Небо на двоих

Эта любовь могла бы мимо нас пролететь. Она могла бы не мне осколком острым Сердце задеть. И в самых долгих ночах, Когда в душе сто лет холодов. В самом горьком из снов Теперь нам будет сладко вдвоем. Эту сладость губ твоих Я ощущаю и теперь. И эту сладость не сотрут Ни время, ни дожди. В сумерках душа застынет Без огня, Но вспомнишь ты Нас, это небо на двоих, И сладость губ твоих…

Исида Урюу, молодой, но уже весьма известный и преуспевающий адвокат, залпом опустошил чашечку. Горькая жидкость неприятно обожгла горло, и он закашлялся. В глазах бармена промелькнули насмешливо-снисходительные искорки. - Еще, - обратился Исида к нему. Тот с бесстрастным видом протянул ему еще одну порцию сакэ. Какую по счету? Пятую? Десятую? Пятнадцатую? Исиде было плевать. Он хотел одного – забыться. Чтобы все, произошедшее сегодня оказалось страшным сном. Но алкоголь, словно в насмешку над ним, будто утратил все свои свойства и не приносил столь желанного опьянения. - Урюу, ты ли это? – раздался за спиной такой знакомый, легко узнаваемый голос, - Весьма неожиданно встретить тебя в подобном заведении. - Урахара-сэмпай? – брюнет обернулся. За его спиной стоял светловолосый мужчина с серебристого оттенка глазами, в строгом деловом костюме, единственной вольностью в котором был расстегнутый ворот рубашки. Урахара Кисуке, блестящий юрист, глава успешного адвокатского агентства, щелкающий самые сложные и провальные для клиента дела, как подросток орешки. «Он бы смог, - подумал Исида, - Смог бы выиграть этот процесс. Если бы на моем месте был он, если бы он понял её так же, как я…То он бы сделал все, чтобы спасти её». - Что с тобой? – встревожился Урахара, увидев выражение лица Исиды, его помутневший отрешенный взгляд, и в целом «раздраенное» состояние своего ученика, - Ты на себя не похож, - Кисуке сел рядом. - У меня сегодня был процесс, - глухо бросил Исида, опорожнив очередную чашечку. - Да? И, как всегда, ты одержал великолепную победу? - Нет, - выдохнул Урью, приводя дыхание в норму после выпитого, - Я…проиграл. - И из-за этого ты топишь горечь поражения, обиду и раненое самолюбие в сакэ? – удивился Кисуке, - Я думал, ты крепче выдерживаешь подобные финты судьбы. Или тебя избаловали постоянные победы? Проигрывать тоже надо уметь. Да и я не вижу ничего страшного в том, что… Урахара тут же пожалел о своих словах, когда его схватили за лацканы пиджака, встряхивая и притягивая ближе. Перед лицом, за стеклами тонких очков, лишенных оправы, сверкнули полные отчаяния и боли, абсолютно трезвые голубые глаза, на дне которых плескались безумие и жажда забытья и покоя. - Вы не понимаете, сэмпай! Вы же ничего не знаете и поэтому ничего не понимаете! Я…я же убил её. Не спас, - так же внезапно отпустив его, Исида отвернулся, - Еще, - бросил он бармену. - А по-моему, тебе уже хватит, - твердо решил Кисуке, - Идем, Урюу. Уже поздно. А ночами улицы неспокойны. - Мне все равно. - Идем. У тебя был тяжелый день. - Нет. Я… - А я говорю – идем. Расскажешь мне все. Тебе нужно выговориться, а не глушить все сакэ. Боль, как и проблемы, тоже умеет плавать.* - Ваш сэмпай прав, - заметил бармен, - Идите лучше, молодой человек. Он поможет вам гораздо лучше, чем бутылка и я. И он незаметно подмигнул Урахаре. Тот лишь кивнул в ответ, обменявшись с ним понимающим взглядом. Поддавшись уговорам, Исида позволил Кисуке отвезти себя домой. Когда они зашли в квартиру и устроились в гостиной, Урюу посмотрел на часы. Полночь уже минула. А это значит только одно…. - Выпьете со мной, сэмпай? – обратился он к Урахаре. - Исида, я тебя прошу, - вздохнул тот, – хватит, - в голосе блондина звякнул металл. - Выпейте со мной, - упрямо гнул свою линию Исида, доставая из бара стаканы хайбол** и бутылку шотландского виски, - За упокой души, что сегодня покинула этот бренный мир, войдя в чертоги богов. Кисуке не смог отказать этой просьбе и боли, царившей в голосе и взгляде его ученика. Он начинал понимать, почему тот так отнесся к проигрышу дела. Ведь проигрыш повлек за собой смерть. А с этим его протеже столкнулся впервые. Скотч был разлит по стаканам, и, взяв свою порцию, Исида тихо сказал: - Выпьем же за упокой души Иноуэ Орихимэ. Пусть сон её будет сладок. - Спокойной зимы ей, - так же тихо продолжил Урахара. Горечь алкоголя снова обожгла гортань. Тишину, повисшую в комнате, нарушил лишь стук поставленных на столик хайболов. Но долго ей царить не пришлось. - А теперь, - Урахара пристально посмотрел в глаза Исиде, - Я хочу знать, в чем дело. Что заставило моего лучшего ученика чуть ли не сойти с ума от горя, сорвавшись с катушек во всех смыслах? Что случилось, Урюу? Исида вздохнул, посмотрев на виднеющиеся в окне огни ночного Токио, и начал свой рассказ: - Сэмпай, вы помните убийство в клубе «Лас-Ночес»? - Это когда владельца клуба, Соуске Айзена, убила звезда его заведения? Да, помню. «Ками, девочка, что же ты наделала. Ты ошиблась, когда думала, что страдать никто не будет. Одну судьбу твоя смерть уже сломала». - Я защищал её, Иноуэ Орихимэ, звезду фламенко… 3 месяца назад POV Исиды. Предъявив охране удостоверение, я вошел в здание тюрьмы и направился в крыло, где располагались предназначенные для встреч с адвокатами комнаты. - У меня назначена встреча с моей подзащитной, - предупредил я все вопросы охраны, входя в комнату. Я ждал недолго. Вскоре дверь открылась и в комнату, под конвоем, вошла она. Неброские серые брюки и рубашка, тюремные туфли. Изумительные, редкого цвета, ухоженные волосы собраны в низкий хвост. Сейчас в этой хрупкой невысокой женщине невозможно было узнать ту рыжую бестию, то пламя во плоти, что являлось главным украшением клуба «Лас-Ночес». Выразительные серые глаза на привлекательном, лишенном макияжа лице…Взгляд. Взгляд этих глаз сразу же и пленил, и насторожил, и даже удивил меня. Кроткий, не тот, полный дерзкого вызова судьбе и гордой неприступности, который притягивал еще больше, чем танец, а безмятежный и смиренный взгляд человека, знающего и принявшего предназначенную ему судьбу. Да и во всей ней была одухотворенность человека прожившего яркую, пусть и такую короткую жизнь, выполнившего свою миссию, не жалеющего ни о чем и спокойно ожидающего финального действия. Я назвался и сказал о цели своего визита. Представил построенный мной план её защиты, сделал акцент на важные моменты, на которые она должна опираться. Говорил, что если мы будем бороться, то непременно выиграем. И что даже если ей и дадут срок, то главное то, что она будет жива. А через некоторое время можно будет подать ходатайство о пересмотре приговора и его изменении. Я был так воодушевлен, так уверен в себе! Дело Иноуэ Орихимэ, которое я прочитал, было таким несерьезным с моей точки зрения. Убийство в состоянии аффекта. Что может быть проще. Да я такие щелкал как орешки! Она молчала и внимательно меня слушала. А потом произнесла всего лишь несколько фраз. И они попросту удавили мой энтузиазм в самом зародыше. Я был не просто обескуражен. Я был поставлен в тупик, из которого не было выхода. - Не нужно меня защищать, - мягко сказала она, - Жить мне уже не для кого, возвращаться некуда и не к кому. Я прошу вас сейчас только об одном – исповедовать меня. - Исповедовать? Но я не священник, - я немного ошалело посмотрел на свою подзащитную, - И не думаю, что я имею пра.. Но она перебила меня: - Не каждый священник способен выслушать и понять. А у меня нет времени, чтобы перебирать их. А вы, я чувствую, сможете понять меня. - Тогда можно задать вам один вопрос, Иноуэ-сан? - Конечно. - Почему вы пошли на это? Сломали свою дальнейшую жизнь? Я могу понять, что в вас наверно взыграла гордость и холодная ярость предков - самураев, но…Сейчас ведь другое время. Вы могли обратиться в суд, закон бы непременно принял вашу сторону. - Закон, - эхом повторила она, - Закон….Суд…Что это такое для власть имущих, коим был Соуске Айзен? Ведь деньги – это тоже власть. Власть и деньги имущим нет суда, и закон им не писан. - Но тут не тот слу… Она лишь горько рассмеялась: - Вы не кажетесь таким наивным, Исида-сан. И разве вы не знаете, кем на самом деле был Соуске Айзен? Сломала себе жизнь, да? Вы ошибаетесь. Моя жизнь на тот момент уже была сломана. И сломана ни кем иным, как пятым из тринадцати оябунов*** кайсё**** Ямамото Генрюсая. Закройте папку с материалами дела – в ней нет ни слова правды, и эти бумаги вам уже не понадобятся. Дайте слово молчать и никогда, ни при каких обстоятельствах не разглашать её – и вы узнаете мою историю. Я расскажу вам её. End of POV - Я не знаю, что меня заставило, - глухо бросил Исида, на миг, прервав свой рассказ, - И никогда этого не узнаю. Равно как и того, что за сила была у этой женщины. Что я видел в этих глазах, в ней самой. Это было что-то…сверхъестественное. Что-то, что выше нашего понимания. Я мог лишь покориться этому, но не противостоять. И я пообещал ей то, что правду не узнает никто. - Но не нарушаешь ли ты это обещание сейчас? Тогда еще не поздно остановиться, - заметил Урахара. - Нет, сэмпай. Это не должно быть тайной от вас. Ведь вы знали её, не правда ли? Кисуке промолчал, понимая, что его протеже прав. Он знал её. Поэтому он лишь кивнул, давая знак Урюу продолжать. POV Исиды. - Обещаю, - твердо и уверенно. Прямо глядя ей в глаза. Услышанная мною история….Она поразила меня. Ошеломила, ослепила, оглушила. Она захватила меня настолько, что я не замечал течения времени. Я слушал её, словно завороженный. Я попросил о дополнительном времени. Пару раз я невольно перебил её, но это только внесло в историю деталей. Запах зеленых яблок – дым её сигарет и белый шоколад, её любимый. И голос –размеренный, лишенный эмоций. И отрешенный взгляд серых глаз – вот все, что я помню кроме услышанного. И я никогда не забуду это. Никогда. Признаться честно, сначала я приготовился услышать очередную нудную и безынтересную историю мести отвергнутой или сказку о любви и ненависти, лжи и тому подобном. Но как же я ошибся! Это был не просто рассказ – передо мной была целая жизнь. Короткая жизнь неповторимой, удивительной и необычной женщины - Иноуэ Орихимэ, звезды фламенко. End of POV POV Орихимэ Танцами я занималась с детства. Меня всегда завораживало и привлекало то, как гармоничны язык тела и музыка, как великолепен этот тандем. И из всех направлений танцевального искусства больше всего меня привлекало фламенко. Я сама не могу объяснить, почему такой нехарактерный для нас танец, такой яркий и полный эмоций занимал все мои мысли. Конечно, это было странное увлечение для японской девушки, но тем не менее... Наверно потому, что мы, японцы, по натуре сдержанны и невозмутимы, всегда стремимся контролировать себя. Мы не можем позволить себе «потерять лицо» ни при каких обстоятельствах. Но ведь иногда хочется дать волю эмоциям, выплеснуть чувства, выразить то, что сжигает тебя изнутри, не боясь при этом нарушить общепринятые нормы поведения и традиции. Так, несмотря на уговоры родителей, я решила пойти по пути искусства и поступила в танцевальный колледж. Мой старший брат, тоже любивший танцы, но не сумевший пойти по выбранному мной пути, поддержал мой выбор. Наш курс был самым лучшим: Чируччи Сандервиччи и её сестра Апаче, Мила-Роза, Саругоку Хиори, Ядомару Лиза, Арисава Татсуки, Шихоуин Йоруичи, Урахара Бенихимэ. С ней у нас даже был ослепительный номер – «Война Принцесс», ведь мы обе «химэ». Татсуки предпочитала что-нибудь связанное с боем, а Мила-Роза и Йоруичи пели. Мужская часть нашей группы тоже была нам под стать: братья-близнецы Куросаки: Ичиго и Хичиго. Как мы их звали – Лед и Пламя. Льдом был Хичиго, решивший стать блондином, чтобы мы могли различать их с братом. Сколько времени и усилий ему это стоило, но это заслуживало того. Когда они оба танцевали фарруку, у всех захватывало дух – вечная борьба льда и пламени завораживала. Хирако Шинджи был великолепен в паре с Хиори – в танце они воплощали бой, борьбу, перерастающую в чувство, которое уже предрешено. Широсаки Зангетсу всегда танцевал соло, как и Апаче или Чируччи. Впрочем, мы всегда варьировали и импровизировали номера. Мугурума Кенсей танцевал с Ядомару Лизой. Ясутора Садо и Кейго играли. В-общем, у нас была прекрасная группа. И нам, как лучшим, повезло – по обмену мы поехали в Испанию, чтобы проникнуться духом родины этого острого, как жало, танца. Это прекрасная страна – полная солнца, моря и эмоций. Я чувствовала, что как губка впитываю знойность и темпераментность этого края, буйство страстей и их притягательное безумие, все краски и грани чувств, переживаний и эмоций. Но истинного фламенко там, к сожалению, уже было не найти. Наследие Антонио Гадеса, его неповторимая школа, не сохранилась, а Хоакин Кортес танцует отнюдь не фламенко. Разве только испанские цыгане, живущие где-то глубоко в глуши, свято хранят тайну этого опасного и завораживающего танца. Я искала дуэнде – дух танца. Каждый, кто танцует фламенко, втайне мечтает, что оно озарит его. Но не каждому это дано. Антонио Гадеса оно посетило всего лишь дважды за всю его жизнь, а Хоакин Кортес вообще ощутил его присутствие в себе только один раз и то, не на сцене, а дома, когда узнал, что его «черная пантера», Наоми Кэмпбелл изменила ему, и больше уже никогда не испытывал его. Я тоже мечтала когда-нибудь ощутить этот подъем и душевный, и физический, эту невесомость, наполняющую, кажется, каждую клеточку тела, эту власть над чувствами и душами смотрящих на тебя в этот миг. Что ж, моя мечта сбылась. По иронии судьбы дуэнде озарил мой последний танец. После окончания учебы пришло время думать о работе. Родители оставили нам с братом небольшое наследство, брат его приумножил, но к тому моменту, за год до окончания мною колледжа, он погиб в автокатастрофе. Нам не хотелось разлетаться по свету, как покинувшим гнездо птенцам и мы организовали нашу труппу – сплоченный, знакомый и привычный уже коллектив. И, спустя какое-то время, нашей труппе пришло приглашение из недавно открывшегося клуба. «Лас-Ночес», таково было название этого маленького уголка солнечной Испании, появившегося среди монохромности мегаполиса. Условия для работы были более чем великолепны: разносторонняя программа шоу, возможность гастролировать, придумывать собственный репертуар. Старший брат Бенихимэ – Кисуке, юрист от богов, помог нам с заключением контракта, проверяя на наличие каких-либо подвохов, которых, впрочем, не было. Управляющей там была Момо Хинамори, и хозяйкой там казалась она. Если бы я знала тогда, кому на самом деле принадлежит это клуб, кто его настоящий владелец… Так началась наша новая жизнь. Днем мы репетировали, вечером выступали на сцене. У нас были свои сольные номера, отражающие определенный талант каждого. Впрочем, я думаю, вы наверняка могли хоть раз, но заглянуть в «Лас-Ночес» и убедиться в этом. А уж выступая дуэтами или всей группой, мы производили фурор. Клуб быстро набирал популярность, будучи недорогим местом, сделанным в духе испанской таверны, в которой танцуют фламенко. Постепенно появились завсегдатаи, а потом, после того как мы рискнули и поставили «Кармен», и аншлаги. И попасть в клуб уже можно было только по именному флайеру или карточке члена клуба. Спустя какое-то время работы в «Лас-Ночес», после одного из выступлений мне передали букет цветов. Моих любимых – нежных белых лилий. В букете не было ни открытки, ни записки. А спросить я не успела – передавший мне его человек мгновенно растворился в толпе остальных поклонников. Конечно, сначала меня это насторожило, но какой девушке не будет приятно, что ею восхищаются и оказывают знаки внимания? Тем более что белые лилии символизируют внутреннюю красоту. Это повторилось. И не раз. Потом были подарки. Причем была странная закономерность – в подарок я получала именно то, что хотела в душе. О чем могла случайно упомянуть в разговоре с кем-то накануне, либо присматривалась в магазине. Это могло быть что угодно: заинтересовавшая меня книга, милая статуэтка, привлекшая мое внимание в сувенирной лавочке, любая понравившаяся мне безделушка или недорогое украшение в этно-стиле. Правда, иногда были приятные мелочи и по собственной инициативе, но неизвестный поклонник так точно и тонко угадывал мои предпочтения и вкусы, что иногда это пугало. А потом я начала чувствовать взгляд. Внимательный, пристальный, с искрой затаенного интереса, но…Он был приятным. Теплым и мягким, как будто мною любовались. Он словно обнимал меня на протяжении всего моего танца. И не только во время выступления. Однажды я почувствовала его, когда пришла раньше ребят и решила размяться перед тем, как приступить к отработке номера. В-общем, обладатель этого взгляда был рядом. Незаметно, неуловимо и… часто. И настал день, когда я вычислила своего тайного поклонника. Он всегда сидел за дальним столиком, скрываясь в падающей на него тени. Но та не была вечной. Я увидела его и… Встретила полный пьянящего коктейля эмоций взгляд зеленых глаз, редкого, насыщенно-изумрудного оттенка. Эти глаза, их взгляд пленил, закружил, завлек… Я почувствовала, что пропала. Он был красивым. Какой-то особой, сумрачной красотой. Черные волосы, пронзительные глаза и мраморно-белая кожа. Черные рубашка и джинсы добавляли в его облик готичных нот, что делало его еще краше. Даже когда он понял, что раскрыт, первый шаг он сделал не сразу. Однако после одного из выступлений, в ставшем традиционном букете я получила записку с просьбой проводить меня до дома. Разумеется, я приняла его. Ночью улицы часто неспокойны и даже опасны для одинокой девушки. К тому же мне хотелось узнать его ближе, лучше. Мне было любопытно и тоже интересно. Стоит ли говорить, что прежде чем дойти до моей квартирки, мы еще с полчаса гуляли по городу? Его имя было ему под стать. Улькиорра. Что-то нечеловеческое, не так ли? Но дело не только в имени. Умен, прекрасно образован, галантен, пунктуален… Казалось, что он весь соткан из одних достоинств и является эталоном мужчины, о котором втайне мечтает каждая девушка. Я честно старалась найти в нем хоть какой-нибудь маленький изъян, но мои усилия были тщетны. Их не было, или они были столь незначительны, что я попросту не считала их таковыми. Он не был особо разговорчив, но и молчаливым его нельзя было назвать. С ним было интересно. Точные слова, меткие фразы, четкие понятия. Он охотно поддерживал разговор. О чем мы говорили? Обо всем. О книгах, музыке, предпочтениях и увлечениях друг друга. И, конечно же, о фламенко. Улькиорра оказался поклонником этого танца. Видно, сдержанный и хладнокровный от природы, всегда жестко контролирующий свои эмоции, он только в нем мог позволить себе снять все установленные барьеры, выпустив все чувства на волю. Когда он смотрел на мой танец, я видела, как горят его глаза, как он неотрывно смотрит на меня, не упуская ни единого моего движения, как он похож на натянутую до предела тетиву. И от этого мой танец становился еще живее и ярче. Потому что его наполняло это сладкое ощущение того, что каждый взмах руки заставляет сердце смотрящего на тебя человека биться чаще. Особенно учитывая, что это билось сердце небезразличного тебе человека. Иногда он мог пропасть. День, неделя, временами даже месяц или полтора. И тогда я чувствовала, что скучаю по нему. Что мне не хватает ощущения этого полного вихря чувств, горячего взгляда на своей коже, этих прогулок и грозящих затянуться допоздна бесед за чашкой чая. Он никогда не позволял себе задержаться настолько, чтобы был предлог остаться на ночь. И это было не из-за того, что он боялся спугнуть меня этим. Отнюдь. Он считал это неуважением по отношению ко мне и моим чувствам. Но временами, а это повторялось все чаще и чаще, мне хотелось, чтобы он остался. Но я не предлагала ему этого. Сначала не решаясь, а потом, понимая, что получу отказ, за которым, возможно, последовало бы разочарование во мне. Но в душе я хотела, чтобы он остался. Остался навсегда. Словом, как вы уже поняли, я влюбилась. Полюбила его всей душой и сердцем, всем своим существом. Но я не знала, как облечь все то, что я к нему чувствовала, в слова. Все слова казались уже избитыми, давно сказанными, утратившими свою важность. И тогда я воплотила свои чувства в танце. В тот вечер в «Лас-Ночес» было много людей, но я видела только его. Танцуя, я чувствовала только его взгляд. Мне потом говорили, что в тот вечер я превзошла саму себя – столь ярок был мой танец, но мне было все равно, что говорят о нем другие. Ибо я танцевала только для него. И он понял это. Он понял мои чувства. В тот вечер мы оба сказали эти заветные слова признания: «Я люблю тебя». В ту ночь он остался. Остался навсегда, как я того хотела, и, как он признался мне потом, желал он сам с того момента, когда впервые увидел меня на сцене. И в какой-то миг мы дали нашим чувствам волю. Я не помню, когда именно это произошло. Я помню только немного торопливые, даже ненасытные поцелуи, жар объятий, нежность в каждом прикосновении, горячее дыхание на коже, касания кончиков пальцев, чередующиеся со скольжением ладоней и прикосновениями губ. Напоенная обоюдной страстью ночь. Когда тебя ведут в неистовом, исполненном неги, неизведанном ранее танце. Когда дыхание с привкусом сигаретного дыма с ароматом зеленых яблок обжигает губы, выдыхая: «Люблю…». Словно чувствуя, что наше счастье будет кратким, мы жадно пили нашу любовь, наслаждались каждым проведенным вместе днем. Каждым мгновением. Была ли я его любовницей? Нет. И не нужно удивляться. Я не была его любовницей никогда. Он считал это низостью по отношению ко мне. Я была его женой. Мы поженились на следующее утро после той волшебной ночи. Почему никто об этом не знал? Почему наш брак был тайным? Вынужденно. Что было тому причиной? Давайте обо всем по порядку. Пять лет счастья. Пять лет, наполненных взаимными нежностью и заботой, искренней любовью, её теплом. Но всё это время меня почему-то не покидал страх. Страх того, что скоро придет время платить за такой щедрый кредит. Днем он прятался в душе, словно боялся солнечных лучей или дневного, немного рассеянного света. Но ночью, осмелев, выползал из своего укрытия и тогда вкрадчивый холодный его голос будил предчувствие. И оно спрашивало: «Скажи, ты понимаешь, что придет время платить судьбе за её дары?» Все было слишком хорошо, слишком идеально. Настолько гармонично и естественно, что казалось нереальным. Иногда, я просыпалась ночью в его объятиях, охваченная ужасом от мысли, что эта любовь могла пролететь мимо нас. Что её острые осколки могли пронзить не наши сердца. Вдруг я бы поддалась уговорам родителей и, выбрав профессию учителя, поступила бы в университет? Или брат не поддержал бы мою мечту танцевать в противостоянии им? Вдруг Улькиорра не зашел бы тогда в «Лас-Ночес» и не увидел бы мое выступление, меня? А вдруг….