* * *
...До Захолмья она добралась только к вечеру следующего дня. И это ей очень, очень крупно повезло!.. Поначалу удача сопутствовала хоббитянке — на переправу она успела как раз к отплытию плота с возвращающимся домой старшим сыном Мэгготов. Выслушав сбивчивый рассказ о несчастье в семействе Хайсэндов, хоббит тут же, как только причалили, подобрал заплаканную девушку в поджидающую на другом берегу повозку, настойчиво отговорив от глупой попытки расковырять несколько кочек за дорогой в безуспешных поисках целебной травы. Пять миль до Бамфурлонга резвый пони проделал быстро, словно в один миг. Там миссис Мэггот выслушала от сына подробный пересказ, порылась в кладовой, перепроверила собственные запасы трав и только удручённо покачала головой. Затем усадила снова начавшую всхлипывать Фобс за стол с ужинающей семьёй и о чём-то пошепталась с мужем. От еды расстроенная девушка отказалась, чем вызвала обеспокоенные переглядывания всего семейства. А вот чай выпила. И пирог, незаметно подсунутый Лили Мэггот, тоже съела, сама не заметив как. Еда и чай немного успокоили её, а известие о том, что хозяин сейчас сам отвезёт гостью в Сток, заставило радостно вскочить из-за стола. В Стоке, куда доехали уже глубокой ночью, удача, казалось, подвела, — сонный трактирщик из «Золотого насеста» рассказал, что целительница Опала Грабс уехала ещё утром на день рождения к сестре в Баджфорд, и раньше, чем через два-три дня, домой её никто не ждал. А у Фобс вообще не было времени столько ждать! Она снова готова была сесть и расплакаться от безысходности, но её пожалел Пит Боффин из Йейла — парень припозднился в общем зале, допивая последнюю кружку эля, и только-только собирался идти спать, чтобы с рассветом выехать домой в Йейл, когда услышал расспросы заплаканной хоббитянки о целительнице. Он немного подумал, потом махнул рукой на сон, расплатился с хозяином Туном и позвал с собой Фобс, спешно выехав по дороге на Баджфорд. ...Опала Грабс тоже ничем не сумела помочь. Вытащив целительницу на рассвете из постели, Фобс в очередной раз пересказала свои беды. И с остатками надежды укрылась под навесом таверны от начинающегося дождя, ожидая Опалу, убежавшую проверять запасы лекарств в доме сестры. Элия, жена трактирщика, предложила поесть, но денег у девушки не было, и она отказалась. Тогда сердобольная хозяйка лишь вздохнула и молча поставила перед ней кружку свежего, ещё тёплого молока. Фобс сидела, понурившись, глотала молоко, не чувствуя его вкуса, и ждала... ждала... ждала... До тех пор, пока не прибежала Опала и не сунула ей в руки какой-то свёрток — всё, что удалось найти и собрать в окрестных домах. Целительница в чём-то оправдывалась, что-то без умолку трещала и смущённо приговаривала, а потом убежала. Девушка развернула свёрток: подорожник, мать-и-мачеха, зверобой... Всё то добро, которого и у матери с бабушкой полно. И, конечно же, ничего нужного... Дождь усилился, забарабанил по навесу около крыльца трактира. Фобс поднялась, сунула бесполезный свёрток в карман юбки, запахнула поплотнее куртку и вышла под дождь. Оставалось только одно место, где можно было поискать помощи, — у старой Диггинс в Захолмье, если, конечно, она ещё жива... Элия крикнула из окна, предлагая бедогале Фобс свой старый плащ. Но та ничего не слышала — постояла на дороге, словно раздумывая куда идти, затем решительно направилась к реке, подобрала повыше подол мокрой юбки и полезла вброд через раздувшуюся от дождей Водню... ...