Способ не умереть

Аканэ падает на маты и шумно выдыхает, раскидывая руки в стороны. — Тормознись, — просит она, сдаваясь и поднимая ладони. — Поднимайся, — сухо требует Когами, останавливаясь у её ног. — Больше не могу! — возмущенно пыхтит она. — Ты меня третий час гоняешь, а я, знаешь ли, не суперсолдат. О том, что девчонка отнюдь не киборг, бывший инспектор и беглый исполнитель был осведомлён. Роста маленького, фигурка тоненькая, словно из фарфора высеченная, густая копна тёмных волос в хвосте не держится — то и дело непослушные пряди падают на глаза в половину лица, отчего та смешно морщится и шмыгает носом. Она могла быть кем угодно, только не солдатом, но это людей и обманывало. Вряд ли кто мог подумать, что подобная дюймовочка двигалась быстрее любого другого бойца, опережала противника на несколько шагов, уступала физически, но ни в коем случае не интеллектуально. Об этом Когами позаботился лично, долгих три года назад. А то, что ей с ним не справиться… так это никому не удавалось. Всё это было правдой, и Шинья всё это знал, но того факта, что инспектор казалась ему пугающе хрупкой, ничто не меняло. Сивилла противник сильный, и на пути к ней их ждали отнюдь не голограммы, а живые люди, верящие в настоящее благополучие общества под контролем Сивиллы — те пугали не словами, а оружием. — Десять минут перерыв, — тоном великой милости произносит он и отходит на противоположный конец тренировочного зала. — А о тренировках ты попросила меня сама. — Уже жалею, — бурчит Цунэмори, приподнимая голову. Встретившись с организатором терроризирующей страну группировки, Аканэ не сомневалась ни секунды — ей в лицо смотрело дуло пистолета, Когами меж синих глаз — доминатор. Не так она себе представляла их встречу, и не такой подлости она ожидала от Сивиллы. — Вы знали, — сказала она тогда Главе Бюро. — Поразительная самоуверенность, инспектор Цунэмори. Стоит позволить вам разглядеть собственную исключительность, и вы норовите сесть на шею. — Сколько из двухсот сорока семи преступников поддерживают опцию сарказм? — Их больше, чем тех, кто расположен к вам, — парировала Сивилла. — Выбранный режим парализатор. Стреляйте, инспектор. Аканэ промазала. Намеренно или нет — никто теперь не скажет, а как всё сложилось дальше… Инспектору нравится думать, что ситуацию под контролем держит она — Когами её в этом не разубеждает, Гиноза снисходительно качает головой и оставляет насмешливое «ну я же говорил» при себе, а Мика злится тихо и наедине с собой. Вряд ли кого-нибудь не устраивает результат. Живо подскочив с матов, следователь подбегает к Когами и забирает у него бутылку воды. Жадно глотает ледяную жидкость, игнорируя мелькнувшую в синих глазах насмешку, забирает у него крышку, едва касаясь пальцами тёплой руки, и закрывает пластиковую бутылку. А вот это уже интересно. Истосковавшиеся друг по другу, вымотанные, они так ни разу и не перешли черту. Не время и не место — оба помнили об этом постоянно, оба тормозили на полпути друг к другу, сжимали зубы и отводили взгляд. Находясь порознь, легче было не выдать окружающим горящей в глазах жажды, легче было не поддаться пылающему в душе огню. Легче было любить тайно — это способ не умереть. — А почему ты не даёшь мне тренироваться с дроном? Шинья отворачивается, снимает с шеи полотенце и вновь возвращается к матам, подзывая Аканэ к себе. — Нет, серьёзно. Учебный процесс предполагает диалог, — ворчливо продолжает та. — Толку-то швырять ме… На плече легко сжимается твёрдая как сталь рука, земля уходит из-под ног, зал переворачивается вверх ногами, лопатки упираются в мат, а на горле смыкаются горячие пальцы. Цунэмори нелепо приоткрывает рот и судорожно