Dumb

В этой комнатушке слишком тесно, душно и страшно. Взглянул в твои глаза: вся душа уходит в пятки; пячусь к стене, надеясь, что это сон. Страшный, долгожданный и длинной в вечность… Спокойно смотришь на меня, как смотрит удав на свою жертву. Ну же, заглатывай меня, целиком, без остатка, не давай мне дышать, мне не нужен воздух. Сейчас, с тобой. Воздух в лёгких превращается в раскалённый металл. Стоишь в стороне от меня, но даже так я не могу пошевелиться, будто воздух приобрёл небывалую плотность, и замуровал меня в невидимой саркофаг. Не дюжие попытки совершить какое-то движение разбиваются от твёрдую стену твоего абсолютизма. Тусклый свет лампочки, которая вот-вот померкнет, накаляет атмосферу, я молю Богов, чтобы мы не остались с тобой во тьме. Ведь тогда я буду абсолютно слеп. В неведении нет счастья, там есть сковывающий страх, расползающиеся по телу ядовитыми змеями. Змеями, которые полностью под твоим управлением. Каждое твоё касание до моей кожи – фейерверк из страха, возбуждения и эйфории. Каждое касание твоих губ (пусть самое мимолётное) – ещё один шаг к катарсису, который после будет воспоминаться болью. Взгляд твоих глаз незабываем, незыблем и прекрасен. Ты рывком бросаешься ко мне: я чувствую холод стены, обжигающие огнём твои руки и ядовитую сладость твоих губ. Быстрыми, точными и невообразимо изящными движениями избавляешь меня от одежды; Правда, зачем тебе это шелуха? Я полностью обнажён перед тобой, не чувствую стыда, лишь страх бьётся о грудь. Облизываю твои пальцы, стараюсь скрыть волнение, но дрожащие губы выдают меня. Обжигаешь дыхание шею, шёпотом заставляешь обмякнуть под тобой, будто я лишился души и в твоих руках лишь оболочка. Лампочка гаснет, и воздух заполняет страх, который въелся в молекулы воздуха и сейчас из моих лёгких добирается к сердцу. Глаза не привыкают к темноте – ведь они закрыты, чтобы не встретится с блеском твоих глаз, которые будто тускло светятся во мраке. Этот ужас на грани воображения, на грани безумия и наслаждения. Когда ты входишь в меня, все чувства и весь мир в общем становиться песчинкой, которая нисколько не важна и не была важной. Боль, пронзающая тело затмевает всё, и я не слышу то, что ты змеиным шёпотом вторил мне. Не слышал, но ощущал вперемешку с болью. С каждым движением возвращаюсь к реальности, и боль отступает на второй план, оставляя за собой саднящее неудобство. Но наслаждение, которые усиливается параллельно толчкам заставляет забыть о нём. В забвении оргазма цепляюсь за тебя, царапаю, и прижимаюсь ближе. Забыв, что ты можешь сжечь меня до тла.