Одиночество

Мрачные коридоры Утумно тонули в тишине и мраке, пламя редких факелов не могло поколебать вечного, застоявшегося сумрака крепости Темного Владыки. Длинный коридор кончался резными дверями, открывающимися в покои Мелькора, мятежного вала, посмевшего мечтать о большем, чем было позволено ему его Отцом, Эру Илуватаром. Свет терялся среди высоких колонн и стрельчатых окон, путался в тяжелых черных занавесях и хрустких простынях на огромной кровати, где в судороге страсти сплетались тела. Одно – смуглое, с волосами цвета ночи и первородной Тьмы, и второй – белокожий, златовласый, с тонкими нервными пальцами, с глазами, будто подернутыми пеплом. Тяжелые стоны, камнем падающие в тишину, разбивающиеся о мрак покоев. Морозный ветер, ласкающий покрытую испариной кожу. Темный вала и его любовь, его грех, его бунт против воли всемогущего Отца. Он осмелился облечь себя плотью и разделить это преступление с другим, даже не в равным себе. Со златовласым майа кузнеца Ауле. Со смешливым Майроном, что желал власти и страха, но, как поздно понял Мелькор, отнюдь не любви и свободы. Тонкие пальцы, но сильные, загнутые когти рвут плоть, но Мелькор рад и этому, даже этой толике внимания от любимого. Каждое прикосновение как клеймо выжигает суть их любви: боль и страдание, подчинение и пренебрежение. И бесконечное отчаяние влюбленного всей душой существа. Сильные толчки обжигают болью и мукой, по бедру течет теплое – кровь, но Мелькор терпит, сцепив зубы, закрыв лицо разметавшимися волосами. Он знает, что от Майрона не нужно ждать жалости, он вала, но тело, это тело всего лишь комок плоти, человеческое, хрупкое. Но как же остро чувствующее, обжигающее жаром эмоций и ощущений, то, что в облике всемогущего вала никогда не испытать и даже не приблизиться к этой остроте. И поэтому Мелькор позволяет, терпит и смиряется, дает Майрону то, что тот походя осмеливается взять. Любовь валар куда сильнее любви Смертных или Первых. Не предашь, не откажешься, не отречешься. Майа уходит, оставляя своего вала одного. В смятой постели, в пустой комнате, наедине с его отчаянием и одиночеством.