крыла прикосновенье

Как кратко описать маленькие провинциальные российские городки? Скука. Пыль и скука. Длинные пятиэтажные дома серыми змеями вытянулись вдоль грязных улиц. Неровный асфальтовый тротуар, на котором после дождя собираются лужи, а зимой образуется противная наледь. Выщербленный поребрик. Корявые, изуродованные вечными подрезками тополя по обочине. Весной эти тополя дают массу белесого пуха. Этот пух летит по воздуху, заставляя людей чихать, скапливается у поребриков, мелкой поземкой бежит по тротуарам. Мальчишки из озорства поджигают тополиный пух. У земли то и дело вспыхивают мелкие, почти бесцветные огоньки. А иногда эта забава приводит к пожарам. Летом тополя покрыты столь толстым слоем пыли, что цвет листьев практически неразличим. Дерево серо, как и все вокруг. В самом центре городка находится площадь Ленина. То есть когда-то она была имени вождя пролетарской революции. Теперь переименована. В площадь Свободы. Какой свободы, кому и от чего – неизвестно. Впрочем, местным жителям все равно. Как раньше они не звали свою центральную площадь площадью Ленина, так и теперь не зовут площадью Свободы. Памятник Ленину с развевающимися полами пальто, приподнятой правой рукой, отставленной ногой и (главное!) надвинутой кепкой с длинным козырьком, очень похож на птицу, подранную кошкой. Остроязыкий народ так и прозвал этот памятник «голубь». И теперь народ ходит «к голубю», встречается «под голубем», гуляет «у голубя». Площадь окружают самые важные здания. Мэрия (бывший горсовет), горотдел полиции (бывшей милиции, там, также как и в мэрии, все кроме названия, осталось на своих местах), загадочный «попечительский отдел» и новенькая, недавно отстроенная и не успевшая еще потерять красок, церковь. Здание бывшего Дворца культуры разобрали на офисы. На нижнем этаже открыто кафе французской кухни «Ре-де-шоссе». (Прямо так, через черточку). В заведении стоят узкие вытянутые столы, обтянутые пленкой «под дерево». На твердых решетчатых стульях должны были лежать подушечки. Но подушечки исчезли через неделю после открытия кафе. Как и изящные расписные стаканчики с букетиками живых цветов, расставленные было на столах. Зато на длинных, до земли, окнах кафе висят белые занавески с изображением Эйфелевой башни. Днем крутят записи песен Джо Дассена и Шарля Азнавура. А по вечерам под живой оркестр из пяти музыкантов крашенная хной долговязая девица поет песни Мирей Матье. Кафе считается «элитарным». Там отмечают свадьбы, юбилеи, обедают почтенные граждане, ужинают приличные люди с супругами и не очень. Всякую шелупонь в «Ре-де-шоссе» не пускают. Но шелупонь туда и не стремится. Она гнездится на сквере, возле «голубя», стянув скамейки в одно место. Хохочет, постоянно курит и пьет из бутылок. Иногда раздается гитарный перезвон и нарочито хриплый, ломающийся голос напевает: «Спецэтапом идет эшелон из Тамбова в таежные дали…» Взрослые на эту компанию косятся, стараются обойти стороной. На всякий случай, мало ли что… Компания «под голубем» молода, лет по шестнадцать-семнадцать – в попе еще играет детство. Но очень хочет казаться взрослой и от того бывает весьма опасной. Бульбан, Дряблый, Леха Северный флот, «малолетка» Кучерявый, толстый, вечно сонный Мистер Питкин – составляют ядро компании. К мальчикам прилагаются девочки: Рыжая, Сестра, Вера Малова, Катька. Если Бульбан – глава компании, так сказать, вождь этого племени, то рыжую можно назвать «вождихой». Красивая, высокая девица со стервозным характером вертит не только своим кавалером Бульбаном, но и заправляет остальными ребятами. Катька – «давалка», ее никто не уважает и все «пользуют». Между этими полюсами располагаются остальные девчонки. Вокруг компании накидано пустых пивных бутылок. Все мальчишки заметно навеселе. Да и девчонки тоже… Леха Северный Флот пьян до такой степени, что не в состоянии усидеть на скамейке. Он стоит, опираясь не по возрасту сутулой спиной на полумертвый тополек с чахлой, скукоженной листвой. Говорит, однако, Леха вполне членораздельно. Наглядевшись какого-то телешоу, Северный Флот задавал девчонкам вопросы, но застрял на одном. Как звали девочку с голубыми глазами из сказки про Буратино… Девчонки пытаются доказать Лехе, что там была девочка с голубыми волосами, но упрямец мотает головой (единственной частью тела, которой в состоянии двигать) и неуклонно повторяет: «Нет. С голубыми глазами». Скучно. Серо. Пыльно. Кажется, что Северный Флот с его глупым упрямством пьян уже давным-давно. И они тоже сидят здесь давным-давно, чуть ли не с сотворения мира. И будут сидеть до конца … Бульбан так же будет голосить: «Не печалься любимая, за разлуку прости меня. Я вернусь преждевременно, дорогая клянусь…» Рыжая так же будет тянуть одну и ту же крепкую «явскую» сигарету, с безразличием слушая надоевшую песню. И Вера Малова так же будет оделять девчонок жареными семечками из своих бездонных карманов, хвастаться: «Вы поглядите, какие крупные. Конский зуб». И одни и те же бесцветные серые воробьи будут скакать вокруг, с возбужденным чириканьем ожидая подачки. И ничего никогда не изменится… Девчонки переключились на новое развлечение: грызут семечки. Сестра с Верой Маловой о чем-то сплетничают вполголоса. Дура Катька продолжает бессмысленный спор с пьяным в зюзю Северным Флотом. Вокруг скамейки вырастают бастиончики подсолнечной шелухи. Обнаглевшие воробьи подпрыгивают все ближе. Дряблый, нагнувшись, поднимает комок ссохшейся земли, запускает в самого наглого воробья. Воробей едва успевает увернуться. Стайка с возмущенным чириканьем отлетает. Дряблый довольно ржет. Кучерявый ему тоненько, по-детски вторит, острым локтем вонзается в мягкий бок задремавшего Питкина. Жирдяй стряхивает дрему. Из клетчатой «челночной» сумки извлекаются бутылки пива, которыми Питкин оделяет товарищей. Девчонкам пива не полагается. Слабому полу выдают начатую бутылку пахнущего резким, неестественным запахом бананового ликера. Те отпивают по глотку, и Рыжая ставит бутылку рядом с собой. Неожиданно привычные звуки разрезает громкий, какой-то живой треск мотоцикла. На площадь с ревом и грохотом вырывается серебристый «зверь». Сверкающий и ревущий, кажется, он вспарывает воздух, так что горячий ветер доносится до компании. Мальчишки, привстав, уважительно провожают глазами стремительную машину. А та делает полукруг по площади, молниеносно разворачивается, скрипя шинами и поднимая вверх клубы неизбежной пыли. Тормозит у «Ре-де-шоссе». Парни тут же начинают деловито обсуждать мотоцикл. - Хонда, блин! Мощная, однако. Последняя модель, не иначе, - Бульбан важно качает головой. В других случаях ему перечить бы не осмелились. Но Кучерявый, несмотря на молодость, считается знатоком мотоциклов: у него двоюродный брат – гонщик местного разлива. - Какая на хрен Хонда! Не видишь – Бэха! - В штанах у тебя Бэха! Это же Харлей! – сварливо вставляет свои две копейки Дряблый. - Сам дурак, Дряблый! Какой те Харлей, на хрен! Кроме восхода и не видел ничего, придурок! - Ща те такой восход будет… Перебранку парней прерывает дружный девичий вздох. Мальчишки затыкаются и недоверчиво глядят на своих спутниц. Все, капец! Друзья и поклонники забыты. Девушки, блестя глазами, вытаращились на высокого парня, который, не спеша, слезает с заднего сиденья мотоцикла. Высокий, весь облитый черной кожей костюма, парень легонько потягивается, видимо устав от долгой поездки. Литые мышцы на спине парня под кожей черной блестящей куртки играют, переливаются, исторгают у девчонок восторженные, придушенные вздохи. Красавец неспешно снимает мотоциклетный шлем. На свободу рвутся крупные блестящие медные кольца волос. Девчонки каменеют. У парня вообще все как-то «слишком». Слишком высокий рост. Слишком длинные ноги, слишком тонкая талия и широкие плечи. Слишком ярко сияют волосы и зеленые глаза на бледном, неправдоподобно красивом лице. По площади разливается ощущение праздника… Бульбан длинно сплевывает в неглубокую лужу справа от скамейки. - Пидор, сразу видно. - А то ж! – охотно соглашается Кучерявый. - Морду красит и жопу обтянул. - Да он инвалид! – орет во весь голос Дряблый, ухмыляясь. – У него правой руки нет. Наши девки от инвалида кончают! Восхищенные девчонки глупых слов не слышат. Тем более что с мотоцикла слезает водитель. Он пониже рыжего, но тоже может гордиться великолепной фигурой. Водитель снимает шлем, на спину падают гладкие, тяжелые, словно шелк, иссиня черные волосы. Мотоциклист легким движением откидывает подножку своего «железного коня», кладет шлем на сгиб левого локтя, правой рукой отводит назад смоляную прядь. Его точные, мягкие, перетекающие ртутью движения и жесты неуловимо складываются в неслышную, но такую отчетливую, незнакомую, прекрасную музыку. Черноволосый рождает музыку и движется, окруженный своей музыкой, словно эхом. Все подчиняется этой музыке, молодеет, как бы становится ярче… Завороженные девчонки чуть покачиваются в такт беззвучной мелодии… Братья (как-то видно, что рыжий и черноволосый именно братья) едва успевают подняться на пару ступенек и войти в кафе. На площадь влетает еще один мотоцикл. Скрипя шинами, останавливается рядом с первым. Девчонки оживают, словно сбрызнутые водой. И вновь замирают. Третий брат, столь же прекрасный, (нет! Еще прекраснее) золотоволосый, спускается на землю. На плечи нового мотоциклиста садятся странно отважные, яркие, словно вымытые воробьи. Птицы наперебой чирикают, будто что-то рассказывают пришельцу. Последний наклоняет голову, прислушиваясь. Золотые волосы падают на плечи. Неожиданное солнце зажигает в них яркие искры. Выложив то, что хотели воробьи шумной стайкой уносятся прочь. Блондин, коротко хохотнув, толкает красивые, расписные (надо же, а раньше и не замечалось!) двери кафе. И вновь рев мотора. Еще один серебристый мотоцикл замирает рядом с двумя прежними. Высокий брюнет в таких же черных кожаных штанах и куртке спускается на землю. Уставшие от обилия мужской красоты девочки все равно восхищенно взвизгивают. Темный, почти красный загар покрывает руки и шею новоприехавшего. Вместе с прямыми черными, заплетенными в две косы волосами, это делает парня похожим на индейца. Такого индейца, перед которым бледнеют все голливудские звезды. Непроницаемое лицо с плотно сомкнутыми тонкими губами, лишь неясный отблеск ярости в странно светлых, прозрачно-серых глазах придает мотоциклисту очень мужское, почти надменное выражение. Воплощение воина. Сама суть мужчины… Девочки стонут. Не успели бедняжки опомниться, как на площадь вылетают сразу два мотоцикла. На первом сидит еще один брюнет, на втором два рыжика. В этом брюнете есть что-то странное, древнее и одновременно новое, что-то вневременное, будто он вырвался из круга жизни, да так и не сумел вернуться обратно. На шее брюнета подрагивает толстая золотая цепь, пальцы украшают массивные кольца. Но все это столь тонкой работы, что не кажется вульгарным. Напротив, украшения странно идут, дополняют облик парня, придают ему нечто рыцарское, вельможное. Оба рыжика, приехавших на одном мотоцикле, юные, тонкие, гибкие, словно ивовые прутики. Похожие на солнечные зайчики, двойняшки приносят с собой ощущение весны. Давно забытое ощущение новизны, интереса к этому славному миру, беспричинной радости. Тройка братьев-мотоциклистов со смехом и шутками исчезает за дверью кафе. И теперь «Ре-де-шоссе» не кажется глупым, нахальным и надменным заведением. Длинные стеклянные окна его задорно блестят под закатным солнцем, а белые кружевные занавески раздуваются от легкого ветерка. Сонные до того, неуклюжие официантки теперь двигаются, словно модели на подиуме. Музыка становится слышнее. Пальмы в зале качают упругими листьями. Тучи на небе поспешно расходятся. Да и все кругом приобрело странно молодой, яркий и свежий вид. Синеет небо над головой, отражаясь в лужицах, словно в зеркалах. Шелестит листва тополей. Задорные воробьи купаются в лужах, разбивая зеркальца воды. Ветер несет запоздалые запахи недавнего лета. Хочется смеяться, дурачиться, обнять кого-нибудь. Дряблый с матерком бьет в плечо Кучерявого. Тот привычно заезжает локтем Питкину в жирный бок. Тот просыпается, тянется к сумке и с пивом. Неожиданно замирает, оглушенный смехом вокруг. Хлопает глазами, трет морду (нет! Лицо! Лицо!). Забавный Питкин глуповато улыбается поднимает голову и благостно тянет. - Сооолнышко вышло… - Ага, - откликается Северный Флот. Он, кажется, уже немного протрезвел, рискует оттолкнуться от дерева и встать прямо. Дряблого распирает энергия. Ему хочется совершить что-то значительное, важное, показать себя. Но как – непонятно. И Дряблый неожиданно предлагает. - Пойдемте пидорам рыло начистим? Когда они на улицу выйдут. Но это предложение кажется смешным и дурацким. Незнакомцы не производят впечатления слабаков, не способных дать сдачи. Под черной кожей мотоциклетных курток у приезжих играют мускулы. Да и вообще… Девчонки фыркают. Мальчишки благодушно матерятся. День нынче не подходящий для драки. Веселый день какой-то. Радостный. В такой день нужно выпускать в небо грозди разноцветных шаров, танцевать, дарить друг другу подарки! Дряблый с Кучерявым в шутку мутузят друг друга. Бульбан на гитаре в такт им играет «цыганочку». Сестра начинает хлопать в ладоши. Девчонки подхватывают. Рыжая запевает «Эх раз, да еще раз, да еще много-много раз!» Бутылка химического ликера опрокинулась, но этого никто не замечает. Праздник разливается шампанским, покалывает сердце предвкушением чего-то очень хорошего… Из кафе выходят приезжие парни. Надевают шлемы, садятся на свои мотоциклы. Заводят моторы и уносятся в далекую даль… Почти мгновенно наползают серые низкие тучи. В воздухе повисает мерзкая холодная морось, прогоняя праздничное настроение. Два воробья на газоне с оглушительным чириканьем затевают драку. Пронизывающий ветер рябит мелкие осенние лужи. