Спящий красавец

      Дыхание заснувшего Кучики было неровным, хриплым, с едва слышным свистом. И первые полчаса Ренджи, которому после долгих уговоров позволили остаться в палате, вслушивался, как дышит капитан, не понимая, какие все же эмоции он испытывает: страх от того, что еще чуть-чуть и ушел бы грозный капитан шестого отряда на перерождение; или же облегчение, потому что Бьякуя — его Бьякуя — жив, хоть и с чуть подпорченной шкуркой. Раны, нанесенные особо юрким пустым, не были уж такими серьезными, но были сродни тем, что оставались после кидо семидесятого и выше уровня, и Кучики потерял много сил, поэтому Унохана решила ввести его в лечебный сон.       Ренджи не удержался и погладил спящего по бледной щеке. Скорее всего у его капитана останутся шрамы. Еще парочка помимо уже изученных пальцами, губами, языком долгими душными сейрейтеевскими ночами: тонкая полоска под ключицей, бугорок на внутренней стороне бедра, большое рваное потемневшее пятно под лопаткой, едва заметный росчерк на левом запястье, — каждый из них Абараи знал как свои собственные. У него самого шрамов куда больше («Потому что ума — меньше», — любит говорить Бьякуя всякий раз, когда Ренджи сравнивает). Хорошо, впрочем, что они, шинигами, состоят из духовных частиц, и смертельно ранить их не так уж и просто.       Ренджи воровато огляделся и прильнул искусанными губами ко рту Бьякуи, раздвинул языком безвольные губы. Кучики не любил целоваться, и стоило Ренджи потянуться за так необходимым иногда прикосновением, то всегда натыкался на подставленную ладонь.       Их отношения странные, нелепые — как этот украдкой сорванный поцелуй у больного. И никто из них не помнил, когда все началось: до возвращения Ичиго в Общество Душ, после — какая разница? Главное, Кучики рядом. О да, Кучики всегда рядом, превращаясь иногда — только для одного Ренджи, эксклюзивно можно сказать — в Бьякую, теплого, жмущегося к Ренджи Бьякую, тихо, едва слышно, стонущего на пике удовольствия Бьякую.       От неуместных мыслей Ренджи возбудился. И ему тут же стало стыдно — от одного поцелуя и вороха воспоминаний встало так, как не стояло в юности, лет сто назад, и, главное, на больного Бьякую, которого капитан Унохана просила ни в коем случае не тревожить.       Ну и менос с ней! Точно — ума меньше, все в член ушло…       Ренджи еще раз поцеловал спящего, оставил безвольные губы в покое, провел языком по линии подбородка к аккуратному уху, захватил в плен нежную мочку, посасывая ее (вкус кожи любовника всегда приводил его в восторг), и одновременно с этим нырнул одной рукой в прорезь собственных хакама, сдвинул фундоши. Горячая плоть привычно легла в ладонь, Ренджи всосал кучиковскую мочку еще сильнее, жалея лишь о том, что это не Бьякуя сейчас касается его так. А что если…       Ренджи оторвался от покрасневшего уха, облизал саднившие губы, обернулся на закрытую дверь, будто ожидал, что в палату войдет кто-либо и застанет его самозабвенно удовлетворяющего себя над бесчувственным Кучики.       Тихо…       Рука Кучики, непривычно теплая, с шершавыми подушечками пальцев (о какой холености можно было говорить, когда они сутками гонялись за пустыми?), лежала поверх простыни. Приспустив пояс хакама, Абараи придвинулся ближе, положил чужую безвольную руку поверх стояка, накрыл своей ладонью.       Вот так… да. И еще…       Пальцы — шершавые, а сама ладонь, обычно защищенная перчатками, — мягкая. Идеальная.       Дыхание у спящего сбилось, но Ренджи этого не заметил. Он наклонился к губам Бьякуи, просто касаясь, не пытаясь даже углубить поцелуй. Щеки Абараи горели от одной мысли, что он занимается сейчас чем-то запретным, тем, что сам Бьякуя, склонный порой к весьма смелым экспериментам, никогда бы не одобрил.       Руки явно было мало. Ренджи, не прекращая дрочить себе чужой ладонью, приложился горячим лбом к прохладной груди Бьякуи. Юката сбилась, предоставляя место для маневра, а простынь свалилась на пол. Сердце капитана мерно отбивало удары, чуть быстрее, чем обычно. От чужого веса Кучики заворочался, но не проснулся, лишь свернул голову на бок, рот его приоткрылся, обнажая ровные белые зубы. Ренджи отстранился, любуясь на спящую красоту.       — Я ебанулся, — прошептал он сам себе, посчитав это за провокацию, и скользнул большим пальцем свободной руки во влажную глубину рта спящего. Там было так жарко, мокро и хорошо, что от одной мысли, что если вдруг во рту Бьякуи окажется его член, Ренджи чуть не кончил.       Большая головка легко проскользнула между бесцветных губ (Ренджи пальцем придерживал нижнюю челюсть, чтобы не оцарапаться невзначай) и уперлась в небо. Кучики расслабился во сне, поэтому у Абараи без труда получилось продвинуть член еще глубже, потом обратно и снова внутрь. Ренджи оставалось только мечтать, чтобы смелый на эксперименты, но такой порою чопорный Бьякуя в ясном сознании добровольно взял у него в рот, обвивая сильным гибким языком массивный ствол, и довольствоваться торопливыми движениями сейчас, воруя запретную ласку. Зубы все же царапнули нежную кожу, и Ренджи прошипел что-то нечленораздельное от смеси резкого удовольствия и боли. Он был близко, почти готов, почти…       Он кончил на бледное лицо, едва успев вытащить член из влажного плена. Сперма попала на закрытые глаза и брови, на высокий лоб и щеки. И Ренджи, ощущая себя преступником (очень-очень довольным и счастливым преступником), слизал горьковато-сладкие капли, прислушиваясь к дыханию Кучики.       Такое же хриплое, с едва слышным свистом. Нисколько не хуже, чем несколько минут назад.       — Я сделаю тебе такой минет, что ты забудешь все на свете, капитан, — прошептал любовнику Ренджи, подавив попытку совести призвать к здравому смыслу и устыдить его, — а затем оближу с ног до головы. Только выживи, менос тебя задери…       Он привел и себя в порядок, поправил юкату на Бьякуе и прикрыл его белоснежной простынкой. И вовремя — пришла с вечерним обходом капитан Унохана, никому не доверявшая (помимо Ренджи) такого пациента, как Кучики.       — Надеюсь, вы не тревожили его, лейтенант Абараи? — мягко спросила она. — Не просыпался?       — Нет, капитан Унохана, — бодро отрапортовал Ренджи. — Капитан не просыпался, я бы заметил, точно вам говорю.