Un petit oiseau malade

Мария умирает. Она точно знает это. Она чувствует, как с каждым шагом, каждым вздохом, распадается на мельчайшие частицы, и собирается – но не вся. Что-то теряется и пропадает. Ее жизнь, понимает Мария. Ей больно ходить, ей больно дышать. Мария умирает. Мария старается улыбаться, пока сердце тупо ноет и стучится в грудную клетку. Как пойманная птица, которая знает, что ее скоро выпустят. - Когда я умру, я хочу стать чайкой и реять над морем… Мария с трудом вдыхает студеный воздух и мечтательно смотрит вдаль, словно пытаясь высмотреть другой берег в непроглядном тумане. Над водой реют птицы и пронзительно кричат. Словно хоронят кого-то. «Чайки, они ведь те еще падальщицы», рассеяно думает Мария. Ей трудно долго о чем-то думать. Голова болит и ноет. - Не глупи. Ты не умрешь. Ты - страна. Страны не умирают, - резко одергивает ее Людвиг, сжимает чужую узкую ладонь и тут же отпускает, словно боясь сломать хрупкие косточки под болезненно бледной кожей. Людвиг вспоминает как раньше она бегала по пляжу. Быстрая, легкая, высокая. Рраз – и песок в стороны! Ррраз – холодные брызги по сторонам! Подол заткнут за пояс, обнажая исцарапанные ноги. Руки в стороны. Кружится, кружится!.. Теперь Мария не бегает. Она ходит медленно, и Людвиг с ужасом смотрит на ее закушенные губы. «Смотри, птичка! Возьмем ее к себе и вылечим!», хохочет Мария в его воспоминаниях, держит в руках маленькую серебристую чайку. Сколько Людвиг помнит, она всегда любила птиц. Порой их дом даже походил на передвижной зоопарк. Людвиг берет ее руку в свои, греет холодные пальцы. «Кровь плохо циркулирует», говорят все приглашенные врачи. Да и отчего он пытается вылечить ее, страну?... Как вылечишь от того, что твоя земля больше не числится даже на картах? Но Людвиг очень старается. Он выписывает для Марии докторов и книги из Парижа и Лондона, из Нью-Йорка, Рима, Пекина. «Ей недолго осталось. Смертельный случай», говорят именитые доктора и виновато разводят руками. Людвиг в бессильной ярости избивает боксерскую грушу. Марии осталось совсем недолго. Каждую неделю, по субботам, Марию навещают друзья. Чтобы, посмотрев на ее тонкие бледные пальцы, на синеватые прожилки под бледной кожей, на острые черты лица, содрогнуться и забыть. Отогнать от себя все мысли о подобном. Забыть, что Мария умирает. Впрочем, некоторые предпочитают просто забыть, что Мария есть или когда-либо была. Мария проводит целые дни на террасе их приморского домика, не вставая с кресла и судорожно дыша на мерзнущие пальцы. Она каждый день пытается читать одну и ту же книгу, с одного и того же места. Словно пытаясь сказать всему миру: «Эй, я еще жива! Я все еще могу! Я, Гилберт-Мария, вовсе и не собираюсь умирать. Не Великое это дело!». Только чтение не двигается с мертвой точки, а страницы, которые Мария не может прочитать, чуть сильнее давят на нее с каждым днем. «Эй, эй, посмотрите на меня! Я еще жива! Жива!! Не смейте забывать меня!..», кричит она про себя, но никто ее не слышит. Франсуаза понимает, но не хочет признавать. Тони не понимает и не верит. Гилберт-Мария Байльшмидт умирает, и никто не может ничего с этим поделать. Марии тяжело. Ей снится запах балтийского моря. Развалины кенингсбергского замка, истекающие кровью. Когда Мария просыпается, в небе плачут чайки. И ей совсем-совсем не страшно умирать.