Гранатовый сок

Донхэ любил гранатовый сок. Ему нравилась эта страшная кислятина, от которой щипало губы, сводило зубы, и болел желудок. Ему нравилась эта темно-бордовая жидкость без намека на сладость. На вкус сырой и суровый, кислый, вяжущий, дубильный. Как зеленое, неспелое яблоко или целая горсть черной рябины. Ему нравилась оскомина, от которой слезились глаза. Нравилось чудовищно долгое, слегка горьковатое послевкусие. Он был для него лучше, чем бесценная винная коллекция Сонмина: страшный тандем горькой сладости, разъедающей кислоты и терпкого опьянения. Он и сам был как гранатовый сок. Коктейль из ядовитой желчности Хичоля, беззлобной ироничности Кюхена, детской непосредственности и робкой застенчивости Реука и поразительно искренней в его исполнении всеобъемлющей доброты Шивона. Устрашающая сила, убийственная наивность и пугающая откровенность. Веселый, беззаботный, взбалмошный мальчишка, с детства воспитываемый в безграничной любви. Претенциозный насмешник, знающий цену и себе, и окружающим. Меня все это восхищало ровно в той же степени, в какой порой и выводило из себя. Просто он был Ли Донхэ – таким талантливым его создала природа, твердо стоящим на принципах добра и зла его воспитали родители, а таким угловато-острым сделала его жизнь. Он был сумасшедшим. Чертовым безумцем. Ужасающий, пуленепробиваемый самоконтроль поначалу пугает, а затем приходит чудовищное осознание его полной невменяемости. Он был адреналиновым наркоманом: музыка-танец-музыка, танец-музыка-танец, а затем вновь бешеная гонка по невероятной траектории, наперегонки с самим собой. Дерзкий вызов собственному «я». До первого столба. Самый отчаянный псих, из всех, кого я знал. Он был похож на гранат. За мягкой на ощупь, но грубой, толстой кожурой, как за невежественной заносчивостью, обнаруживались хрупкие, мелкие, прозрачные зернышки, подобные самой что ни на есть махровой застенчивости. Неосторожное движение – зерна лопаются, едкий сок брызжет в глаза, мир плывет, и по щекам бегут жгучие слезы. Пятна с белой футболки не отстирать, а у зерен слишком крупные косточки. Мы сидим на детской площадке. Я уселся прямо по центру карусели, а Хэ ходит туда обратно по тонкой спинке маленькой скамьи. - Ты всех любишь?- разрезаю кожуру и впиваюсь в белую мякоть. Хэ едва заметно улыбается, спрыгивает с надоевшей деревяшки и тут же на нее садится. - Любить всех - значит, не любить никого, Хекки. Счищаю кожуру и, вытянув руки, разрываю гранат надвое. - Тебе все одинаково безразличны? Улыбается еще шире. - Нет, я люблю всех. Темно-бордовые капли попадают в глаза, и мне ничего не остается, кроме как прикрыть веки и начать с остервенением их тереть. Слышу, как он забирается на карусель, ногой отталкивается от земли и садится рядом со мной. - Дурак ты, Хек,- не то выдыхает, не то думает он. Распахиваю воспаленные, красные глаза. Мир кружится вокруг нас, расплывчатые картинки сменяют одна другую, будто бы в калейдоскопе, и лишь одно изображение небывало четкое – Донхэ вновь улыбается, держится за перила и раскручивает карусель все сильней и сильней. Лицо острое, угловатое, дерзкое. Шаг широкий, взгляд от жгуче-уверенного до щемяще-нежного. Он и сам был похож на гранатовый сок: рассматривание его фигуры было делом неловким и терпким, отвести взгляд тяжелее, чем продолжать смотреть, желание утолить жажду сильнее страха поперхнуться. Запрыгивает на карусель двумя ногами, поворачивается ко мне спиной и отпускает перила. Я в ужасе приоткрываю рот, тянусь рукой к клетчатой рубашке, но не успеваю. Спрыгивает с платформы. Шорох подошв о песок, он неуклюже шатается, падает на бок, так же быстро подскакивает и прыгает на месте, восторженно смеясь. Торможу кроссовками, едва отлепившись от перил, и медленно спускаюсь, борясь с накатившей на меня тошнотой. Не то от вращения, не то от испуга. - Метил туда, попал сюда!- радостно восклицает Донхэ, показывая на единственный каменистый участок на всей площадке.- Давай еще раз? Качаю головой и тяну его домой. Бодро шагает вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени сразу, напевает Don’t Don и подгоняет меня. - Вы где были?- спрашивает Итук, пораженно смотря сначала на мои пыльные джинсы и кроссовки, а затем на в еще большей степени пыльного Донхэ с дыркой на боку клетчатой рубашки. - На каруселях катались,- мрачно отзываюсь я. - Ага!- подтверждает Хэ, поворачиваясь к лидеру больным боком.- Чуть не умер! Челюсть Итука глухо бьется о паркет, спрятавшийся за его плечом Реук охает и несется за аптечкой, а Хэ, внезапно повернувшись ко мне, тихонько шепчет: - Я вас люблю. Иногда мне кажется, что если бы не он, то наша группа развалилась бы к чертям, не успев дебютировать. Иногда мне кажется, что гранатовый сок почти сладкий.