вздыхает, испуганно смотря прямо в синего (серого, серо-зелёного?..) цвета глаза, машинально стискивает чужое запястье и боится даже моргнуть. — Нравлюсь? — глухо спрашивает Когами, пряча улыбку в глубине глаз. — Привлекаешь, — отвечает та и тут же смущенно прикусывает губу, не понимая, как это слово сорвалось с языка. — Боишься? — продолжает допытываться Шинья. — Я рискну, — без капли смущения отзывается Цунэмори. Во взгляде исполнителя мрачное довольство, в глазах инспектора — жгучее любопытство. — Я не обязан тебя защищать, инспектор, — он так близко, что Аканэ не столько слышит, сколько чувствует голос. — Но твоя смерть не принесёт мне радости. Когами резко выпрямляется, оглядывает её с головы до ног, чуть дольше задержав взгляд на покрасневшем от стального захвата плече, и отворачивается. — С дроном начнёшь тренироваться тогда, когда я тебе позволю. Забыв про куртку, выходит из зала и придерживает дверь в последний момент, чтобы та не хлопнула. Цунэмори же сидит на матах ещё долго. На плече наверняка расползётся синяк, но саднящая кожа волнует её в последнюю очередь. Потому что у Шиньи странный голос, когда говорит он не через силу, и странного цвета глаза, когда смотришь в них так близко. Не время и не место. Следовало повторять себе об этом чаще. *** — Ручной песик Сивиллы, — цедит Аканэ. — Нет, ты слышал? Ручной! Пёсик! Сивиллы! Негодование Аканэ Когами забавляет. В Бюро женщин было крайне мало, а те, что имелись, на голову превосходили её в росте и выглядели значительно представительней и опасней, чем Цунэмори. Даже в форме. Даже если в руках был доминатор. Даже если она, чёрт возьми, прижимала электрическую дубинку жертве меж лопаток. В группе Когами кроме неё женщин не было вовсе, потому лёгкое пренебрежение и здоровая доля юмора, с коей относились к ней парни, были более чем объяснимы и, в общем, простительны. Кроме того, очевидная хрупкость девушки на подсознательном уровне вынуждала их присматривать за, вообще говоря, вражеским агентом, едва ли не вдвое внимательней, чем за собственным тылом, а это Шинью вполне устраивало. Он и без того уделял ей на операции больше внимания, чем мог себе позволить, а лишние глаза инспектору Бюро, работающему на два фронта, никогда не помешают. — Скажи что-нибудь, — Аканэ возмущенно тычет его в плечо и снимает пояс с оружием. — Ещё немного, и они превратят меня в талисман, а я вроде как претендую на старшего инспектора. — Тебя же не уязвляет, когда талисманом тебя считает Гиноза, — с полуулыбкой отзывается он. — Из его уст это звучит как комплимент, — философски пожимает она плечами, устало потирая шею — жесткие ремни не самого удобного костюма за двенадцать часов утомляют не меньше любой тренировки. Выдёргивает из уха наушник и садится прямо на стол. Когами отрывает взгляд от планшета, прерывая отчёт, и откидывается на спинку кресла, смеряя её снисходительным взглядом. Она ничего о нём не знала, и поэтому, вероятно, доверяла настолько, что оставаться равнодушным к намертво привязавшейся к нему девчонке Шинье месяц за месяцем удавалось всё труднее. Они знали друг друга чуть меньше года, не виделись — три. Слишком долгий срок в условиях войны. Она спрашивала, он не отвечал. Она спрашивала, он снова утаивал даже то, что знали о нём все, но, казалось, раз и навсегда отпугнуло бы её. Случилось слишком многое. Мысль была парадоксально неприятной, и Когами каждый раз откладывал признания на потом. Успеется. Когда-нибудь. Следователь крутит в руках маску, что тот постоянно носил на операциях, скользит взглядом по пыльному костюму и, наконец, останавливается на тёмном пятне на плече. Хмурится, сползает со стола и тянется к застёжке жилета. Беглый исполнитель мягко берет её за руку и качает головой. — Нет. Аканэ ладонь вырвать не пытается. Лишь кивает на пятно: — У тебя кровь. Когами ещё раз пытается неубедительно возразить, но следователь уже аккуратно дергает за застёжки и распахивает жилет. Над ключицей длинный порез — неудачно увернулся от ножа. Державший нож охранник за это тут же поплатился, а рана глубокая. Болевой порог у Шиньи выше, чем у многих, но едва ли эти многие заботят Аканэ так же, как он. Девушка отходит в сторону, жестом предупредив его попытку запахнуть одежду, достает из шкафа аптечку и возвращается к нему. — С этим справятся и дроны, — негромко произносит Шинья, отворачиваясь в сторону. — Может быть, — отзывается инспектор, смачивая бинт в антисептике, и аккуратно стирает кровь по краям пореза. Когами чувствует себя неловко: она и раньше видела его обнажённым, но три года назад на теле не было столько шрамов, а те, что появлялись, убирала медслужба в Бюро. После побега обратиться в квалифицированный медицинский центр возможности не было, а в полевых условиях едва ли находилось время думать о косметике. А сейчас взгляд девушки буквально иглами впивается в каждую отметину, гоня по спине рой холодных мурашек. — Было больно, — шепчет Аканэ, отложив в сторону бинт и несмело касаясь кончиками пальцев рубцов. — Я не помню, — пожимает плечами Когами, пусть она и не спрашивала. Инспектор задерживает взгляд на особенно длинном и безобразном шраме, хмурится и вопросительно смотрит в глаза. — Так любопытно? — хмыкает Ко. — Очень. Бывший следователь склоняет голову к плечу и аккуратно разглаживает морщинку меж тонких бровей: — И у тебя свои тайны. Как-нибудь потом. Цунэмори достает из аптечки пластырь, признавая проигрыш, аккуратно закрывает им порез, но ладони с плеча не убирает. Шинья давит глубокий вздох и притягивает девушку к себе. Смотрит на неё снизу вверх и тянет за руку, усаживая её к себе на колени. — Три года, Аканэ, — тихо говорит он, легко касаясь скулы и убирая непослушную прядь волос за ухо. — Ты ничего обо мне не знаешь. — Жду, пока сам расскажешь. Дымчато-снежные. Такого цвета у него глаза, когда смотришь в них так близко. От него пахнет морозом, порохом и совсем немного — сигаретами. — А если нет? — чужое дыхание касается губ, левая рука осторожно ложится на бедро, правая притягивает ближе. То, о чём Сивилла не знает, им не повредит. Так успокаивает себя Аканэ. То, о чём Сивилла не знает, долго тайной оставаться не может. Об этом напоминает себе Шинья. — Придётся выдумать самой, — пожимает плечами Цунэмори, проводя ладонью по гладким волосам. — Давно хотела это сделать. Дотронуться, а не выдумать, я имею в виду. Когами улыбается едва ли уместному пояснению и, наконец, целует. Неуверенно, робко даже, словно спрашивая разрешение. Встретившись с организатором терроризирующей страну группировки, она должна была выстрелить. Потому что у неё в руках был доминатор, у него — заряженный пистолет. Потому что они оба до того момента не промахивались. Но Аканэ промазала. Намеренно или нет – глубоко неважно. Истосковавшиеся друг по другу, вымотанные, они боялись преступить черту. Не время и не место — напоминали об этом себе постоянно, тормозили на полпути друг к другу, сжимали зубы и отводили взгляд. Находясь порознь, легче было не выдать окружающим горящей в глазах жажды, легче было не поддаться пылающему в душе огню, но… Но в глазах у Когами под толщей талой воды едва не потухшие смешинки. А сам он тёплый. Как апрельское солнце, несмело греющее тающий снег. Аканэ промахивается, снова и снова. Потому что у Шиньи странный голос, когда говорит он не через силу, и странного цвета глаза, когда смотришь в них так близко.