Отпустить прошлое

      Лесная поляна с протекающим через нее ручьём, поросшая низкой травой и цветами, выглядела такой мирной и безопасной в лунном свете, что командир армии Инквизиции чувствовал себя здесь совершенно неуместной частью пейзажа. На такой поляне должно кружить сказочным феям или пастись кротким галлам, снискавшим здесь убежище от жестокого и холодного мира, простирающегося за лесом. Но вместо них там в гордом одиночестве стоял, не зная, куда приткнуться, генерал Каллен.       Он не был до конца уверен, что встреча состоится. Все-таки поступившие указания были довольно расплывчаты. Как и следовало, Каллен явился в течение десяти обозначенных дней в указанное место, однако не нашел там ни лагеря, ни даже его следов. Только условный знак с шестью дополнительными зарубками, отмеряющими дни, вырезанный на самом высоком дереве, доказывал, что инквизитор не ошибся местностью. Но время шло, и никто не приходил. В письме не было указано, как именно нужно было дать знать о своем прибытии, и нужно ли вообще. Разводить костер на такой поляне было бы все равно, что осквернить ее. Ко всему прочему, огонь мог привлечь внимание совсем не тех, кого тут ждали. Пусть в отдалении и прятались люди, сопровождавшие генерала Инквизиции в поездке, лишние стычки были никому сейчас не нужны.       Нервы пошаливали, поджилки тряслись от волнения, поэтому, даже не присаживаясь ни на секунду, Каллен ходил взад-вперед, сжимая рукоять меча. Феи в Брессилианском лесу не водились, зато медведи с волками – в изобилии.       На самом деле, генерал вообще не мог понять, зачем была назначена эта встреча. По-настоящему в таковой нуждалась и получила в итоге одна лишь Лелиана, но это как раз удивительным не было. Что за дела могут быть с бывшим храмовником у Героя Ферелдена, этот самый бывший храмовник понять никак не мог. Что же касалось его самого, то он мог тысячу раз повторить, что едет ради дела Инквизиции, но в глубине души признавал: дело тут, скорее, в сентиментальности, невысказанных словах и чувствe горечи при воспоминании о многом из произошедшего на протяжении последних десяти лет. - Я не отвлекаю? – раздался вдруг сзади знакомый голос, почти стершийся из памяти со времени их последнего разговора.       Вздрогнув, Каллен оторвался от задумчивого созерцания звезд и обернулся. У дерева стоял молодой эльф в броне явно марчаснкого изготовления. За спиной у него красовался тяжелый каплевидный щит, а на поясе висел клинок. Ничто в этом эльфе не выдавало в нем мага. И уж тем более, мало что напоминало Каллену прежнего Сурану. Темные волосы с проседью, которая была лишь иллюзией лунного света, перехваченные веревочкой, были куда длиннее, чем помнилось бывшему Рыцарю-капитану, но отдельные пряди выпадали из хвоста, обрамляя бледное в лунном свете лицо, покрытое такими знакомыми татуировками. Сурана выглядел старше, мудрее, сильнее, но это был он.       Вспомнив, кто стоит перед ним, Каллен отогнал от себя внезапное наваждение и вытянулся по струнке. - Страж-Командор!       На это приветствие Герой Ферелдена поморщился. - Генерал, – сухо поприветствовал он в ответ, после чего добавил, уже более дружелюбно, – оставим формальности для официальных дел. Когда мы виделись в последний раз, ты отказывался признавать любые мои заслуги. Я тебя в этом не виню, время было такое. Но раз уж я не добился твоего признания тогда, то зачем оно мне сейчас, когда я сыт по горло этими проклятыми реверансами? - Вас… тебя, – через силу выдавил Каллен, – все уважают. Ты нас всех спас. Лично меня – дважды. Да и при наших статусах я не имею права забывать об уважении и уставе. - Если бы только политика и манеры могли излечить скверну, – Герой подошел ближе к собеседнику, вглядываясь в его лицо, – но нет. Каллен, мы не виделись десять лет, я позвал тебя на личную встречу, какой тут может быть устав?! Ты хоть имя-то мое не забыл? - Эйс, – тихо произнес Каллен, с внутренним облегчением пожимая протянутую руку.       В этот момент командиру стало лучше, волнение начало утихать. Когда Сурана напомнил ему о той ненависти, с которой тогда, десять лет назад, храмовник отнесся к своему спасителю из-за его принадлежности к магам, и за которую неоднократно корил себя в дальнейшем, даже продолжая магов ненавидеть, инквизитор снова почувствовал жгучий стыд. Но, как оказалось, его уже давно простили. Просто, это было последнее, что они помнили друг о друге. - Когда из Денерима пришло бы Право Уничтожения, меня могло уже не быть. А я ведь тебя так и не поблагодарил за спасение. Ни сразу, ни потом. - О, ничего страшного. Сначала ты был в отключке, а потом — слишком занят политикой «Убить всех магов!»       Слушая Стража, Каллен усмехнулся. Он никогда не рассматривал тот инцидент с иронией. Но серьезное, задумчивое лицо Героя, глядящего на него, давало понять, что тот прикрывал шутками давно утихшую боль. Как и всегда. - Учитывая то, по какой причине Стражи меня забрали из Круга, и все ужасы, что тебе пришлось пережить при восстании Ульдреда, пожалуй, лучшей наградой для меня было то, что ты вообще жив, – произнес после недолгого молчания Сурана, переводя взгляд то на новые доспехи Каллена, то на его меч, то вновь на лицо. - Но выслушивать оскорбления, наверное, все равно было неприятно… - Было больно, но я ведь все понимал. Надеялся только, что когда-нибудь ты придешь в норму. И вот смотри: всего десять лет, и ты стал совсем другим. Залечил душевные раны. И даже не храмовник больше. Честно говоря, только когда Лелиана рассказала мне, что ты ушел из ордена, я решился тебе написать. До этого я… не знаю, боялся ворошить прошлое что ли. Я рад, что ты приехал. - Я тоже. Столько всего произошло с тех пор... Связи со старыми временами почти не осталось. Но знаешь... мне часто хотелось завершить некоторые дела, может даже исправить что-то.. - Именно этим мы здесь и занимались. А теперь, когда мы выяснили, что оба в порядке и не имеем более претензий друг к другу, давай уже сядем, выпьем и поговорим о чем-нибудь другом. Но только безо всех этих ужасов, мне их и сейчас хватает, да и тебе, думается мне, тоже.       Они говорили и говорили, потягивая из принесенной Стражем полупустой бутылки необычный и гадостный на вкус серый виски/ритуалвейн/эль призыва. Сурана рассказывал о своих похождениях на глубинных и не очень тропах, своем знакомстве с Хоуком, об Архитекторе и прочих радостях жизни. А Каллен, давно уже осознавший, что его жизнь в качестве Киркволльского Рыцаря-Капитана была полна долгом, исполнением прямых обязанностей и больше ничем, рассказывал об Инквизиции, которая стала лучшим и самым интересным моментом его жизни за последние годы, даже учитывая общий трагизм ситуации в целом. Потом они выпивали за погибших, последний тост Эйс, вытирая рукавом вновь навернувшиеся на глаза слезы, поднял за Логэйна, оставшегося в Тени.       Так они все дальше и дальше углублялись в воспоминания. Сначала о друзьях, потом о событиях, потом о прошлом. И сильнейшая ностальгия накатывала на обоих. Они смотрели друг на друга и видели совершенно других людей, но в которых все равно оставалась даже не тень, а явный отпечаток тех, кем они были когда-то. Некоторые привычки, жесты, слова оставались теми же, что и десять лет назад. Это были те аспекты личности, которые они, даже начав новую жизнь, не смогли или не захотели изжить из себя, и которые позволяли проникнуться мыслями о былом чуть лучше, стать на время отражениями прошлых себя.       Герой Ферелдена в своей излюбленной манере не переставал расписывать свой взгляд на изменения, произошедшие в бывшем храмовнике. Сказал, что гордится тем, как тот смог побороть зависимость от лириума, и даже попросил передать свою личную благодарность всем, кто ему в этом помог, в особенности их Вестнику-кунари. - Ты ведь тоже изменился с тех пор, – заметил Каллен, вновь внимательно разглядывая Сурану в лунном свете и, тем не менее, за всеми изменениями видя того самого, до боли знакомого эльфа. – Даже эти доспехи, щит, меч. Как будто ты скрываешь то, что являешься магом. - Нет, я просто переквалифицировался в боевые маги. Это требует определенной подготовки, заставляет держать себя в форме. В отсутствии посоха приходится сильнее концентрироваться на создании заклинаний, но в случае чего я могу биться в ближнем бою и без помощи магии. Очень полезно, когда не хочешь выдавать свой дар. А так я и маг и воин. Намного опаснее для врагов, да к тому же так намного легче защитить себя. - И кто же учил тебя сражаться? - Сначала Алистер, потом Логэйн. А в остальном меня тренировал, да и сейчас тренирует, Зевран. - А кто такой этот Зевран? Я что-то слышал от Лелианы. Вроде, антиванский Ворон?       Словно стесняясь своего собеседника, Эйс, неловко подернув плечами, заправил за правое ухо темные пряди волос, обнажив три красивые золотые серьги. Кончиками пальцев Эйс тихонько коснулся одной из них, самой тусклой, но для Эйса – самой драгоценной на свете. - Зевран Аранай. Бывший Ворон. В некотором роде… муж, – он был смущен, говоря об этом Каллену, но в голосе его звучала неподдельная любовь к тому, о ком он говорил. - Твой муж?        Каллен, услышав это, словно опешил. Не то, чтобы он думал, что у Героя Ферелдена никого нет, но все же узнавать это от него было неожиданно. Впрочем, даже такая новость не смогла разрушить волшебную атмосферу момента. Ностальгия, навеянная волшебной поляной и, в некотором роде, выпивкой была слишком сильна. Оба они понимали, что все давно изменилось и никогда не станет прежним, более того, они никогда не хотели возвращать прошлое. Они просто его помнили и не могли отпустить до конца. - Мы ведь давно уже не те, Каллен, – голос Стража был тихим, почти извиняющимся, с нотками светлой грусти.       Эйс обнял свои колени и, положив на них подбородок, мечтательно поднял глаза на краешек лунного диска, уже скрывающегося за лесом. В этой позе он всегда сидел, когда был задумчив, как сейчас. Он в такие моменты казался Каллену таким наивным, милым и беззащитным. Даже сейчас, спустя столько лет.       В лесу было тихо, только ветер шумел в кронах деревьев. А ведь раньше он так гулял, завывая, по коридорам и потаенным, но все же уютным закоулкам башни, где молодой храмовник подсаживался ближе к грустному юному эльфу, задумчиво обнимающему свои коленки, скрытые под дурацким, некрасивым балахоном мага Круга, и тихо рассказывал ему о том, каким был мир снаружи, за пределами этого каменного шпиля, возвышавшегося над озером Каленхад.       Столь редкая дружба между магом и храмовником, тайная, не раскрытая никем, в конце концов, переросшая в такую же тихую, наивную любовь. Любовь, которая побуждала творить глупости, уходить с вахты, сбегать из комнаты по ночам только для того, чтобы просто посидеть, обнявшись в темном уголке, в котором никто не найдет. Любовь, прошедшая через годы, но сумевшая расцвести только когда до конца оставалось так мало. Она погибла под натиском жестокой судьбы, но оставила воспоминание в самых удаленных уголках души обоих теперь уже взрослых мужчин.       Это была память о том самом дне, когда Каллену едва исполнилось двадцать два, а Эйсу оставалось всего полгода до Истязаний, которые были назначены для него сразу после наступления восемнадцатилетия. Опасность приближающегося неизведанного, которое могло стоить Суране жизни, заставило обоих осознать, как сильно они привязаны друг к другу, и насколько фатальной могла оказаться эта привязанность. Именно тогда Каллен допустил самую страшную для храмовника ошибку – он не смог отказаться от мага. В памяти обоих было небольшое окно практически на вершине башни, там была луна и переплетенные пальцы. И тот момент, когда Каллен взял Сурану за подбородок и, склонившись к нему, впервые поцеловал…       Поцелуй получился долгим, терпким, полным горечи и забытого счастья. Эйс в какой-то момент почувствовал себя таким уязвимым, беззащитным в объятьях храмовника, обвившего рукой его талию и все крепче прижимавшего к себе, но все же он не боялся, ему было приятно. Желая еще большей близости, маг запустил пальцы в волосы Каллена и надавил на затылок, не давая отстраниться. Почувствовав, как чужой влажный язык скользит по обветренным губам, человек вздрогнул, нервно и тяжело втянув носом воздух, он позволил эльфу проникнуть внутрь, вначале напрягаясь, а потом вновь начиная упиваться поцелуем, уже смелее облизывая и слегка прихватывая губами его шершавый язычок. Продолжая крепко обнимать Сурану одной рукой, второй он развязал веревочку на его волосах и на ощупь почти задумчиво перебирал их. Не разрывая поцелуя, не смея отпустить от себя храмовника и даже просто открыть глаза, Эйс плавно опустился спиной на землю, увлекая Каллена за собой.       Невысказанные слова, воспоминания, остатки чувств друг к другу были отданы в этом поцелуе. Только когда они отдали все до последней капли, один смог оторваться от другого. Убрав волосы с лица, Герой Ферелдена перевел взгляд на лежащего рядом генерала Инквизиции и улыбнулся в ответ на теплый, дружеский взгляд бывшего храмовника. Им обоим совсем не было стыдно, как будто все произошедшее было вполне логичным и очевидным продолжением их разговора. Тем не менее, это должно было произойти, чтобы они могли наконец увидеть друг друга свежим взглядом, понять, насколько все изменилось. - Мы все давно уже не те, – повторил Эйс, вставая, затем поднял с земли щит, на котором сидел, и повесил на спину. – И я думаю, что это к лучшему. - Да... У каждого теперь своя жизнь. И все-таки удивительно, как мы все дошли до такого, – проговорил Каллен, поднявшись следом. – Я был рад повидаться, увидеть и запомнить тебя, наконец, героем. Заслуженно. Спасибо, что позвал меня. - А я рад видеть, что ты в порядке. Спасибо, что пришел. Знай, Инквизиция – хорошая организация. Я рад, что тебе досталась столь удачная партия и такое окружение, как Лелиана и этот ваш Вестник. Я в вас верю. Думаю, вы не пропадете. - Уверен, что ты сможешь излечить скверну. И когда у тебя получится, мы будем рады видеть тебя в Скайхолде, если не в рядах Инквизиции, то уж точно в качестве нашего гостя, – тепло улыбаясь, генерал Инквизиции протянул Герою Ферелдена на прощание руку. - Почту за честь, – ответил Страж-Командор, принимая рукопожатие, – Береги себя. И передай привет Морриган.       После этого Герой Ферелдена развернулся и скрылся в чаще. В последних лучах лунного света Каллен разглядел, что на щите Стража были изображены грифоны. ***       Костер в лагере еще горел. Зевран, лежа под навесом, наблюдал, как Эйс отстегивает оружие и, положив его рядом с прислоненным к дереву щитом, снимает нагрудник. - Ну, как прошла встреча с первой любовью? Я могу собирать вещички и топать домой? На свадьбу хоть пригласите? – шутливо приветствовал мага убийца.       Разобравшись с нагрудником, Сурана лег на шкуры под навесом, подвигаясь поближе к Зеврану. - Отлично встреча прошла. Каллен... он в порядке. - Целуется так же плохо? – с нотками показной серьезности в голосе поинтересовался Аранай. - Уже нет. Видимо, слишком часто проигрывал в карты на поцелуи. Или я даже не знаю. Инквизиция его развращает, за что я ей даже благодарен. Хоть не ходит больше с кислой миной мужик. За это я отправил с Калленом свою бутылку «Серого призыва», Вестник их собирает, говорят. - Целовались, значит! Вот я знал, что ты не удержишься, подлый изменщик! – воскликнул убийца, щипая Сурану за ухо.       На самом деле Зеврана не волновало, целовался Эйс с Калленом или нет. Он помогал возлюбленному расквитаться со старыми делами, которые даже после стольких лет иногда мучили Стража-Командора. Он знал, как сильно Эйс любит его, своего мужа, поэтому одно маленькое прегрешение он, великий грешник, мог простить Суране. Просто так, за красивые глаза. И никуда они друг от друга не денутся. - Так что? Полегчало тебе? - Да, – облегченно вздохнул маг. – Теперь последнее, что осталось – поговорить с Алистером. - Он, наверное, от счастья прыгать будет, когда узнает о Логэйне. - Или не будет, или он уже простил нас, а я как ду... хах, подобно Каллену, думаю, что он еще злится, - усмехнулся эльф, вспоминая недавнюю неловкость бывшего храмовника. - Но поговорить в любом случае надо. - Все для тебя, дорогуша. Только не целуйся и с ним тоже. - Еще чего!       Зевран улыбнулся, глядя на возмущенное лицо Сураны, после чего подался вперед и поцеловал своего мужа в краешек губ. И для Эйса даже это почти невинное, нежное прикосновение любимого было намного важнее, чем любые, самые страстные поцелуи других. Эта встреча с Калленом была действительно нужной, но к нему Сурана не чувствовал больше ничего. Тот поцелуй был необходимостью, позволившей им обоим, когда-то не сумевшим по-настоящему попрощаться, теперь окончательно отпустить прошлое.