Перистое облачко

Когда лёгкое перистое облачко плыло по небу, серебрясь в лучах солнца, Эрик вспоминал о ней. В шуме прибоя ему слышался её хрустальный голос, и она словно наяву представала перед ним. В своём синем, точно летнее небо, платье, раскрасневшаяся от волнения, с чёрными волосами, спадающими на плечи – точь-в-точь как тогда, как он видел её в последний раз. Закутавшись в пальто, Эрик сидел на заснеженной пристани и смотрел, как разгружается корабль Даланда. Вокруг толпились бойко щебечущие горничные, швеи и кухарки, подружки матросов. Седой капитан спустился по трапу и приветственно помахал рукой: – Здравствуй, сынок! С тех пор, как Сенты не стало, отношение Даланда к молодому охотнику, которого он раньше презирал за бедность, разительно изменилось. Оставшийся бездетным Даланд воспринимал давно осиротевшего Эрика как собственного ребёнка. Матросы с гомоном и песнями подбежали к своим девицам, не особо разбирая, где которая. Вскоре Даланд и Эрик остались на пристани в одиночестве. Шумная весёлая толпа отправилась греться – кто в трактир, кто по домам. – Как плавание? – участливо спросил Эрик, видя, что капитан чуть не валится с ног от усталости. – Морозная зима выдалась. От самого Ла-Манша приходилось чуть ли не постоянно сквозь льды пробиваться, – старик измождённо вздохнул и опёрся на руку охотника. В чистом небе появилось маленькое полупрозрачное облачко. Эрик и Даланд переглянулись. – Ты тоже думаешь о ней? – Даланд знал, что так и есть. Юноша молча кивнул. – Я понимаю, – задумчиво продолжил капитан, – теперь я понимаю… Это была не гибель. Моя Сента не могла погибнуть. – Тогда я увидел, что их души… её и Голландца… и всех его моряков… восходили вместе к небу, – сдавленным голосом, чтобы не заплакать, сказал Эрик. – Может, это я старался себя утешить… Он прижал к груди красный платок – единственное, что осталось у него на память о любимой. – Что ты… я тоже это видел. Облачко плыло по небу. Вдалеке зазвонили колокола – был Сочельник. – Когда мы плыли уже близко к норвежскому берегу, хуже всего со льдами пришлось... И вот я уверен, что Сента действительно была там, – сбивчиво признался Даланд. – Правда? – Я её почти что видел. Будто они с Голландцем стояли вместе на нашей палубе и улыбались. И корабль тут же пошёл быстрее и легче. Эрик уже не скрывал слёз: – Сента, Сента... Она всегда была не от мира сего. – Иногда мне так горько без неё, – произнёс Даланд. Они медленно пошли к дому. – Но потом я вспоминаю, Эрик, что она счастлива. У неё всегда была светлая душа – и она спасла этих несчастных моряков. Ты всё ещё злишься на Голландца? – Почти нет, – покачал головой охотник. – В конце концов, нам этого не представить. Он сотни и сотни лет мучился. Как такого человека ненавидеть? – Они с Сентой сейчас вместе. – Да, я верю. Но порой чувствуется, как пусто в нашем доме! Они зашли в полусумрачную комнату. Даланд зажёг свечи: – Я всё реже ощущаю её отсутствие. Говорю же – я уверен, она продолжает смотреть на нас. Колокольный звон разливался в воздухе, слышный даже сквозь стены. Старый капитан глубоко вдохнул: – Дорогой норвежский воздух! Как я соскучился по родине! Перистое облачко виднелось в окне. Эрик глядел, как оно летело по небу. Он думал о последнем дне Сенты. О том, как она отвергла его. Но горечи эти воспоминания больше не вызывали. Они даже стали менее чёткими. В памяти всплывало совсем другое: Сента и её возлюбленный, рука об руку поднимающиеся в ярком сиянии из бурлившего моря в небеса. И это тоже не вызывало ни злобы, ни отчаяния. – Я рад, что мне выпало счастье любить такого ангела во плоти, как ты, милая, – прошептал он вслед удалявшемуся за горизонт облачку. – Что? – переспросил Даланд. – Ты что-то сказал, сынок? – Так, ничего, – Эрик встал и весело окликнул: – Мари! Не слышишь, хозяин вернулся! Неси индейку и рождественский пирог!