А вдруг…Все могло бы быть. Я скрывала от мужа свои страхи. Боролась с ними сама, как могла. Но мы были слишком пропитаны друг другом, слишком переплетены, свиты в одну неразрывную цепь так, что потоки эмоций живших в одном, их эманации тут же ощущал другой. И однажды он почувствовал мой страх. Flashback - Что с тобой? – тревога в зеленых глазах, привлекающее ближе объятие. Прижаться к нему, вдохнув аромат зеленых яблок, мелиссы и лайма, чувствуя, что страх отступает под натиском тепла и защиты, несущих покой. Действительно, к чему ворошить прошлое? Он рядом, мы вместе, мы счастливы. Большего невозможно желать, верно? - Просто…Мне страшно. Страшно, что ты мог бы не встретить меня, а я – тебя. - Глупышка, - мягкий укор и улыбка в голосе, - Так или иначе, мы бы все равно встретились. Ведь мы – две половинки одного целого, предназначенные друг другу небом. - Тогда, когда придет пора покинуть этот мир, мы обретем наше небо на двоих? – вспомнив, как мы любили смотреть на звездное небо летними ночами, и как тогда казалось, что не только оно, но и весь мир принадлежит нам. - Не думай об этом. Мы и без этого обрели его. Иди ко мне, моя принцесса. End of flashback Принцесса… Да, для него я была принцессой. Его принцессой. И, как истинную принцессу, он оградил меня от терзающих мою душу страхов. Они ушли. А может, просто отступили, чтобы в какой-то момент с новой силой начать пожирать мое сердце и душу? Прежде, чем продолжить свой рассказ, я хочу сказать одну важную деталь: мне все равно, кем был мой муж. Я любила его и была счастлива с ним. Для меня он был моим мужем. Будь он хоть самим кайсё, это не изменило бы моего отношения к нему. Несмотря на брак, он мог пропасть, как и раньше. Мне он говорил, что это связано с работой. Впрочем, так оно и было. Я ждала его. И была уверена, что пока он знает, что я жду его, с ним все будет хорошо. Словно моя любовь и я были его сокровищем и талисманом. И он возвращался. И может, ослепленная этой уверенностью о тайности наших истинных отношений, убаюканная чувством защищенности и надежности, окруженная заботой и любовью, несомым ими покоем, я не заметила, как над нашим мирком счастья начали сгущаться тучи. Тогда, как мне казалось, о нашем браке никто не знал. Ведь я и понятия не имела, что у Улькиорры уже был соперник. Гораздо влиятельнее и богаче. Сильнее. Кто? Что ж, не спешите, Исида-сан. Скоро узнаете. Для начала пришла пора открыть, кем же был мой муж. Улькиорра Шиффер был ни кем иным, как Куатро – одним из Эспада, карающим мечом самого кайсё. End of POV POV Исиды. - Самого Ямамото Генрюсая Шикегуни? – пораженно спрашиваю я, чувствуя, что я нахожусь в состоянии, близком к шоку. Не может быть! Да, у меня были подозрения, что её муж не так прост, каким казался, но чтобы настолько… Мои глаза наверно сейчас похожи на блюдца, так они расширены от изумления. Неудивительно, что она не скрывает улыбку. - Да, Исида-сан, - женщина гордо выпрямилась, словно она сидела на троне, - Он был четвертым из десяти сильнейших. - Куатро…, - все еще не веря в услышанное, повторяю я, - Один из лучших убийц кайсё. Ведь он был наемным убийцей, верно? Она лишь устало вздыхает, сорвав с губ очередное облачко дыма с ароматом яблок: - Называйте, как хотите. Эспада были созданы для кары провинившихся и уничтожения как неугодных, так и отступников. Мне даже кажется, что они скорее поддерживают порядок и дисциплину внутри якудза*****, подчиняясь лично кайсё. По крайней мере, таково моё понятие их деятельности. Но это не имеет значения. Я же сказала вам – для меня он был только моим мужем. - Простите, что перебил вас, - извинился я. Вдохнув новую порцию никотиновой отравы с ароматом яблок, она продолжила свой рассказ. End of POV POV Орихимэ. Ничто не предвещало беды. Улькиорра уже собирался открыть то, что он женат. Хотя это было бы простой формальностью – я подозреваю, что Ямамото-доно знал все с самого начала. У столь влиятельных людей глаза и уши всюду, не так ли? Но это неважно. Улькиорре ничего не грозило за подобную вольность – у Эспада есть преимущество перед остальными якудза. Они живут своей обычной жизнью от приказания до приказания кайсё. И личной их жизни ничто не мешает – «оябун оябунов» лишь поощряет их браки, ибо они означают, что у решившегося на него Эспады будет наследник. Отец должен был обучить сына всему, что должен знать его преемник. Всему, что знал сам, ибо сын должен был занять место отца, когда придет время. Но нам не было суждено «обрадовать» Ямамото-доно. Представляю, как он был разочарован, когда узнал, что мы ждем дочь. Ведь ему наверняка донесли об этом. Но и вы не можете представить нашей радости, когда Рюукен-сан сказал, что у нас с Улькиоррой будет дочь. Я никогда не узнаю, чем один из тринадцати оябунов прогневил кайсё. И так же никогда не узнаю, почему выбор пал именно на моего мужа. Может, это должен был быть последний выполненный им приказ, а затем кайсё отпустил бы его в нашу семью, которая действительно начала становиться семьей? Я не знаю. Но суть одна – Улькиорра получил приказ убить….Соуске Айзена. Он сказал, что вернется через неделю. Но…он не вернулся и через две. А потом... Потом я узнала, почему он не вернулся. Утром в понедельник, когда началась третья неделя ожидания, я обнаружила на крыльце нашего дома подарочную коробку, перевязанную белой с зеленым лентой. Я насторожилась. О нашем с Улькиоррой доме мало кто знал. Развязав ленту, я открыла коробку и…Последнее, что я помню – это как земля ушла у меня из-под ног, мир сузился, а свет стремительно сменился тьмой. End of POV Человек, когда-то передавший Иноуэ Орихимэ букет белых лилий по просьбе своего старого друга, стремительно шел к дому, где жил его друг и эта действительно красивая девушка. Но он остановился у соседнего дома, увидев, что он опоздал. «Скорая помощь», полиция, толпа соседей… Тревожные шепотки и пересуды. - Что случилось? – поинтересовался он у стоящего рядом мужчины. - Да вот нашла сегодня утром голову мужа в подарочной коробке, - цинично хмыкнул тот, - Видать, муженёк ещё тот жук был. Ой, чую, прогремит еще эта история. - Что раскаркался, как ворон тэнгу? Разговорчивый больно. Твоё ли это дело, ничего не зная, так говорить о её муже? - проворчала стоящая рядом с мужчиной старушка, - кем бы он ни был – муж он ей. И всё, – бабулька покачала головой, - Горе-то какое…Молодые ведь, живи да радуйся. Ребёночка ждали… Но незнакомец уже не слышал их. Подбежав к уже собравшемуся садиться в машину врачу, он спросил: - В какую больницу вы её везете? - Вы ей кто? – подозрительно осведомился врач. - Друг детства. Узнав, где она будет находиться ближайшее время, незнакомец ушел. Нужно было ждать. «Прости меня, Улькиорра». POV Орихимэ. Пришла в себя я уже в больнице. И тут же пожалела о том, что не умерла сразу. Я потеряла самое дорогое, что у меня оставалось после смерти Улькиорры – нашего ребенка. Врачи приехали быстро, шанс на спасение был… Если бы не химическое вмешательство. Видимо тот, кто убил моего мужа, не пощадил даже ту часть его, что я носила под сердцем. Думаю, вы уже догадались, ЧТО было в коробке, так что разрешите подтвердить вашу догадку. Я получила голову своего мужа. Как в давние времена. Но тогда даймё присылали друг другу голову общего врага в знак примирения или голову кого-то очень близкого и дорогого как предупреждение или в знак превосходства. Я не сразу поняла, что «подарок», присланный мне относился ко второй категории. И не сразу я узнала, кто убийца моего мужа и моего ребенка. Flashback Тяжелая и душная ночь. То ли где-то гроза, то ли она идет сюда. Несмотря на то, что окно открыто, я не могла уснуть. Слезы сжимают горло, душат, рвутся на волю. И, пользуясь тем, что я в отдельной палате, я позволяю себе разрыдаться. Выплеснуть эту боль, хотя бы на миг почувствовать облегчение. Раздавшийся от окна шорох привлек мое внимание. На подоконнике сидел молодой парень. Я с удивлением узнала в нем того, кто передал мне первый букет от Улькиорры. Черные волосы, по-кошачьи желтые глаза и странные татуировки на щеках – красные широкие полосы, делающие его похожими на тигра. - Тсс, - он приложил палец к губам, - Не бойся. Я друг. - Друг? – настороженно всхлипнула я, внутренне подобравшись, словно в ожидании атаки. - Меня зовут Джио Вега, - он спрыгнул с подоконника и сел на край койки, - Я друг Улькиорры. И я знаю, кто его убил. Почему-то я ему поверила. Была какая-то затаенная боль от потери в желтых глазах, подавленность в голосе. - Его подставили, - отрывисто сказал он, глядя на собирающиеся тучи, а затем, переводя взгляд на меня, - Септима – седьмой из Эспады, втайне ненавидел твоего мужа. И он предупредил Айзена о том, что ему уготована казнь. Хотя, - тут Джио позволил себе чуть зло усмехнуться, - Он получил свое. Айзен не оставляет ни свидетелей, ни предателей. Соуске перехитрил Улькиорру. Все те две недели он зачем-то удерживал его в своем поместье «Лунное озеро», а потом…. Собственноручно отрубил ему голову. Я прищурилась: - Ты рассказываешь так, будто ты это видел. Он лишь вздохнул: - Просто Улькиорра рассказывал мне о нем. Своих соперников Айзен всегда уничтожает лично своим Кьёка Суйгетсу, своим катана. За дверью послышались шаги дежурного врача, обходящего палаты. Вега подавил тихое ругательство. - Мне нужно идти, - с досадой заметил он, - Если тебе понадобиться помощь, то найди меня, - он наскоро набросал что-то на лежащем на столе листе бумаги, - Я еще обязательно навещу тебя. Спокойной ночи. И я не успела ничего ответить, как он тихо растворился в ночной тишине, царящей за окном. Лишь написанные на листе бумаге адреса и номера телефонов говорили о том, что это было наяву, а не во сне. Хотя, к слову сказать, свое слово он сдержал. Он пришел ко мне на следующий день. Как обычный посетитель. End of flashback Когда я вышла из больницы, жизнь потеряла смысл. Мне просто некуда и не к кому было возвращаться. Дом казался мне склепом. Со смертью мужа и потерей ребёнка из него ушла жизнь. В каждой комнате бродили лишь призраки прошлого. Я не могла там находиться. Однако самым страшным было не только это. Я не могла выплеснуть в танце все чувства, рвущие меня изнутри на куски. Словно тот Огонь, о котором говорят певцы и танцоры, художники и писатели, угас во мне. Я больше не могла танцевать, поэтому я решила покинуть труппу и уйти из клуба. Ребята поняли и поддержали меня, выразив надежду, что я вернусь. Но и они, и я прекрасно понимали, что этого не будет. К тому же мне хотелось уехать. Покинуть этот город, эту страну…Просто сбежать на противоположный конец света. От своего прошлого и постылого настоящего. Но мне не дано было это сделать. Именно тогда, когда я пришла к Хинамори с разговором об уходе из клуба, я узнала КТО на самом деле владелец клуба. Настоящим хозяином «Лас-Ночес» был Соуске Айзен. Так что не было ничего странного в том, что меня попросту не отпустили, напирая на то, что я должна отработать оговоренный в контракте срок. То, что я могла, в течение часа выплатить неустойку, его не волновало. Ему было плевать на мои деньги. Айзен не хотел отпускать МЕНЯ. Просто меня. В дальнейшем все оказалось гораздо, гораздо хуже, чем я могла себе представить. Он начал за мной ухаживать. Нет, разумеется, не сразу. Он дал мне время оплакать мужа и ребенка – целый месяц. Даже позволил взять отпуск на это время. Пользуясь этим, я уехала из Токио в Каракуру, к Йоруичи-сан. Она не так давно тоже оставила нашу труппу – приняла предложение руки и сердца Урахары Кисуке. Я надеялась, что жизнь в тихом маленьком городке, хлопоты в шумном оживленном доме помогут мне забыться. Йоруичи-сан поддержала меня, оказавшись рядом в нужный час, помогла именно тогда, как я так остро нуждалась в этом. Да и Урахара-сан поддержал её стремление. Но даже там, в Каракуре, я не могла почувствовать себя свободной. Каждый день мне доставляли корзину с цветами: то красные гвоздики, перевитые полевыми вьюнками – «надежда на примирение», то сирень и дельфиниум – «верен своей первой любви», и тому подобное. Суть букетов была в одном – «люблю, верен, моя». Были не только цветы – фрукты, сладости, какая-нибудь умопомрачительная драгоценность. Согласитесь, чтобы позволить себе такое, нужны большие деньги и связи. Словом, он не давал мне забыть о своем существовании. Каково мне было все это терпеть? Украшения жгли тело, но приходилось носить их и улыбаться – он часто приезжал в Каракуру, якобы «по делам, и, пользуясь случаем, заглянуть». Сладости и фрукты для меня были безвкусными, цветы были словно отравленными. С каким удовольствием я выбрасывала их на помойку, когда они наконец-то вяли. Хвала ками, Айзен вел себя корректно. Не позволял себе большего, чем поцеловать мне руку, приветствуя при очередной встрече, мягко вести под руку на прогулке по городу, или чуть приобнять за талию, если я вдруг спотыкалась. И даже не подозревал, что с каждым его прикосновением к моему горлу подкатывает ком отвращения. Он медленно, словно растягивая удовольствие, замыкал круг уготованной мне «золотой клетки», без слов говоря: «Моя. Не сбежишь. Больше не отпущу». Думаю, Исида-сан, вы уже догадались, что Соуске Айзен был тем богатым и влиятельным соперником Улькиорры в борьбе за мое внимание. Постепенно, в бессонные ночи, напоенные ненавистным мною черным кофе и яблочным дымом сигарет, которые любил Улькиорра, в моей голове постепенно зрел план мести. Я обдумывала каждую деталь, каждую минуту необходимого времени. Дело оставалось за малым – подготовкой и….оружием. Я никогда не устану благодарить Урахару-сана и Йоруичи-сан. Они научили меня всему тому, что мне было нужно. Всему тому, благодаря чему я смогла воплотить свой план. Flashback Дождь. Я стою в саду, чувствуя упругие, приятно-прохладные струи воды на коже, волосах, лице. Одежда уже давно промокла и льнет к телу, как вторая кожа, но я не обращаю на это внимания. Почему-то вспоминается, как однажды я и Улькиорра попали под дождь, и он, сняв пиджак, заботливо укутал в него меня. На мой удивленный вопрос: «А как же ты?» он лишь улыбнулся: «Я люблю летние дожди». Кутаясь в его пиджак, хранящий его тепло и аромат, в кольце его рук я чувствовала себя как никогда защищенной. Именно в тот вечер я узнала вкус его губ: горьковато-мятный, но нежный и для меня – сладкий. Мой, нет, наш первый поцелуй… Шорох шагов за спиной возвращает меня в реальность. Щелчок раскрытого надо мной зонта. - Орихимэ-тян, ты простудишься, - заботливо, с ноткой беспокойства, говорит Урахара, - Идем в дом. Йоруичи уже приготовила ужин. Обернувшись, смотрю в тревожные серебристо-серые глаза. - Он…он любил дождь, - шепчу я, отвернувшись. Слышу, как зонт падает на землю. Сильные руки хватают меня за плечи, резко разворачивая, и несильно, но ощутимо встряхивают. - Очнись, Иноуэ! Плачь, кричи, круши все, что угодно, но не молчи! Не будь такой! Если же нет – сразу берись за вакидзаси******, но не будь куклой, убивая себя изнутри. Лучше умри сразу. Неужели ты смирилась с тем, что ты, как трофей, достанешься ему?! Ведь рано или поздно это случится. Он не отступит. Он привык получать то, что считает принадлежащим себе. Особенно по праву победителя. Урахара кричит, мне даже кажется, что он еле сдерживается, чтобы не надавать мне пощечин. И почему-то я не сомневаюсь, что если это будет единственный способ привести меня в чувство – он сделает это. Вакидзаси… Нет, слишком просто. Трусость и бегство. А я пока не хочу уходить. У меня еще есть незаконченное дело. - Урахара-сан, - задумчиво спрашиваю я, осененная возникшей идеей, - Вы ведь в прошлом сэннин*******? Мастер боевых искусств? - Запомни, Орихимэ, - он чуть улыбается. В его глазах я вижу облегчение, что я все-таки жива, - Сэннин – это уже на всю жизнь. Бывших сэннинов не бывает. - Тогда научите меня. Всему. - Орихимэ, ты… - Прежде чем я умру, я хочу оплатить и закрыть все счета, что у меня возникли. А для этого мне нужно научиться скрывать свое «ва»********. Я не знаю, что тогда было в моих глазах, на моем лице или в моем голосе, но Кисуке-сан почему-то вздрогнул, на какой-то миг отшатнувшись от меня. Но, несмотря на это его голос был уверен и тверд: - Хорошо, Орихимэ. Я научу тебя. Всему, что тебе понадобится. End of flashback В Токио я вернулась абсолютно другой – собранной заново, хладнокровной, стремящейся к уже известной вам цели. Созревший в Каракуре план был подкорректирован и доработан. Осталась лишь одна маленькая деталь – оружие. Что ж, я знала к кому идти за ним. Предложивший мне свою помощь человек оказался оружейником. Flashback - Джио, мне нужна твоя помощь, - я сразу, не откладывая в долгий ящик, перехожу к сути своего визита, пристально и жестко посмотрев в по-кошачьи желтые глаза сидящего передо мной человека. Друг Улькиорры – Джио Вега, оружейник. Тот, кто рассказал мне, как погиб мой муж и кто виновен в его смерти. - Я внимательно тебя слушаю, - тут же подбирается он. Выслушав меня, он долго и внимательно смотрел на меня, словно видел в первый раз. Будто…прощаясь? - Иноуэ, ты понимаешь, что это дорога без возврата? - Возможно для тебя – да, - ответила я, - Но для меня это путь к тем, кого я потеряла. Меня уже ничто не держит в этом мире, кроме мести. - Ты можешь погибнуть. - Я знаю. Но не вздумай продолжать мою месть. Ты должен жить. За нас с ним. Золотистые глаза изумленно расширились. Значит, мои слова попали в цель. Это хорошо. Я больше не хочу смертей. Моей будет достаточно, чтобы поставить в этой затянувшейся битве точку. - Приходи через неделю, - глухо бросил Джио Вега. End of flashback После моего возвращения дальнейшие ухаживания Соуске, постепенно и ненавязчиво поставили вопрос ребром – либо я становлюсь его женой и покидаю сцену, либо.. Лучше мне умереть сразу. Оттягивая время, необходимое на изготовление оружия и на тренировку с ним, я попросила время подумать, прежде чем дать ответ. Который я должна была дать в тот самый вечер. Что ж, он его получил. Он был коротким, емким и холодным. Как удар Мурсьелаго. Flashback - Вот, - Джио указывает на лежавшую на столе, выглядевшую сложной конструкцию из кастаньеты, наручных ножен и пружины, выдвигающей из них клинок, - Прошу любить и жаловать – Мурсьелаго. Он выглядел усталым, но довольным выполненным трудом. Еще бы – гений оружия, насколько я могла судить по его мастерской. Особенно холодного, являющегося его страстью. - Приятно познакомиться, - невольно улыбаюсь я, касаясь холодного металла, - Как с ним обращаться? - Не смотри на сложный внешний вид – все на самом деле очень просто, - Джио помог мне одеть Мурсьелаго на руку. Он был, как влитой, легкий и в то же время крепкий. - Смотри, пока ты щелкаешь кастаньетой – он бездействует, - продолжал объяснять Вега, - Но стоит только сжать кулак, - я последовала этим словам, и клинок с тихим шелестом покинул ножны, - Вот так, правильно, - кивнул Вега, глядя на мою «пробу оружия», - Пружина срабатывает и клинок готов к бою. Стремительный бросок, удар и…адьиос! - Понятно, - я расслабляю руку, и Мурсьелаго снова оказывается в ножнах, - То, что нужно. Спасибо, Джио. Но в его глазах нет радости мастера, чье творение оценили. В них – печаль, боль и прощание. Ярость и тоска. - Ты уверена? Решение все то же? – без надежды на желанный ответ спрашивает он. - Да, Джио, - аккуратно завернув оружие в ткань, я кладу его в сумку, - У меня нет другого пути. Если моя свобода означает мою смерть, то так тому и быть. Я не хочу быть трофеем Соуске Айзена. - Тогда загони это исчадие обратно в Ад, прежде чем ты обретешь свободу, - зло отвечает он, - Это единственное, о чем я могу попросить, если мне не суждено отговорить тебя. Я снимаю с шеи медальон в форме сердца – один из первых подарков, в котором была записка: «Надеюсь, что это сердце недолго будет одиноким». Так оно и оказалось – вскоре рядом с моей фотографией в нем оказалась и фотография Улькиорры. - Возьми, - протягиваю медальон ему, - Уезжай и начни жизнь заново. Мы всегда будем рядом с тобой. Он сжимает золотое сердечко в кулаке и… Обнимает меня, как старший брат. Прощающийся старший брат. - Пожелай мне удачи, - обнимая в ответ. За все это время, что мы общались, он стал моим спасением. Другом, не больше, но спасением. - Береги тебя ками, - шепчет он, - Прощай, королева танца. - Вспоминай нас с теплом, - отвечаю я, - Прощай, мастер оружия. End of flashback Еще где-то полторы недели после своей последней встречи с Джио Вегой я тренировалась с Мурсьелаго. Просчитывала возможные варианты атаки, ситуации для нападения. Данные Джио советы внесли необходимые коррективы в полученные мной уроки Урахары-сана и Йоруичи-сан. Время, отведенное мне Айзеном, стремительно утекало, но я была абсолютно спокойна. Ведь все, что мне было необходимо для ответа, уже было готово. Пора. Flashback Знаете, я ненавижу кофе. Этот вяжуще-горький вкус, сушащий и жгучий аромат. Даже сочетание его с моим любимым белым шоколадом не изменяет этой неприязни. Тогда почему, сидя у себя в гримерной, еще не готовая к выходу на сцену, я пью его, чередуя каждый глоток с терпким, источающим аромат зеленых яблок, сигаретным дымом? Потому что его любил Улькиорра. Это был один из его недостатков в моих глазах, которые я не считала таковыми. Его простительная слабость. Теперь черный кофе без сахара и тонкие сигареты с ароматом яблок напоминают мне о нем. Сегодня… Сегодня все будет кончено. Ответы будут получены, счета – оплачены и закрыты. Я кончиками пальцев коснулась холодного металла. Его прохлада и крепость придали уверенности и мне. Стук в дверь. - Орихимэ, - голос Хинамори, - Скоро твой выход. Допив кофе и потушив сигарету, я поднимаюсь с кресла и иду к шкафу, где своего часа ждет мой танцевальный костюм. Алый, как плащ и колпак палача. Да, алый. Алый и черный. Алое длинное платье с узкими рукавами, черная оторочка по подолу и манжетам, черные туфли с красным рисунком. Красное на черном, черное на красном. Цвета так любимой мною Испании. Наши с тобой цвета, Улькиорра. Этот, воистину коронный, танец я посвящаю тебе. Подойдя к зеркалу, распускаю волосы, позволяя им свободной волной спадать на плечи и спину, украшаю их черной розой. Он любил эти цветы. Пробные щелчки одетыми кастаньетами, проверить Мурсьелаго, приятно холодящего правую руку. Все идеально. Я готова к выходу. Я иду. - И вот, спустя столь долгое время, наше ожидание вознаграждено, - объявляет Момо, - Встречайте – Иноуэ Орихимэ! Снова с вами, только в «Лас-Ночес!». Выхожу на сцену, сразу же встреченная аплодисментами. Киваю Садо и Мила-Розе – это пара всегда сопровождает мои выступления. Со струн, повинуясь игре Садо, льется пронзительная мелодия. Низкий чувственный голос Мила-Розы начинает свою песню. Что ж, друзья мои и мои недруги. Сегодня я подготовила вам особенный и неповторимый танец. Он сидит за VIP-столиком почти у самой сцены. Отлично. Чувствую его жадный и ненасытный, раздевающий меня взгляд. Вижу, как на его губах застыла довольная, неуловимо-лукавая улыбка. «Что, хороша? Хочешь?» Улыбается, в глазах огонек торжества и желания. «Сегодня ты станешь моей». Уже не терпится. «Нет, не получишь». Стук каблуком о каблук, и я начинаю танец. Наконец-то я могу танцевать. Могу снова почувствовать это пламя в крови, что вело меня каждый раз, когда я танцевала. В потухшем очаге в последний раз разгорелся Огонь. Огонь настолько сильный, что он может оставить от очага лишь пепел. Плевать. Пусть. Не жаль. Это будет потом, а сейчас…. Я снова танцую. Танцую. И это прекрасно. Вокруг меня только затаенное дыхание, огни, музыка и алый шелк. Сталь Мурсьелаго приятным диссонансом вливается в эту картину. Я чувствую…Чувствую что-то…Ту желанную легкость, ту невесомость и власть над всеми, смотрящими на меня сейчас. Дуэндэ… То, о чем так мечталось. То, чего я так ждала. То, что поможет мне сейчас. Я танцую… Свою любовь, боль, жажду мести и вечного сна. «Говорю» о своей жизни, её счастье и горе, потерях и обретениях. Обо всем, что в моем сердце и моей душе. Айзен не сводит пристального взгляда с танцующей на сцене богини. Его богини. Этого живого пламени. Да, он одержим ею. Даже болен. Но теперь должно придти исцеление и такое желанное сумасшествие. Сегодня его слабость действительно станет его. О, с каким удовольствием он убил проклятого Четверку, который посмел бросить ему вызов и опередил его, сорвав этот нежный цветок, несмотря на то, что его предупреждали, даже просили. И чего он добился своим бессмысленным упрямством? Лишь того, что это прекрасное тело будет плавиться под ЕГО ласками, сладость этих губ будет пить ОН, а под сердцем она будет носить ЕГО наследника. Но…Но…Но от танца веет холодом, неотвратимостью и смертью. Ненависть. Подобная выпущенному на волю голодному хищнику, охотящаяся на того, на кого направлена. В танце она приближалась к нему, и к ненависти примешивалась неотвратимость и ощущение того, что она – исполняющий приговор палач. Чем ближе она подходила, тем сильнее и чаще билось сердце, и тем стремительнее все внутри сковывал лёд страха. В серых глазах он читал приговор, каждый жест был полон неизбежности наказания. Приближаясь, вижу, как постепенно его глаза расширяются, улыбка покидает его лицо. Оказавшись на расстоянии удара, смотрю ему в глаза. «Что это с вами, Айзен-сама? Вы же так этого хотели! Чтобы я танцевала только для вас». «Ты решила?» - взглядом спрашивает он. С улыбкой делаю шаг ближе. «Да», - говорят мои глаза, а губ срывается короткое: - Sayonara. Выбрасывая руку вперед, сжимаю кулак и, выпуская Мурсьелаго на волю, бросаюсь в атаку, вонзая клинок ему в сердце. Удар… На белой рубашке расцвел ярко-алый цветок, темно-карие глаза утратили свой блеск. Все было кончено. Один из тринадцати оябунов был мертв. То, что было предрешено еще тем роковым приказом, стоившим моему мужу жизни, все равно свершилось. От смерти не сбежать, а Айзен просто не учел этого. Да, мой муж не был ангелом, но я не могла позволить жить такой мрази, как Соуске Айзен. Думаю, Джио Вега будет счастлив узнать, что мне удалось выполнить его просьбу. Глядя на то, как с лезвия Мурсьелаго капает кровь, я думала о том, что теперь меня в этом мире ничто не держит. End of flashback Дальнейшее вам вполне известно. Суматоха и паника в клубе, арест, при котором я лишь попросила переодеться в обычную одежду, ничуть не сопротивляясь, следствие. На допросе я сказала, что Соуске Айзен изнасиловал меня. Поэтому я и пошла на убийство. Чтобы смыть с себя позор, боль, унижение, в которые он бросил меня. Смыть его кровью. Следователь был удивлен тем, как хладнокровно и спокойно я рассказала об этом. Что ж, я всегда удивляла людей. Разве я могла изменить себе? End of POV POV Исиды - Простите, - снова перебиваю её, - Меня все не оставляет один вопрос. Неужели кайсё не смог бы защитить вас? Помочь? Раз он настолько ценит Эспаду. Я не имею в виду от Айзена, а имею в виду данную ситуацию. Ведь, по сути, вы выполнили задание вашего мужа. В серых глазах мелькнула искорка грустной насмешки. Лукавая улыбка чуть коснулась уголков губ. - А кто вам сказал, что он не пытался? Вы знаете, Исида-сан, кто были моим адвокатами до вас? - Кто? Её ответ поверг меня в шок. - Мне были предоставлены лучшие из лучших. Исэ Нанао, Аясегава Юмичика, Изуру Кира. Но…я вежливо отказалась, несмотря на весьма заманчивое предложение. Нанао-сама сказала, что при должной подготовке я могла бы занять место моего мужа. Стать Куатро Эспада вместо него. Согласитесь, Исида-сан, кайсё не каждому делает подобное предложение. Я слушаю её, понимая, что это был «контрольный выстрел». Однако я ошибся. Это была всего лишь пристрелка. Затем последовал и сам «выстрел». - Более того, я имела честь лично видеть Ямамото Генрюсая Шикегуни. Кайсё решил встретиться со мной, чтобы самому узнать причину моего отказа от его предложения и увидеть «ту, которая не позволила тени позора коснуться Куатро Эспады даже после его смерти». И он с уважением и пониманием отнесся к моему решению, принимая его. А эти слова стали продолжением череды «контрольных выстрелов», убивающих все шансы. End of POV POV Орихимэ Что ж, Исида-сан. Теперь вы знаете мою историю. Знаете, почему меня не нужно защищать. Я потеряла все. Любимого мужа, не сберегла оставленную им его частичку, утратила смысл жизни и желание жить, воплотила свою месть. Ничто. Зеро. Кукла. Так стоит ли заставлять меня мучиться: не жить, а влачить жалкое существование? Прошу вас, не тратьте время и силы. Дайте мне уйти. End of POV POV Исиды Выслушав её, я не знал, что сказать. Она была по-своему права. Да, акума все возьми, она была права, но… Я не мог позволить ей уйти. Я не мог не попытаться вытащить её из трясины отчаяния. Эта душа не заслужила подобной участи, хотя теперь я понимаю, что не мне судить. Не мне идти против решения тех, в чьих руках наши жизни и судьбы. Они же рассудили иначе. Они решили, что она заслужила покой рядом с тем, кто любил её и отдал за эту любовь жизнь. - Я все равно буду бороться за вас, - возразил я. - Вы так упрямы, - грустно покачала головой она, - Но это бессмысленно. Я промолчал. Для себя она уже все решила. Да, у меня не было права решать за нее, но все равно – сдаться без боя не в моих правилах. Наше время вышло и её увели. Я пытался все исправить. Я предлагал списать все на состояние аффекта, психическую травму, стресс. Но в ответ я слышал лишь одно: - Вы знаете лишь материалы дела, Исида-сан. Помните? Да, я помнил. Досконально изучив все, я искал малейшую зацепку, указывающую на путь к спасению. Но его не было. Что ж, будь на моем месте та же Исэ-сама или Урахара-сэмпай, то все было бы иначе. А так… Хладнокровное убийство и не менее хладнокровное признание. Она была обречена. Я уговаривал, я просил, я умолял.…Да, она получила бы срок, но она была бы жива. Однако она отказывалась. А мое обещание молчать связывало меня по рукам и ногам. Я не мог не заметить, что с каждым днем окружающее перестает быть ей интересным, как в серых глазах темнеет безразличие ко всему. Всем своим существом она была уже не здесь. Она стремилась куда-то туда. За грань. Где её ждали. Те, кто был ей дорог. Но почему-то я не мог отпустить её. Что-то не позволяло мне смириться и покорно принять предначертанное. End of POV - Сейчас я понимаю, что для нее это была бы не жизнь, - Исида смотрел на плескающуюся на дне стакана темно-янтарную жидкость, - Это было бы существование бледной тени прежней Иноуэ Орихимэ. Самая страшная и мучительная пытка. Ведь её душа и сердце уже были мертвы. Они умерли в то роковое утро, в тот миг, когда она открыла коробку с головой её мужа. На земле осталась лишь пустая физическая оболочка. Хранилище для пепла, что от них осталось. - Но ты упорно продолжал борьбу, - вздохнул Урахара. «Мальчишка, - грустно подумал он, - Глупый, начавший влюбляться…. Да, в нее нельзя было не влюбиться. И не удивительно, что ты не хотел отпускать её. Надеялся, что вдохнешь в нее жизнь». И ответ Урюу лишь подтвердил мысли Кисуке. - Да, - кивнул он, - Продолжал. Разумом прекрасно понимая, что я уже ничего не могу сделать, но сердце…Сердце все равно требовало бороться, и я поддавался ему. POV Исиды Процесс я проиграл. Несмотря ни на железные доводы, ни на то, что я отразил и показал всю её боль и тоску. Блестящая защитная речь, выступление, которое потом все называли «коронным». Но какое оно, к тэнгу, коронное, если не оправдало себя? Приговор был короток и безжалостен: смертная казнь через ввод высокой дозы снотворного. И я никогда не забуду её лицо, когда она услышала приговор. Лицо человека, выполнившего свое предназначение в этом мире. Счастливое лицо человека, получившего самую высокую и ценную награду на свете. А мне было больно так, словно эта роковая ледяная игла пронзила мое сердце, а не ввела яд в её кровь. Словно я потерял что-то безумно важное и дорогое мне. Я был с нею до самого конца. До приведения приговора в исполнение. Перед казнью я набрался смелости и решился спросить о её последнем желании. - Я хочу только одного – чтобы меня похоронили рядом с мужем и дочерью. С трудом проглотив тяжелый тугой комок в горле, я твердо сказал, сжав её ладони в своих, глядя в таинственно сверкающие ожиданием серые глаза. Самые прекрасные и незабываемые глаза на свете: - Я добьюсь этого. Обещаю. Теплая улыбка полных губ. - Спасибо вам, Исида-сан. За все и за вас самого. - Пусть ваш сон будет теплым и безмятежным, - не удержавшись, я обнял эту маленькую и хрупкую женщину, сломанную душу которой уже не суждено было воскресить. Впрочем, сломанную ли? Вернее будет сказать, прошедшую отведенный ей путь от начала до конца. - Прощайте, Исида-сан. Будьте счастливы. С грустной, чуть отрешенной улыбкой, она шагнула в камеру смертников. Дождавшись, пока двери за ней закроются, я бросился к руководству тюрьмы. Исполнить последнюю волю своей подзащитной. End of POV Минутная боль от введения иглы – растекающаяся по телу с каждым ударом сердца холодная слабость. Сердце бьется все спокойнее и медленнее. Серые глаза закрылись, и перед мысленным взором возникают чуть приоткрытые Врата, из-за которых пробивается теплый и золотистый свет. Да и она уже не в камере – вокруг нее мягкая, обволакивающая темная пустота. Она подходит к Вратам, уверенно открывая их. Чтобы, сделав шаг за них, оказаться в объятиях таких любимых и родных рук, утопая в полном радости и любви взгляде зеленых глаз, слыша счастливый детский смех, детский голосок, радостно зовущий: «Мама!» Это небо не на двоих. Это даже не небо. Это их дом, потерянный в том мире, и вновь обретенный по ту сторону Грани. Их мир. Который уже никто никогда не разрушит. Подхватив на руки рыжеволосую девочку с пронзительно-зелеными, как у отца, глазами, она идет рядом с любимым в их вечную обитель. - Такая красивая, - молодой помощник врача не сводит глаз с только что умершей женщины, - Такая счастливая. - Счастливая? Ты что, с ума сошел? Она же мертва. Как она может быть счастливой? – цинично хмыкнул врач, убирая инструменты, - Зелен ты еще, романтик. - Да взгляните сами, доктор! Тот, поправив очки, подошел к кушетке и пораженно замер. На умиротворенном, будто лишенном печати смерти, лице была счастливая, полная радости, улыбка. Словно то странное ожидание, что было в её глазах, когда он вводил препарат, было вознаграждено сполна... …Убедившись, что Исида успокоился и лег спать, Урахара вернулся домой. - Ты сегодня поздно, - заметила Йоруичи, ставя перед ним ужин, - Тяжелый день? - Черный день, - вздохнул Кисуке. По его взгляду она поняла все без слов… Йоруичи уронила чашку. Та вдребезги разбилась о плитку пола. Спустя миг она судорожно рыдала, уткнувшись в плечо мужа, сжимая ткань его пиджака. Как громила все в квартире Саругоку Хиори, а Хирако Шинджи даже не пытался остановить её. Как близнецы Куросаки, Зангетсу, Садо и Кейго сидя в баре у Тессая, молча сверлили взглядами бутылки сакэ. Как Бенихимэ, Мила-Роза, Апаче и Чируччи, сквозь рвущиеся наружу слезы, вспоминали Орихимэ и пили за упокой её души. Как Ядомару Лиза, Мугурума Кенсей и Арисава Татсуки присоединились к ним. Как Джио Вега, на другом конце света, словно почувствовавший все, яростно взвыв, бросил в стену дагу с такой силой, что та вонзилась туда по самую рукоять. Как сам кайсё, Ямамото Генрюсай Шикегуни, этот благообразный старец, скрывающий длинной бородой шрамы на лице, а под строгим кимоно – крепкое не по годам тело, украшенное ирудзуми, стоял в синтоистком храме и молился за троих, наконец-то встретившихся вновь, чтобы не расстаться уже никогда. Встретивших друг друга в вечности. P.S. Год спустя. Испания, г. Рондо. Известный тореадор ждал своего выхода на арену. Черноволосый и желтоглазый, изящный и гибкий, он был чем-то похож на тигра и был поистине неотразим в своем костюме. В руках он держал раскрытый медальон-сердце, с фотографии в котором на него смотрели счастливые зеленоглазый брюнет и сероглазая рыжеволосая женщина. Тореадор грустно улыбнулся: «Я уверен, что вы нашли друг друга по ту сторону. Ведь наверняка он ждал тебя. Храни вас Амида». Закрыв медальон, он поцеловал его, после чего сжал в кулак, на миг прижавшись к нему лбом, прикрыв глаза. Ворота начали медленно открываться. Спрятав медальон, тореадор шагнул к ним ближе. Навстречу новому бою. Этого быка он посвящает самой красивой паре с самой трагичной историей. Которой сегодня исполняется год. Токио, в это же время. Темноволосый мужчина с голубыми глазами, скрытыми стеклами тонких очков положил букет белых лилий у плиты с надписью: « Иноуэ Орихимэ Шиффер». У соседней плиты, гласившей «Улькиорра Шиффер» лежали две черные розы, а у небольшой плиты, свидетельствовавшей о могиле их дочери, лежал букетик ромашек. Вся семья. Не сумевшая быть счастливой здесь, обретшая покой за чертой этого мира. «Спите спокойно, - подумал мужчина, - Самым горьким из всех снов. Но пусть он будет сладким в вашем небе на двоих». Развернувшись, он направился к выходу из кладбища. Где его ждала тоненькая и изящная девушка с шелковистыми волосами и понимающим взглядом фиалковых глаз. Его сокровище. Его Сун-Сун. Вдохнувшая жизнь в него. Теплое дуновение ветра принесло тихий шепот: «Я рада, что вы счастливы». «Спасибо вам, Иноуэ-сан».

Эта любовь Могла бы мимо нас пролететь. И навсегда две слезы Застыли на разбитом стекле. Но даже в самых долгих ночах, Когда сто лет холодов, В самом горьком из снов Нам вечно будет сладко вдвоем.

*однажды наша учительница химии сказала нам интересную фразу: «Нет смысла топить проблемы в алкоголе, потому что они прекрасно умеют плавать». ** низкие, широкие стаканы с толстым дном, предназначенные для виски ***глава семьи якудза ****оябун оябунов (яп.); крестный отец мафии (европейское) ***** японская мафия. ******самый короткий из самурайских мечей. Одно из предназначений – совершение сэппуку. *******адепт ниндзя, сэнсэй ********внутренняя энергия, духовное «я», личная аура, магнетизм.