and the snakes start to sing

«Я убью тебя» «Я с удовольствием убью тебя» На улице жаркий, прозрачный и терпкий май, в этом мае он мается, вечерний воздух взводит нервы, курком, не размениваясь на предохранитель, ноги легки; привычно нарастающее напряжение словно само несет его вперед. Очередной раз поправляет старую гитару в чехле за плечом, передергивая им; будто бы слышится звук затвора. Без пяти пять. Репетиция. У их гаража пахнет бензином и немного маем. «Отвратительный месяц» «Без конца и без начала отвратительный» На бордюре, в видавших виды джинсах, сидит их ударник; взъерошенные волосы, добродушная улыбка, ясные, лучистые голубые глазищи. «Типично» Подруга детства, их солистка, в медь светлая, тощая и небрежная, стоит к нему спиной. «Они слишком похожи» «А я нет» «Ебал я это сходство» Конечно же, они курят. Вместе. Без него. Девушка вскидывает голову. Заливистый смех. Эта группа принадлежит ему, он её сколотил, он её основал. Он сам пишет песни. Он знает, как они должны звучать. Он знает, как они должны быть спеты. Сначала он, конечно же, просто хватает её за волосы, затем, конечно же, сгребает их мертвой хваткой, впиваясь; чьей-то голос внутри, такой свой и такой чужой одновременно, произносит в его голове Совершенно одобрительно Совершенно удовлетворенно Совершенно счастливо «Я знаю, что это больно» «Да, я знаю» Когда же он сам открывает рот, голос звучит дьявольским рычанием: - Пой, ссссука. Пой то, что я скажу, пой так, как я скажу. - под его пальцами светлая медь вспыхивает алым, темнеет в рыжий. Под его пальцами не выходит ни звука, только призрачное шипение и злой взгляд из-под всклоченных волос. На следующий день он молча приносит ей её любимые сигареты, билет в кино и две упаковки краски для волос. Она поет. Потом, после репетиции, разъедая дымом усталое горло, она тяжело и тихо скажет ему: - Это не для тебя, - помолчав немного,- я никогда не стану больше петь для тебя. Еще три года он не увидит меди из-под черной краски, прежде чем она она захочет сжечь их обоих заживо. Басисту стабильно достается меньше - хороший, по сути, парень, крепкий, добрый, молчаливый и ужасно невнимательный. Последние два качества он, в последнее время, ценит в нем более всего; вокруг хватает неизменно веселого щебета и цепкого взгляда в спину. Она делает вид, что все в порядке, она не говорит ему ничего, она ни разу не плакала. Она молчит, но ему кажется, что она смотрит. Она сдерживает тяжелую, злую улыбку. Она знает, о чем он думает. Он прав. Однажды, надравшись в баре после их удачного выступления, он читает ей стихи; по глазам на полуночной и уже безлюдной улице лупит фонарный свет. Он щурится, он улыбается - почти тепло. Ему кажется, что все понятно. Её ведет. Она закрывает ему рот ладонью; она думает, что в этот момент он почти способен понять её без слов, принять её без синяков, услышать её без голоса. Он целует её пьяно, целует жадно. На улице май, тишина и бездна понимания. Бездна щерится на дне острыми камнями. Кто же их, однако, разглядит. У гаража пахнет бензином. На земле чертов бензиновый потоп. Она сминает его ребра острыми коленями, костлявыми пальцами левой руки вцепляется в кадык, чувствуя, как под ладонью вибрирует сдавленный хрип; в правой чиркает зажигалка. Они шипят - они змея, вцепившаяся в собственный хвост, пожирающая самое себя, и это её язык; язык яда, клыков, холодной крови и горячей, как рискующее вспыхнуть пламя, ненависти. Она смотрит ему в глаза - долго, силясь понять, силясь осознать и понять, почему, зачем, ради чего? Этот взгляд невыносим, как тревожный зуд направленного на тебя дула пистолета, но он не может отвернуться. Она отбрасывает зажигалку прочь; внутри клокочет обессилевшая ярость и отвращение к себе. И змея размыкает пасть, и змея вонзает клыки, и пускает яд. Он пинает её под ребра с той же бессильной злостью. Ему так хочется услышать этот голос воющим от боли, сдавленным от слез. Ей так хочется увидеть понимание и раскаяние. Сложно совладать с надеждой. «Ты пишешь такую замечательную музыку» «Ты пишешь к ней тексты» «Я знаю, как ты хочешь, чтобы они звучали» «Потому что я знаю, как их надо петь» «И поэтому ты меня не убьешь» «И поэтому ты никогда не сможешь меня убить» «Без моего голоса мертв твой самый живой стих» «И даже музыка не сможет его оживить» «Ты не убьешь меня» «Я знаю, как звучит то, что ты пишешь Они зовут это любовью Я этого никогда не звала» Вечер у костра: праздник, салют, шашлыки, за полночь. Друзья разошлись, комары нет. Огонь почти погас, дым да угли. Опрометчивая доверчивость - заснуть, ткнувшись лбом в его колени. Он почти отечески гладит её по голове. «Если кто её тронет - убью» - он дергается от этой мысли удивленно и физически; дергается от страха, представив себе саму возможность того, что её отберут, более того, отберет кто-то другой; чуткая к звукам и движениям, она сразу же открывает глаза. - Что? - спрашивает. - Спой. Пожалуйста. И змея размыкает пасть, и змея вонзает клыки и пускает яд. И змея поет.