Идти по мощёному ровному тракту было намного легче, чем по раскисшим пожухлым холмам. А когда за спиной послышался звонкий цокот копыт и бредущую под ливнем Фобс позвал знакомый голос, она и вовсе возблагодарила все высшие силы, — её нагнала повозка с едущими в Приречье торговцами. Нет, сама она никогда бы не села в телегу к проезжим чужакам-гномам! Но с ними ехал старинный приятель отца, Минктор Барроу, которого хоббитянка неплохо знала с тех самым пор, как начала помогать отцу в торговых делах. Потому-то она и колебалась недолго — и не пожалела. Пони у гномов был резвый, откормленный и отдохнувший, попутчики — молчаливыми. Говорила почти всё время только хоббитянка, и её никто не перебивал. Мили тракта мелькали быстро, дождь убаюкивающее шлёпал по натянутому над повозкой непромокаемому полотнищу, Минктор охал и ахал рассказу девушки, сокрушённо прицокивал языком и бормотал что-то сочувственное. К концу пути Фобс немного успокоилась и даже чуть придремала, укутавшись в предложенный гномами плащ. И сама не заметила, как под холмом открылись широкие Приреченские пруды с многочисленными деревянными кладками — излюбленное место рыбаков половины Шира, — и убегающий через Водню мост. Повозка остановилась у «Зелёного дракона», девушка тут же вскочила, стряхнув остатки дремоты, и выпрыгнула под дождь. Как ни уговаривал её Минктор чуток подождать и отдохнуть, обещая подвезти до Хоббитона, сил ждать у неё больше не было. Поблагодарив попутчиков и со смущением и сотнями благодарностей приняв в подарок плащ, девушка припустила напрямик через поля и рощи в Захолмье по знакомым с раннего детства тропинкам.* * *
— Пожалуйста! — Ох, деточка... — Ну пожалуйста! Прошу! Умоляю — разве ничего, совсем-совсем ничего, нельзя сделать?! Ну пожалуйста! Фобс снова почти рыдала, сидя на шаткой лавке за деревянным выскобленным столом в маленькой комнатке с низким потоком и белёными стенами. В домике старой Диггинс пахло летом. Пучки, плетёнки и россыпи трав были везде — на стенах, на подоконниках, у печки и даже над дверными проёмами, — развешанные на гвоздях, рассыпанные на рогожках, в банках на полках вдоль стен и разложенные на столах и стульях в одном ей понятном порядке. — Прошу... прошу... — как заведённая повторяла девушка, отчаянно сжимая кулачки и стараясь не смотреть на целительницу, чтобы не утратить остатки самообладания под её сочувствующим взглядом. — Нету у меня глазастиков, деточка. Не срок им сейчас, да и я уже слишком старая стала, чтобы даже весной их собирать. Болота уже не для меня. Могу дать тебе вот хоть... — она задумчиво почесала подбородок, пошевелила губами и направилась к окну, собираясь выбрать что-то среди разложенных на табуретке трав. — Не надо! Ничего этого мне не надо! — почти выкрикнула Фобс и вскочила на ноги. — У матери и бабушки всё это есть! И ничего не помогает! А Опала из Стока дала мне это, — она вытащила из кармана мятый подмокший свёрток, — но и здесь тоже... Всё это есть, — упавшим голосом закончила она и замолчала, с отчаянием глядя на старую лекаршу. Та оставила свои травы и вернулась к столу. — Сядь-ка ты, деточка, — сказала она, положив руку на плечо возвышающейся над ней девушки. — Сядь и дай мне подумать. Фобс опустилась на скамью, ощущая на плече силу хваткой и всё ещё уверенной руки, и вцепилась в лавку, словно стараясь удержать последние крохи уплывающей надежды. Старуха Диггинс тем временем поставила перед ней миску горячего супа из котелка у печки и кусок пирога. Стянула с девушки промокший плащ и раскинула его на соседней скамье. — Посиди-ка пока тут и поешь. А то так и тебя лечить доведётся, — проворчала она, медленно шаркая к проходу в соседнюю комнату. — Ешь. А я пока подумаю. Она скрылась за дверью, откуда послышалась какая-то возня, скрип мебели и невнятное бормотание. Фобс сидела, раскачиваясь взад-вперёд, и снова ждала... ждала... Но похлёбка пахла так вкусно, что рот сам собой наполнялся слюной. И она сдалась — нехотя взяла ложку, зачерпнула густого варева не слишком аппетитного вида, съела... а потом и сама не заметила, как подобрала со дна миски последние капли остатками пирога. — Вот и молодец, вот и хорошо, — донеслось одобрительно от двери. В проёме снова появилась сгорбленная фигура старой целительницы, в руках у которой была какая-то книжка в затасканной обложке, потерявшей свой первоначальный цвет. — Я тут подумала... — старуха дошла до стола и тяжело опустилась на лавку напротив Фобс, — ...и вот что нашла. Когда-то давно моя прабабка оставила свои записки моей матушке. — Она тоже целительница была? — вскинулась девушка, но тут же замолчала и виновато ойкнула под пристальным взглядом Диггинс. — Была-была, — снисходительно кивнула старушка. — Так вот, матери моей эти записи были без надобности, но мне с детства всегда было интересно, чего ж такого пишет бабуля... Так вот, — оборвала она поток воспоминаний, возвращаясь к книге, — вот тут, я помню, был один рецептик, который нам может быть и пригодится сейчас. Ты как, хорошо-то выучена читать-писать? — насмешливо спросила она, щурясь на девушку. — А то я уже вижу не как раньше, да и писала бабуля моя так, что... Фобс молча кивнула, старушка развернула к ней книжку, исписанную корявым неразборчивым почерком, и велела: — Читай. Они вместе долго разбирали каракули, листали пожелтевшие старые страницы. «Нет. Нет, не то. И это не надо. Дальше читай», — командовала целительница, влёт распознавая какие-то одной ей известные тайны рецептов по двум-трём словам. — Стой! Вот оно! — внезапно воскликнула она, и Фобс даже вздрогнула от неожиданности и резво забившегося сердца. — Читай подробно. Внимательно читай. Теперь уже хоббитянки старательно разбирали каждую загогулину, завиток и чёрточку в старых записях. Потом Диггинс принесла чернила и бумагу и заставила девушку всё начисто переписать. Когда Фобс закончила, на столе лежал старательно и аккуратно написанный рецепт с дополнениями и пометками, жирно выделенными особо важными местами и цифрами. — Умница, деточка, — похвалила старушка, пристально рассматривая и ещё раз перечитывая результат их совместного труда. — Это поможет? Вы сделаете?.. — Погоди, не спеши, — оборвала её Диггинс. — Кое-что для этого лекарства у меня есть. Но вот... — Что? Что ещё нужно? Чего не хватает? — заторопилась Фобс, поднимаясь из-за стола. — Сядь! — скомандовала целительница и добавила потише: — И послушай, что я буду говорить. Девушка села. — Болотные глазастики очень ценные и нужны для самых верных и крепких зелий, — назидательно начала старуха Диггинс, явно издалека. — Заменить их чем-то другим сейчас ох как непросто. Но когда-то давно, когда ещё моя прабабка была маленькой, они почти и не росли в наших местах. А лекарства были. И, как говорила моя прабабка, помогали ничуть не хуже нынешних. Она думала, что дело-то всё не в цветах, а в той земле, где они растут. Понимаешь меня, деточка? — Фобс растерянно кивнула, абсолютно не понимая, к чему идёт речь, и лекарша со вздохом пустилась в пояснения: — В болоте дело, говорю! В той земле, в болотной. И целебная сила — из неё, а не из самих цветов. А потому, когда ещё не было глазастиков, лекари знали другой способ и лечили по-другому. — Так а что надо-то? — нетерпеливо заёрзала девушка. — Что должно помочь? — Не каждая трава нужна, и не каждая поможет, — назидательно гнула своё старуха. — Да и не трава вовсе. Слизни нужны, деточка. — Что? — ошарашено переспросила юная хоббитянка. — Слизни, говорю. Слизни надо — но не простые, с грядки, а только болотные. Они, как и глазастики, силу из болота тянуть умеют, а в себе копить. Они и нужны. А нету у меня их, и болота — уже не для меня, — повторила Диггинс, разведя руками. — Я! Я принесу! Найду и принесу! — тут же взвилась Фобс. — Куда? Ночь на дворе. Куда ты собралась?! — крикнула лекарша, но девушка её уже не слушала — заметалась по комнате, застёгивая куртку и отряхивая почти просохший плащ. — Ведёрко возьми у порога! И лопатку! И... если вдруг встретятся, то и пиявок прихвати... — проговорила старушка в уже захлопнувшуюся дверь, и только порыв ветра от скрывшейся за порогом Фобс шевельнул на столе исписанный листочек. Целительница Диггинс покачала головой, чуть поохала и поплелась к ведру с водой — наполнить котелок для зелий, найти и прогреть склянки для вытяжек, отобрать из своих неохватных запасов остальные травы. Нельзя терять время, пока есть силы — надо помогать. Не зря же девочка в такую даль прибежала, видать, совсем худо дома, раз всё так...* * *
Камышовая топь, раскинувшаяся в верхнем течении Водни на полпути от Ноуботла до Захолмья, к осени стала ещё шире из-за проливных дождей. Низина от самой дороги до чернеющего на горизонте Дровяного Бора шуршала сухим камышом и хлюпала раскисшей грязью пополам с зеленоватой тиной. Юная хоббитянка шла поначалу вдоль реки, решив не переходить на другой берег к дороге, стараясь не забирать слишком далеко от полосы леса. Но постепенно, волей-неволей, всё же углубилась в непролазные заросли и побрела в самый центр болот, вминая в трясину сухие стебли болотных растений и устраивая сама себе более-менее сносную тропу. Камыши трещали и хрустели, но держали её вес. К счастью, дождь перестал, да и туман клубился только у южного края трясины, выползая рваными языками на дорогу, отмеченную далеко за южной окраиной низины редкой цепочкой фонарей. И Фобс неторопливо шла всё дальше, подсвечивая себе под ноги прихваченным у целительницы фонарём, отыскивая и выковыривая из-под кочек желанную добычу — крупных сероватых слизней, оставляющих на руках и в ведёрке жирный, отвратительно пахнущий, явственно отливающий зеленью след. Поначалу, увлёкшись и спеша побыстрее закончить своё занятие, Фобс не замечала вокруг себя ничего. Но потом приближающееся тяжёлое плюханье и громкий треск беспощадно ломаемых стеблей заставил остановиться и прислушаться — казалось, напрямик через трясину ломился какой-то крупный зверь. Девушка обмерла от страха и заозиралась — перед ней стояла непроходимая стена густых зарослей, из-за которой ничего нельзя было разглядеть, позади тянулась узкая протоптанная тропинка, поблёскивающая в свете проглянувшей луны просочившейся водой через камышовый настил. Фобс приподняла повыше свой фонарь и взмахнула. — Эй! — неуверенно окликнула она. Звук вышел тихий, приглушённый стеной перешёптывающихся стеблей и испуганный. Она кашлянула и попробовала снова: — Эй, там!.. Треск утих, и Фобс показалось, что впереди зазвучали чьи-то голоса, — два или три, разобрать не удалось. — Эй! — постаралась как можно громче выкрикнуть она. — Э-э-э... Мелькнуло что-то в зарослях справа от лица, и хоббятнка даже пикнуть не успела, как это что-то поволокло её с тропинки прямиком в гущу камышей, словно в распахнувшуюся в непроходимой стене дверь. Она испуганно завизжала, но не смогла издать ни звука, — её рот намертво заткнула чужая рука. Брыкнувшись пару раз, но так и не разобравшись в темноте кто и зачем тянет её через расступающиеся заросли, она изо всех сил вонзила зубы в закрывающую рот руку. — Тихо, не надо так, — раздался над ухом незнакомый голос, но рука никуда не исчезла. — Я тебе не враг. Голос был странный — явно мужской, но чистый и певуче-звонкий, чуть протяжный, словно незнакомец говорил не на родном для себя языке, а старательно выверяя слова. И говорил он спокойно, как будто и не отметились только что на его ладони острые зубки перепуганной хоббитянки. Фобс хотела было снова завизжать, но опомнилась. Что толку тратить попусту силы? Она притихла, вцепилась в ручку от ведёрка и притаилась, выжидая чем всё закончится. Её куда-то несли. Несли бесшумно и осторожно, как призраки, — не хлюпала вода, не трещали камыши. Лишь тёмные тени в поле зрения выдавали ещё кого-то, так же бесшумно и быстро идущего позади и впереди. Наконец, они куда-то пришли и хоббитянку поставили на твёрдую землю, исчезла лежащая на лице рука. Фобс огляделась по сторонам — вокруг неё возвышались огромные люди в тёмно-коричневых плащах, делающих их невидимками среди пожухлых полей и трав. Неясный разговор раздался справа, но слов хоббитянка не разобрала. Кто-то снова ушёл в болота — еле уловимо чвакнула под их ногами вода, — а потом тишина резко взорвалась криками. Свистели стрелы, раздавались громкие выкрики, нестройные команды и грубая брань, хрипели голоса, плескала вода, трещали камыши, где-то грузно и неуклюже шлёпались тяжёлые тела. Фобс собиралась снова закричать, но стоящий рядом и крепко сжимавший её плечо громадина вдруг присел, склонился к её лицу и негромко произнёс: — Не надо кричать. Она в панике отшатнулась, насколько смогла, но тут он откинул с головы капюшон и повторил: — Никто здесь тебе не враг. — Ты... вы... — только и пробормотала она, узнавая. — Я, — спокойно подтвердил незнакомец и взглянул поверх её головы куда-то в сторону. — Не бойся, никто здесь не причинит тебе зла. Фобс икнула от неожиданности и уже сама заткнула себе рот ладошкой, прижимая к груди вонючее ведёрко со слизнями. — Но... я... — Всё в порядке, дитя, — раздался рядом второй певуче-звонкий чистый голос, и ещё одна тень присела рядом, глядя из-под капюшона хоббитянке в глаза. — Я хотела бы сказать, что это добрая встреча, но боюсь, что буду неправа, — насмешливо сказала тень, зажигая фонарь. — Добрая... — невразумительно пробормотала Фобс, не зная, что делать и как правильно отвечать при такой нежданной встрече. — Фобс Хайсэнд! — удивлённо воскликнул кто-то неподалёку. — Вот так дела! Ты что здесь делаешь? Из камышей бесшумно вынырнул кто-то и встал рядом. — Ларри! — ахнула девушка, не веря своим глазам — перед ней стоял Лартингар Тигфилд, молодой ширриф из Восточного удела, который часто дежурил у Брендивайнского моста и хорошо знал всех торговцев по оба берега реки. — Ты?.. Ты почему тут? — Живу я тут! — грубовато хохотнул хоббит, но осёкся и замолчал. Из камышей появились ещё высокие тёмные фигуры. Двое тащили какой-то тяжёлый сундук. Третий был с ног до головы увешан оружием, старательно придерживая его, чтобы не звенеть и не дребезжать. Четвёртым вышел ещё какой-то хоббит, которого Фобс не разглядела, — при виде девушки он лишь вежливо кивнул и отошёл за спины громадин, словно стараясь не попадаться в свет стоящего на земле фонаря. — Это я должен спрашивать, что тут делает девчонка из Баклэнда — одна, среди ночи и с... — продолжая ворчать, Ларри брезгливо покосился на копошащихся в ведре слизней. — Бруно заболел... — Фобс тут же вернулась к своим горестям. При одной только мысли о том, сколько времени она потеряла с этим нежданным приключением, у неё защипало глаза. Она потёрла нос, размазывая по лицу полосы зелёной слизи, и всё-таки всхлипнула, не удержавшись. — А потом ни у кого не оказалось глазастиков... Мне надо домой, срочно, и старая Диггинс обещала... Помогите! — внезапно взмолилась она, подавшись к сочувственно смотрящим чужакам. — Помогите мне! Вы же эльфы! Вы же можете... спеть... ну или там... ну, так, как тогда для Блум... — залепетала хоббитянка, дрожа и от холода, и от волнения, путаясь в мыслях и словах. Дивные переглянулись. — Но чем же мы можем тебе помочь, дитя? — спросила эльфийка. — Тебе и так жизнь спасли, глупая, — проворчал Ларри. — Беги лучше отсюда побыстрее и лишнего нигде не болтай. — Постой, — остановил его эльф и снова обратился к хоббитянке: — Покажи, что тут у тебя. Девушка протянула ему ведёрко. Он с серьёзным видом взял его, повертел, разглядывая добычу, ковырнул подсохшую уже на краю слизь. Понюхал. Потом зачерпнул пригоршню болотной воды и плеснул на дно, ополаскивая стенки ведёрка и внимательно разглядывая зелёные разводы, приподняв повыше фонарь. Снова переглянулся с эльфийкой и вернул ведёрко хоббитянке: — Это должно помочь, девочка. Старая Диггинс дала тебе хороший совет. Только вот... — он задумался на мгновение, а Фобс обратилась в слух, ожидая его решения и боясь упустить даже слово. — Не знаю, сможет ли твой Бруно пить такое зелье. Говоришь, ему совсем плохо? — Да, — пискнула она. — Не плачь, — мягко отозвалась эльфийка. — Это поможет и он выздоровеет. — Спасибо... — За что же ты благодаришь меня? — удивилась Дивная. — За надежду, — еле слышно отозвалась хоббитянка, и собравшаяся было подняться эльфийка остановилась. — Ты сама взялась принести своей семье надежду. Не благодари меня за неё. Вот, возьми это, дитя. — Эльфийка вложила ей в руку какой-то гладкий предмет и поднялась. — Дашь это вашему Бруно перед тем, как он станет пить целебное зелье. Ты поняла? Фобс усиленно затрясла головой, смаргивая набегающие слёзы. Раскрыла ладонь — в руке поблёскивал пузатенький флакончик. — И потом ещё раз — сразу же после того, как он его выпьет. — Хорошо. Это тоже лекарство? — Лекарство тебе сделают и без нас, — засмеялась эльфийка. — Это настойка мёда, она просто скрасит тот вкус, что получится у зелья и поможет всё проглотить. — Спасибо... — Не за что, дитя. Не благодари. — Эльфийка ласково коснулась щеки хоббитянки, погладила её по мокрым растрёпанным волосам и отошла, оставляя по себе лёгкий, еле уловимый запах цветов, мёда и летних трав. — Удачи, девочка, — следом за нею поднялся и эльф. — Но... — Давай, Хайсэнд, двигайся, не спи, — грубовато и резко засобирался Ларри — подхватил её ведёрко, сунул ей в руки, потянул куда-то за рукав. — Пошли, пошли скорее. Я доведу тебя до старухи Диггинс. Ну и дальше помогу, чего уж там! — громко ответил он куда-то в сторону на несколько обронённых вторым хоббитом слов, которые Фобс не разобрала. Дальше всё было, как во сне. Ларри усиленно тащил её в Захолмье, недовольно ворча, но упорно не выпуская из своей руки её холодной скользкой ладошки. В домике у старой Диггинс Фобс чуть подремала, пока варилось лекарство, провонявшее всю комнату так сильно, что пришлось открыть и окна, и наружную дверь. Домик лекарши, конечно же, выстудило, и девушка начала невнятно извиняться; но та лишь рукой махнула, процеживая и сливая мутно-зелёную густую жижу в бутылку. — Готово! Забирай. Потом Ларри дотянул отчаянно зевающую девушку до лодки, и она снова чуть не заснула, пока плыли вниз по Водне — всё быстрее, чем тащиться по дороге пешком. День выдался ярким и тёплым, светило солнце, и, глядя на пляшущие в воде зайчики, Фобс старательно тёрла слипающиеся глаза и всё порывалась помочь грести — до самых бродов Баджфорда, когда Ларри высадил её на берег, вытащил следом лодку и куда-то убежал, наказав ждать. Она снова ждала. Теперь уже бесцельно сидя на поваленном бревне и устало глядя на бурлящую меж камней воду. А потом вернулся Ларри и привёл пони. Посадил Фобс в седло за собой и повёз к мосту. «Пока, Хайсэнд! И смотри, не болтай», — хмуро распрощался он у ворот зелёной ограды Баклэнда, заворачивая назад. Фобс только кивнула, и без его указки не собираясь ничего никому говорить. Как она добралась до дома, спотыкаясь от усталости, как ругалась мать и насуплено молчал отец на её сбивчивые объяснения, как прыгала рядом Дейзи, то обнимая, то что-то говоря, — помнилось уже смутно. Фобс отдала бабуле Перл бутыль с вонючей жижей и полученный от эльфов пузатый флакон, коротко пояснив, что и как принимать. Потом стянула с себя грязную одежду, кое-как сполоснула руки и лицо и упала на кровать, собираясь спать... спать… и спать. Когда она проснулась, снова светило солнце, и сложно было понять, какой сейчас день и час. Приоткрылась дверь, в комнату заглянула Дейзи и радостно завизжала: — Проснулась! Она проснулась! И тут же отскочила в сторону, пропуская напористый вихрь. — Проснулась! И-и-и-йа! — с диким радостным воплем на постель запрыгнула темноволосая хоббитянка и затискала слабо трепыхающуюся Фобс в объятиях. — Наконец-то, наконец-то! Счастье-то какое! Ура! В проёме двери мелькнули лица мамы и отца. Боб на радостях обнял жену и смачно чмокнул её в щёку. — Скажи бабуле, что всё хорошо, — Роза похлопала мужа по щеке. — А я пока разогрею обед. Исхудала, исхудала-то как… Причитая не хуже бабули Перл, она исчезла в коридоре. А Фобс ошалело уставилась на темноволосую хоббитянку, нетерпеливо подпрыгивающую на постели: — Блум… как? Как ты тут оказалась, что тут делаешь, или… или это сон? — Не сон это, Фобс! Это не сон! — засмеялась та, вскочила с кровати и закружилась по комнате, напевая: — Не спать, не спать!.. Хватит спать! Мы тут все и без того уже и не знали, что делать и как тебя будить! — Сколько я спала? — растерянно и тихо спросила Фобс, пытаясь собрать разрозненные мысли и отделить реальность от сна. — И как Бруно? — Бруно лучше! Бабуля Перл сказала, что ему полегчало сразу же после первого глотка той вонючей гадости, что ты принесла, — затрещала Блум и снова запрыгнула на кровать, тормоша подругу и делая большие глаза. — Рассказывай! Рассказывай, давай! Где ты была? Что произошло? Где ты взяла это зелье? Что вообще случилось?.. — Скажи лучше, откуда ты тут взялась? — слабо отмахнулась Фобс, не зная, с чего начать. — Меня Пин привёз. Он был у Боффинов в Йейле, когда вернулся Пит и рассказал, что тут у вас приключилось. Пин приехал в Тукборо, всё рассказал отцу, и меня отпустили с ним к вам. Ты спала почти два дня! Ну, давай, рассказывай же! Где ты была?! — В Захолмье… Винтерблум тихо охнула и прижала ладошку к губам: — У старой Диггинс? — Угу… — кивнула Фобс, отпивая из стоящей у кровати кружки. Травяной напиток бабули Перл не шёл ни в какое сравнение с вонючей жижей, привезённой для Бруно, и хоббитянка мысленно пожалела брата. Как там сказала Дивная? «Давать до и после?» Надо бы узнать… В комнату заглянула бабуля Перл, окатила Винтерблум строгим взглядом, заставив снова вскочить, и в свою очередь присела к внучке на постель. — Ты большая умница, деточка моя, — шепнула она, наклоняясь к самому уху внучки. — Расскажешь мне потом, что за зелье ты принесла? — Я даже запишу его для тебя, бабуля! — радостно просияла та. — А второе, из маленького флакончика? — А второе — не знаю, и не сумею рассказать, — тут же сникла Фобс. — Ну и ладно, — неожиданно повеселела Перл и погладила внучку по голове. — Сами разберёмся. Исхудала, исхудала-то как. Одевайся, там тебя уже обед ждёт… Она ещё раз строго глянула на Винтерблум — только что пальцем не погрозила неугомонной непоседе — и вышла. — Одевайся, Фобс, одевайся давай, — запрыгала вокруг подруги Блум, подавая одну за другой вещи, аккуратно сложенные у кровати. — А мне ты расскажешь? Расскажешь ведь? Она подняла на подругу молящие глаза и та невольно засмеялась. — Расскажу, Блум, — немного подумав, сдалась она, — только уговор — Бани пока ни слова. Я сама всё расскажу ей, на осенней ярмарке. И поверь, мне есть что рассказать… — важно закончила она, поправляя пояс юбки и первой выходя в дверь, чтобы наконец спокойно пообедать, не проливая горьких слёз и никуда не спеша.