня убить, — шепчет девушка обоим понятную вещь.       Во все еще слабом голосе мелькают нотки неуверенности. Снова подавив в себе кашель, Аканэ закрывает глаза, чтобы успокоить ритм своего сердцебиения, но получается с трудом, так как на этот раз в ее памяти осталась каждая минута, прокручивая в голове которые, ей опять приходится переживать случившееся, убеждаясь, что и в этот раз ей бы ничего не удалось изменить. От этого становится только обиднее, и саднящее предплечье никак не помогает перебороть это чувство беспомощности, с которым приходится мириться.       — Как тебе это удалось, Шинья? Как ты смог предотвратить столкновение?       — Ты забываешь, чем я занимался в Руинах, — отвечает он, выжидающе стоя рядом.       — Да, останавливал машины.       За поддельным смехом Аканэ прячет пережитый стресс. Становится чуточку легче и оттого понятнее, что только что произошло и продолжает происходить, пока она занята попытками успокоиться и прийти в себя.       Машина горит в пятидесяти метрах от нее. Собранные файлы, оружие, документы — все пожирается разгорающимся пламенем, исчезая на глазах. Завороженные этим зрелищем прохожие с любопытством выстраиваются маленькими группками, эмоционально обсуждают случившееся, кому-то звонят, рассказывают. Кроваво-желтые искры поднимаются над их головами, исчезая в вечернем небе, отчего место своей «гибели» у Аканэ начинает ассоциироваться с посиделками у костра, что память хранила, как хорошее воспоминание детства. Но по факту все было не так.       — Тебе нужно отказаться от расследования, — отвлекает ее Шинья, наблюдая со стороны.       Его взгляд собран, внимателен, он выделяется среди всего виденного ею антуража полной незаинтересованностью в происходящем.       Звук сирен отвлекает ее на мгновение, прежде чем она рывком встает, прижимая раненую руку к груди, оказываясь между горящей машиной и все еще не знающим как реагировать на такое поведение Когами.       — Я не собираюсь оставаться в стороне, пока преступники ходят на свободе. Я не позволю им решать за меня, где я должна быть, что я должна делать! Это неправильно! Так не должно быть!       Слова срываются с губ, минуя аналитический центр в мозгу. Ей хочется кричать, ей хочется выплеснуть эмоции, показав, что она не жертва, ей требуется доказать, что она не сломлена и не собирается отступать. Но взамен этого, с последним словом в глазах зарождаются слезы. И предательское первое шмыганье носом делает из нее ту самую слабую и беззащитную девочку, которой она так старалась не быть.       — Думай, — спокойно останавливает он ее.       Шинья не стремится проявить сочувствие, продолжает стоять рядом, смотря поверх жестким и уверенным взглядом, напоминая ей какой она может быть, если соберет себя воедино. Перестанет причислять себя к результату очередного неудавшегося покушения на убийство и вернется в шкуру детектива, коим она является, несмотря на обстоятельства.       — Он уверен, что напугал тебя, Аканэ.       Сотрудникам подъехавшей скорой приходится спрашивать у прохожих, чтобы узнать, где пострадавшая, но в суматохе все только разводят руками. На беседующих на обочине парня и девушку попросту не обращают внимания, увлекаясь красочным шоу с прибытием пожарной машины и полицейских дронов, настойчиво просящими отойти на безопасное расстояние. Шинье это даже кажется забавным, такая нерасторопность вкупе с гражданским долгом.       — Но все как раз наоборот, — закуривая продолжает он, радуясь, что собственные руки больше не трясутся, и им, наконец, можно попытаться уехать отсюда незамеченными.       — О чем ты?       — Он не знает тебя так, как знаю я. Значит, он будет уверен, что загнал тебя в тупик, и следующий его шаг будет привязан к какому-то определенному месту, где бы ты считала себя в безопасности. Подумай сама. Всего было два покушения. В первом случае, если бы Гино не ослушался приказа, твоя смерть легла бы на руки товарища. Во втором, не стреляй я по колесам, ты бы умерла у меня на глазах. Если учитывать это и то, что он старается свести твою смерть к несчастному случаю, вызывающему вопросы, разве что у людей разбирающихся в навигаторинге, могу сделать вывод, что и в следующий раз будет использоваться модель из той же ситуации. Каждая новая попытка - это переигранный способ, призванный сделать из твоей смерти нечто схожее со смертью Рейн.       Ей приходится встать рядом. Запах табака смешивается с гарью и воздухом ночной прохлады, забирает сдержанную ярость. Она слышит треск горящей машины, голоса дронов, все еще доминирующие над всеми звуками сигналы сирен, но ей это уже не кажется чем-то приоритетным. Каждый новый вдох теперь наоборот ограждает её от окружающего, словно они с Когами сторонние наблюдатели, такие же как и все те, кто стоит рядом, только с единственной разницей, им известно больше и у них есть шанс сделать так, чтобы подобного больше не повторилось.       — Ты упоминал это имя раньше. Что-то произошло.       — Верно, — выдыхает он, виновато стряхивая пепел. — Мне пришлось ее убить. Видимо Стэнфорд сумел подключиться к камерам уличного наблюдения и знал, что я слежу за тобой на расстоянии, предполагая, что рано или поздно он нанесет удар, иначе он вполне мог покончить с нами еще утром, но это было бы всего лишь ничего не значащий несчастный случай. Ему нужен спектакль, который смог бы увидеть понимающий зритель, — он замолкает, чтобы наполнить легкие никотином и, следя за работой служб охраны правопорядка, продолжает. — И я кажется знаю, для кого он все это делает.       Спустя час Аканэ выходит из душа в своей квартире и просит Шинью отвернуться, чтобы она могла без проблем добраться до спальни. Его эта просьба смешит, но он послушно выполняет ее, пока она, босая и в одном полотенце, пробегает за его спиной.       — Не смейся, — бросает девушка на ходу, прикрывая за собой дверь.       «Ну надо же, она там голая перед тобой ходит?»       — Шион, не отвлекайся, — рявкает он на коммуникатор Аканэ, заранее переданный ему по возвращении.       «Ладно-ладно. Как ты и предполагал, в момент аварии камеры функционируют исправно, но, как только ты кинулся к машине, все записи резко прерываются и включаются спустя десять минут. Есть шанс, что мне удастся собрать недостающие кадры по снятому на мобильные устройства и прочую технику, но могу поспорить на полотенце Аканэ, что скорее всего из-за сбоя ничего не выйдет. Этот ваш Стэнфорд весьма занятный».       — Что-нибудь еще?       «Я проверила подобные случаи за последний месяц. И, бинго! Что-то подобное происходило в районе Адати, в день, когда наша малышка решила помериться силами с Гино. Было множество жалоб, но мы не связали их со случившимся, все было списано на технический сбой. Мне кажется, теперь я заслужила, чтобы вы мне рассказали, что всё это значит?»       — Он имеет доступ к камерам, — отвечает за Шинью, вставшая за его спиной Аканэ.       Переодевшись в спортивный костюм, не нуждавшийся в голографическом оформлении, она продолжает сушить волосы краем полотенца, намереваясь тоже поучаствовать в интересном разговоре.       — Сможешь проверить систему на попытку взлома?       «Это не игральный автомат, это лучшее из того, что существует. Чтобы взломать её нужно иметь непосредственный доступ к центральному компьютеру, разве, что последний глупец стал бы рисковать сунуться в Бюро. Или стал бы? Боже, ребята, хватит этих загадок, а то я натравлю на вас Гино».       — Нужно перестраховаться.       «Ладно, — с нескрываемой досадой все же соглашается она, — займусь этим, как будет время».       — Это очень важно, Шион, если он действительно следит за нами через нашу же сеть, он всегда будет на шаг впереди. От него нигде не скрыться.       «Я найду время, — становятся слышны звуки частого нажатия клавиш и характерный для ее постоянной работы слегка уставший тон, — Шинья, а ты приглядывай за ней, хорошо? Мне все это не нравится».       — Договорились.       Голограмма экрана исчезает, вновь становится тихо. Откинувшись на спинку стула, Когами запрокидывает голову, чтобы посмотреть на все еще стоящую за его спиной Аканэ и кривит лицо в недовольстве. Ему не нравится то, что он видит. Когда она наклоняется в его сторону, след от синяка, оставленный ремешком коммуникатора при столкновении, становится отчетливо виден чуть выше брови. Следы частых покусываний нижней губы выдают в ней беспокойство. Полотенце держит левой рукой и сжимает зубы при каждом резком движении правой. Это явно не самый лучший день в ее жизни, но, по крайней мере, она была жива и ее психо-паспорт держался в границах требуемых отметок.       — Тебе нужно в больницу, — подводит он вердикт, нормально садясь напротив.       — В этом нет нужды, я в порядке, волноваться не о чем.       — Считаешь?       Быстро подхватив коммуникатор, он бросает его в ее сторону. Девушка по инерции подхватывает устройство правой рукой и шипит от боли, произнося еле слышное «ай».       — Как я и говорил, тебе нужно в больницу. С подобным шутки плохи, по себе знаю.       — Может, лучше в Бюро? Шион быстро поставит меня на ноги.       — Нет. Я не хочу надолго оставлять тебя без присмотра, а там может возникнуть слишком много вопросов.       Медля с ответом, она не хочет соглашаться с необходимостью опять покидать свою квартиру. Это место ей кажется наиболее безопасным, из всех приходящих на ум. Да и присутствие Когами только добавляет уверенности, что пока он рядом, ей ничего не угрожает. Сейчас именно Шинья отвечает за анализ происходящего. Вопреки наставлениям Гинозы, она все же согласилась занять позицию ведомого в их тандеме. Подчиняется беспрекословно и нисколько не жалеет об этом, хотя он так близко и все еще закрыт от нее в своей скорлупе из догадок, предположений и выводов. О чем-то рассуждает, думает. Словно не видя перед собой ту, кем она для него хочет быть. Пожалуй, именно по этой причине ей не хочется торопиться с ответом, все еще надеясь на это повлиять. И вот он подходит ближе, смотрит ей в глаза, словно пытаясь разглядеть в них причину ее молчания. Проводит по влажным волосам, изучая последствия недавней аварии. После обнимает и, прижав к себе, разделяет ее молчание, ограждая собой от тех страхов и опасений, что мучают ее. Его ладони сжимают ткань ее одежды, на его рубашке появляются первые капли сдерживаемые после аварии ее слез. Неправильно, но ей очень хочется сейчас быть «раненой», именно той, которую он видит, той, о ком нужно заботиться.       Капля за каплей с тихим всхлипом, словно не желая потревожить человека пришедшего к ней на помощь, из нее уходят страхи. Беспокойство сменяется уверенностью в завтрашнем дне. За Гинозу, Яёй, и даже Шимоцуки, которые на этот раз не будут втянуты в расследование, и значит не повторят судьбы Масаоки, Кагари и все того же Гино, знающем теперь достаточно много, чтобы не вмешиваться со своей опекой. Никем не придется жертвовать лишь потому, что они до сих пор остаются в неведении, касательно истинной сущности Сивиллы, возможностей навигаторов.       И там глубоко, где прорастало отчаяние, с улыбкой на лице появляется понимание, что все еще возможно изменить, исправить. Потому что она столкнулась с этой проблемой не одна, а бок о бок с тем, кто преодолел многое, ради того, чтобы помочь ей. За себя опасения нет. Самое страшное, что могло случиться, уже произошло, но она все равно жива, а значит, все делает правильно. Немного потрепанная, уставшая, мечтающая о тишине и отдыхе, но живая и почему-то уверена, что и впредь это не изменится. Нужно лишь подождать результаты по отслеживанию снимков Стэнфорда, предоставленных Дансаном и через него выйти на убийцу сожженной девушки. На этот раз это был именно тот случай, когда только время является главным помощником. А пока она сделает, так, как говорит Шинья, будет искать новые пути, не отходя от него ни на шаг и, возможно, уже скоро все это закончится.       Успокоение приходит так же, как и исчезает ярость парня, не способного подобрать подходящие слова, чтобы успокоить ее. Постепенно и основательно. Она делает шаг в сторону ванны, прикрывая лицо руками, и не оборачиваясь, шепчет «спасибо». Одно слово, говорящее о его присутствии гораздо больше, чем он мог предполагать.       Ему несложно догадаться, как важно ей было его простое человеческое отношение к ней и ее благодарность выбивает его из колеи. Аканэ сильная, он это знал давно, но она до сих пор уверена, что черпает эту силу в других людях, а не в себе. Наверное, думает сейчас, что без него у нее не получилось бы успокоиться, собраться, справиться со всем. Наивная. Шинья нужен ей, так же как и она ему, возможно, даже больше чем она предполагает. Достав сигарету и быстро закурив, он размышляет о том, насколько сильно ему не хотелось когда-то привязываться к этой девушке, и как много Аканэ теперь значит в его жизни, если даже мимолетное слово заставляет его сердце и разум в унисон кричать о том, что он думал в его жизни никогда не случится.       К восьми вечера оба готовы к отъезду. Недолгие уговоры свелись к компромиссу, что что бы ни сказал доктор, она все равно не останется для наблюдения на ночь. Сделает снимок, получит рецепт и на этом ее общение с мед работником закончится. Немного посопротивлявшись, Шинья уступает. Прихватив с собой кое-какие собранные вещи, Аканэ делает последние несколько звонков, чтобы предупредить родных и коллег, после кладет коммуникатор на стол, вместе с устройством голографического изменения одежды и скептически смотрит на свое отражение в зеркале. Ничего ненастоящего или того, что сможет вывести на ее след вдали от города.       — Идем? — подхватив сумку, спрашивает Шинья.       — Да, — кивает своему отражению девушка и направляется следом.       На улице ночная прохлада. Все присущие атрибуты ранней весны исчезли вместе с солнцем. Бисером рассыпанные крупицы толи снега, толи мелкого града скрипят под ногами, становясь белой крошкой. Еще достаточно рано для безлюдных улиц, но основной поток возвращающихся с работы людей уж схлынул, оставляя дороги с почти не встречающимися на пути пробками.       По прибытии в больницу, Аканэ оставляет самые необходимые данные в приемной и уходит вместе с женщиной в белом халате, обещая не задерживаться. Мысленно Шинья засекает интервал времени, за который Ленор бы смогла провести все необходимые манипуляции, и садится на дальнюю скамейку, закрываясь от камеры слежения аппаратом с напитками. Пить хочется жутко, еще сильнее его мучает голод, бороться с которым обычно помогают сигареты, но покидать приемный покой или совершать ненужные траты до каких-либо вестей об Аканэ, он не хочет. Изучает спины людей, так же, как и он кого-то ждущих тут, и когда и это надоедает, сосредотачивает свое внимание на голосах и разговорах. Постепенно они заглушаются собственным внутренним, который, не переставая, все пытается придумать способ, как расквитаться с преступником, по возможности оставшись в живых.       Самым простым кажется заманить его в место, где у того не будет путей к отступлению и способов сопротивления — здание без электричества, территория за пределами города. Стэнфорд никогда не лез на рожон, всегда расчетливо держался в стороне до последнего, и потому этот план кажется маловероятным в исполнении. Лишить его его же оружия? ПНР является неотъемлемой частью специалиста навигаторинга, без него он становится обычным человеком, с которым будет способен справиться любой, кто приедет на вызов о повышении коэффициента преступности. Ирит говорила что-то о необходимости держать устройство в дали от сильных электромагнитных полей, Шинья помнит это и не сомневается, что о таком нюансе знает и Стэнфорд, значит заманить его ближе к, допустим, радиолокационной станции аэропорта или любого другого объекта с аналогичными системами, вряд ли получится. Больше в голову ничего не лезло и, когда Аканэ вышла из смотровой с лангетой на руке и пластырем почти во весь лоб, он встречает ее с неутешительным вздохом.       — Что сказал доктор?       — Не напрягать руку и все пройдет.       — А? — его взгляд падает чуть выше ее глаз, заостряясь на уже посиневшей коже.       — Сотрясения нет, — она протягивает баночку таблеток, показывая этикетку, — это должно справиться с последствиями.       — Уверена, что не хочешь остаться?       — У меня был очень тяжелый день, и я бы хотела поскорее его закончить подальше от места, где меня может убить обычный электрический чайник.       Идея скрыться вдали от города принадлежала Когами. Еще до того, как Аканэ, вернувшись домой, отправилась в душ, он настоял на этом, так как не видел другого способа обезопасить ее, пока у них не будет четкого плана, что делать дальше. Для начала просто выспаться. Нормально поесть и спокойно обговорить все, что они знают, не боясь быть подслушанными. Тогда еще не совсем пришедшая в себя Аканэ дала согласие сразу, особо не задумываясь. Провести время рядом с Шиньей, не опасаясь внезапного звонка или его скорого ухода, было слишком заманчивым предложением, тем более, если предположение слежки за ней через их же сеть видеонаблюдения оправдается, лучше держаться от нее подальше.       Единственное место, которое смог предложить Шинья, располагалось довольно далеко от города. Ей приходилось бывать там раньше, один раз, и тогда она никак не могла предполагать, что однажды станет соучастницей проникновения в этот дом со взломом.       — Постарайся отдохнуть, — просит Когами, проводя ее в комнату, где ночевал когда-то, — профессор Сайга жил в затворничестве, не думаю, что прежде, чем сдаться властям, он избавился от запасов. Я проверю кладовую и сразу вернусь.       В небольшой комнате с маленькими окнами, выходящими на восток, обстановка была весьма аскетична. Кровать, старый массивный деревянный стол, пара стульев и распахнутый настежь шкаф с пустыми покачивающимися в одиночестве вешалками. Вся мебель покрыта белыми простынями, при сдергивании которых, Аканэ еле сдерживает кашель от поднявшейся в воздух пыли, но в целом, когда свет от переносной электрической лампы расползается по комнате, помещение перестает быть неприглядным, приобретая некоторые нотки уюта.       — Ты уверен, что он не будет против?       — Не думай об этом. Он всегда рад помочь, если это в его силах. Мы лишь пользуемся гостеприимством, пока хозяин отсутствует. Я скоро.       Электричества нет. Шинья обходит все комнаты, подсвечивая светом фонаря темные углы, и лишь потом идет на кухню, проверить запасы хозяина. Кладовая, как он и предполагал, забита консервированными продуктами, достаточными для длительного проживания без необходимости посещения ближайшего жилого поселка. Это снимает половину проблем их пребывания здесь, а также дает надежду, что дом профессора Сайги до сих пор оставался неинтересен таким людям, как его соседи в районе Кавасаки в первый день возвращения. Прихватив кое-что с собой и забрав несколько одеял из хозяйской спальни, он возвращается обратно в гостевую, застав Аканэ с энтузиазмом делающую пометки в своем блокноте.       — Я надеялся, сегодня ты предпочтешь отдых работе, — кладя одеяла на край уже подготовленной кровати, произносит он.       Она улыбается, убирает блокнот и, забрав провиант, расставляет жестяные банки на столе, подмечая отсутствие этикеток.       — Думал ли ты когда-нибудь, что все обернется именно так, Шинья?       — Нет, — щелчок раскладного ножа в его руках кажется ей слишком неуместным и резким, но после того, как он вонзил его в первую банку, она уже не обращает внимания на это, шумно втягивая носом быстро распространившийся аромат чего-то мясного. — Держи. Похоже, это цыпленок.       — Спасибо.       — Хотя, не буду отрицать, я надеялся, что рано или поздно ты вновь посетишь Дансан и у меня получится украсть тебя на несколько дней. Возможно, все было бы именно так.       Тихий вечер, непритязательная еда, уют, созданный лишь присутствием дорогого человека. Задумавшись на минуту, она думает, что была бы совсем не против такого времяпрепровождения. Обшарпанная комната в Дедале тоже поначалу казалась ей неприятной, но уже на второй день, после недолгих разговоров, она уже не обращала на это внимание и, по возвращении на Родину, уже не отрицала, что будет скучать по той самобытности и неокрашенному высокими технологиями новому опыту.       — А какого это? — Аканэ ждет, пока Шинья откупорит себе банку, неторопливо ковыряясь вилкой в своей.       — Что именно?       — Каков бы стал наш мир, не будь в нем Сивиллы? — она произносит слова задумчиво, памятуя о недавнем разговоре с шефом Касэй. — Не думаю, конечно, что такое возможно, но если бы ее не стало, что было бы с нами?       Обобщенное «с нами» сначала кажется ему случайной оговоркой. Слегка покосившись в ее сторону и не заметив присущего в такие личные моменты румянца или смущения на ее лице, он все же сбрасывает предположение, беря в работу более уместное в таком контексте значение. Не торопясь с ответом, Шинья стаскивает очередную простынь со стоявшего в стороне стула, также не торопясь подставляет его к столу напротив, и уже после отвечает на ее вопрос, стараясь не думать о ней, как о своей девушке, предпочитая сменить этот образ на ученика или искателя, пришедшего за ответом.       — Ну, это совсем другой мир, — погружая вилку, начинает он, — чуждый мере восприятия индивидуальной значимости. Когда тебе нет нужды придерживаться определенной манеры поведения, ты можешь стать тем, кем хочешь. Правда за все есть своя цена. В том мире — это безнаказанность и соблазн пороками, которые здесь никогда бы не смогли укорениться.       — Например?       — Например, воровство или ложь. Многие, с кем мне приходилось общаться, получили свое положение благодаря связям и умелым денежным вложениям. Бизнес, построенный на заведомо незаконной деятельности, привел их к вершине социального благополучия. Таким образом, я заранее знал, что эти люди из себя представляют, но все же был вынужден с ними сотрудничать. Это была моя работа. Поддайся я на их предложения, уже через год у меня было бы тоже самое, что и у них. Я бы стал ими.       — Но ты бы на такое никогда бы не пошел, — смеется она, выковыривая из банки наиболее большой кусок, с аппетитом надкусывая и вновь запуская вилку в банку.       Ему эта уверенность даже льстит, хотя вида он старается не подавать, сосредоточившись на своей еде.       — Здесь, по большей части, общество культивирует нужные ему качества под действием неминуемого наказания и потерей комфортабельной жизни. Там же, каждый решает для себя сам. Солдату правительственных войск платят за выполнение задачи. В его среде нет нужды думать о моральных аспектах происходящего, он просто выполняет свою работу, не думая о последствиях. Выполняет приказ. Наемник Дедала, почти не имеющий того, что можно потерять, старается придерживаться совести. Не раз я видел, как командиры в индивидуальном порядке рассматривали правонарушения или недочеты в работе, здесь же о причинах, приведших к этому, говорить смысла нет. Повышенный коэффициент все решит за тебя, сведя твое поведение к неугодному и не заслуживающему права быть понятым. В завершении, лишь могу сказать, что будь у меня выбор, жить с Сивиллой или без нее, я бы предпочел второе, но это лишь потому, что мне повезло встретить людей, которые помогли мне стать частью того мира. У граждан Японии этого не будет, они станут овцами среди стаи волков, и к тому времени, как они это поймут, от того благополучия, что у них сейчас есть, уже ничего не останется.       Собрав со стенок остатки жира, он отодвинул банку и, ничего не говоря, встал, чтобы оборудовать себе место для ночлега. Ей же продолжать этот разговор хотелось теперь меньше всего, она лишь уткнулась в донышко своей банки, потерявшись в размышлениях. Из его уст правильно подмеченная концепция идеального общества значила поддержание моральных принципов в разрез с собственным благополучием. Такая простая идея, что ей вдруг стало неуютно от мысли, что может она все же ошиблась, согласившись потакать Сивилле в ее «культивировании». В мимоходом подмеченной идее для нее раскрывалась собственная слабость, признать которую означало - потерять привычный для себя образ жизни, свой комфорт, утратив который, она перестала воспринимать его как данность. Оправдывает ли она свое поведение этим, или это лишь мимолетное наваждение, вызванное речью, умеющего убеждать оратора, ей сложно было понять. Единственное, что осталось неизменно, это все та же почти фанатичная вера в суждения, присущие Шинье. Его умозаключения и выводы, которыми он умело манипулировал, когда разговор переходил в философское русло.       — Значат ли твои слова, — вдруг задается она вопросом, — что, если человек стоит перед выбором, то он должен решать, не как лучше, а как правильно по его мнению?       — Мне кажется, в целом, если бы люди были достаточно умны, так бы оно и было. И да, так было бы правильно.       Несколько одеял брошены на пол, создав нечто похожее на футон. Взамен подушки — свернутая несколько раз куртка. Аканэ недовольно хмыкает при виде постельного набора, собирается что-то сказать про достаточность места на кровати, но осекается на полуслове, понимая, что это лишь очередной акт заботы.       — Тебе нужно выспаться.       — Ты уверен, здесь достаточно холодно? — забираясь под свое одеяло, Аканэ все же старается его переубедить, но тщетно.       — Если замерзну, приду к тебе, — буднично бросает Шинья, и ей так и не удается понять, была ли это шутка или такая перспектива действительно имеет место быть.                     Посреди ночи девушка внезапно открывает глаза, ощущая пробегающий по коже холод. Электрическая лампа все также стоит на столе, освещая мягким светом комнату. На улице по-прежнему темно. Шелест листвы - все еще единственные звуки, что доносятся с улицы. Перевернувшись на бок она подползает к краю кровати, чтобы убедиться, что все именно так, как должно быть, но его постель пуста. Нехорошее чувство сразу же находит себе дорожку по нервным окончаниям где-то внутри, напрягая только что спавший разум возможными причинами его отсутствия. Глаза вновь пробегают по комнате, ища подсказки и, не найдя видимых причин, подначивают тело покинуть теплое место и отправиться на поиски. Несколько шагов до двери - и запах табака бьет в нос лучше любого успокоительного. Его немного сонное лицо появляется в дверях почти сразу, настороженно уставившись на нее.       — Прости, я, наверное, тебя разбудил.       — Я замерзла, — первое, что приходит ей в голову и пожалуй единственное, что является хотя бы наполовину правдой в ее полуночном бодрствовании.       Растрепанная прическа, след от подушки на лице, такой ему ее еще не приходилось видеть. Пожалуй, наилучшим описанием было бы обобщенное "домашняя", что не может не вызвать улыбки на еще недавно угрюмом лице Шиньи. В его мыслях всплывает частичка прошлого, где он впервые позволил себе нечто чересчур фамильярное в отношении нее и, вспоминая единственный на тот момент способ согреться, он облокачивается на край стола, чтобы казаться чуть ниже и осторожно притягивает женское тело к себе.       — Так лучше? — сквозь улыбку интересуется он.       Она улыбается в ответ, прижимаясь к его груди, поддаваясь редко проявляющемуся в нем игривому настроению. Как тогда, в Руинах, подставляет руки его ладоням, поочередно согревая их теплом его тела. Словно чувство дежавю в нехитрой игре в воспоминания отыгрывает свою роль, стараясь воспроизвести те первые моменты близости. Что и тогда, почти полгода назад, чувствует жар и желание уберечь от всего мира, ощущающется через касания, мимолетные взгляды, ту, сейчас уже очевидную, потребность быть рядом.       — Скажи, не сделай я тогда первый шаг, ты бы обратила на меня внимание? — словно читая ее мысли, переживая с ней те несколько часов под завалами, Шинье надоедает та недосказанность, что преследует их все это время.       — Ты старше меня и… опытнее в этом.       В чем именно, он понимает без уточнений, ощущая даже сквозь одежду ее быстрое сердцебиение, которое невозможно скрыть. Эта нерасторопность становится невыносимо притягательной, когда до этого всегда краснеющая девушка, теперь старается завести «взрослую» тему. Складывает руки на его груди, позволяя обнять себя и не убегает, как было до этого. Словно стараясь проверить свои догадки, он осторожно соскальзывает по ее плечам, сминает ткань спортивной кофты, в которой она легла спать — лишь тихое прерывистое дыхание и напряжение в мышцах, словно то, что он делает неминуемо должно причинить ей боль. Каковы бы ни были тому причины, ему не хочется, чтобы она его боялась, поэтому, проводя пальцами вдоль позвоночника, он вновь и вновь гладит поддающееся ласкам тело, стараясь исчерпать тот страх, что она в себе хранила. Получается не сразу, но уже через несколько минут, словно в награду, он слышит тихий стон, упущенный контролем выдох. Все еще полное отсутствие действий с ее стороны его не смущает, наоборот завлекает раненой добычей по завершении охоты. Увлекаясь своим наблюдением, распознанием того, что ранее она не хотела открывать, он и сам не замечает, как поддается своей же провокации. Томительный аромат женского тела совсем рядом будоражит кровь, отсрочивая ту грань, когда если не ей, то ему стоило бы остановиться.       Каждое прикосновение к ней было столь необычно, таило в себе фривольность, сопровождающуюся той наивно детской опаской неосторожно спугнуть этот приятный момент. Нарушать тишину словами не хотелось, думать о завтрашнем дне или вспоминать прошлое, тем более. Когами лишь чувствует, как девушка, затаившаяся в его объятиях, читает каждое движение скользящих по своей спине мужских рук. И теперь, ощущая его реальное присутствие, не спрятанное за тихим голосом из коммуникатора, ей уже не удавалось скрыть от него свое удовольствие этой близостьи. Присутствие родного человека, дозволенность, сковавшая здравый смысл дурманом, овладевали ею, стоило ему добраться до ее оголенной кожи, выманив полы майки. Вечерние разговоры становились ненужной шелухой их отношений, на которую она больше ни за что не разрешит себе согласится. Познавая трепет этих движений его кончиков пальцев под ее, казалось бы, неуместной одеждой, Аканэ, закрыв глаза, чувствовала. Чувствовала, слыша стук сердца у себя над ухом, ощущая каждую секунду всю заботу и любовь, что он хотел ей дать, наконец оказавшись рядом. И стоило ей подумать об этом, запустить логическую цепочку мысли в своей голове, как его руки застыли и все прекратилось. Словно проснувшись ото сна, она непонимающе поднимает голову, встречая его настороженный взгляд.       — Я могу остановиться, тебе стоит только сказать, — его голос теперь звучит необычно, не так как раньше. В нем нет прежней уверенности и твердости, которая была в словах предупреждения в прошлый раз.       Но прежде, чем в затуманенное от его действий сознание просочилась первая мысль о запрете, она, приподнявшись на носочках, осторожно, словно в первый раз, тянется к нему за поцелуем. Сейчас никто не стоит у них за спиной, не торопит, напоминая о времени, работе, обязательствах. Все теряется или, уходя на второй план, становится неважным. Неумело, но с желанием научиться, Аканэ кладет свои руки ему на плечи, скользя по вороту его рубашки и, расстегнув верхнюю пуговицу, ощущает, как разорвав поцелуй, Когами пристально смотрит на нее, словно не понимая, чего она пытается добиться.       — Ты уверена, что хочешь этого? — в последний раз пытается он предостеречь ее, пока еще сам способен остановиться.       — Да.       Повторять или объяснять причины ей не требуется, лишь сделать два шага в сторону, чтобы после оказаться на кровати. Присутствие мужчины уже нисколько не смущает ее, словно их всегда тут было двое, и Шинья, завлеченный этим простым словом, направляется следом, оказываясь рядом, уже не сдерживая в себе голод по женскому телу.       Соблазн, которому невозможно отказать. Она тает, поддаваясь ощущениям, охватившим ее, Недозволенное ранее никому, позволяется его рукам, и Аканэ принимает эти ласки, с трепетом ловя каждый поцелуй. Пальцы блуждают по изгибам тела, столь желанные прикосновения сменяются требовательными объятиями — все, что она может дать взамен его знающим телодвижениям. Каждый предмет одежды ложиться на пол и, нависнув над ней, Шинья стягивает с себя рубашку, так и не удосужившись расстегнуть оставшиеся пуговицы, бросая ее следом. Аканэ неуверенно проводит ладонью по рельефу его мышц, и лишь когда она вновь поднимает на него глаза, Шинья прижимает ее к себе, даря то непознанное для нее ранее тепло мужского тела. Все происходит слишком быстро и одновременно томительно долго, заставляя девушку погружаться в этот новый каскад эмоций, читая каждый вздох или невольное постанывание, как инструкцию. Ей свойственно закрывать глаза и жмуриться, если его руки опускаются по внутренней стороне ее бедер, она каждый раз тянется за поцелуем, когда, оказавшись с ней наравне, ему удается оставить след на ее шее, спускаясь к ключице. Аканэ не думает, она доверяет и верит ему, даже когда он просит ее расслабиться, слыша болезненный стон. Тихий всхлип отрезвляет их обоих. Шинья ждет, еле сдерживая себя, вновь целует и медленно завершает начатое, клянясь, что это единственный раз в их жизни, когда он причиняет ей боль. Движения становятся более резкими, ее руки соскальзывают с его спины, сминают влажную простынь. Она подается навстречу и оставляет для себя только зарождающееся в глубинах тела новое ощущение, растекающееся до кончиков пальцев, подчиняющее себе. Требующее ускориться, утолить потребность в его страсти, наполняющей теперь ее изнутри. Нет мыслей, нет страха, нет сожалений. Аканэ выгибает спину, сжав глаза, и, сквозь пелену внезапно накатившего упоения, слышит его сбившееся дыхание. Осторожные касания чужих губ пробегают вдоль ее подбородка, взволнованный взгляд и немой вопрос, ответом на который служит почти целомудренный поцелуй чуть ниже шеи. Реальность возвращается постепенно. Полумрак помещения, шелест листвы за окном, скрип пружин в матрасе. Хочется еще немного задержаться в тающих моментах близости, и она касается лбом его щеки, прося не уходить так скоро, кладя ладонь ему на шею, чтобы обнять и больше никогда не отпускать.       В эту ночь Аканэ засыпает быстро, найдя покой на его плече. Одеяло лениво притянуто до пояса, спутанные волосы беспорядочно прилипли к его груди. Он лежит рядом некоторое время, после осторожно выскальзывает из ее объятий и, нащупав свои вещи, возвращается на кухню. К своим прежним незаконченным размышлениям, прерванным неосторожным скрипом половицы. Ее испуганным взглядом и той молчаливой просьбой подарить, наконец, покой в череде покушений и смертей. Ему есть над чем подумать, в чем себя обвинить или укорить, только не получается. Все случилось именно так, как должно было быть с самого начала. Ее слова в коридоре Дедала и его поцелуй на прощание. Смущенная улыбка и твердое «да». Назвать себя глупцом, позволившим всему этому случиться - это не решить проблему за них двоих, да и можно ли назвать их отношения проблемой?       Шинья тянется в карман за сигаретами и нащупывает холодный металл ПНР. Устройство по-прежнему светит приятным голубым светом, а меняющиеся на экране цифры для него все еще остаются загадкой. Сжав его в руке, он упирается локтями на стол и пытается понять, как ему быть дальше. Рано или поздно он найдет Стэнфорда, разберется с охотником, и когда угроза для жизни Аканэ исчезнет, ему придется вернуться обратно на материк. Вновь бежать от Сивиллы, если он хочет сохранить себе жизнь. Шинья все же закуривает и, положив ПНР перед собой, долго смотрит на этот маленький кусок металла, дающий столько возможностей в этом мире и пытается понять, что для него теперь важнее — собственная безопасность или желания, в которых так сложно себе отказать?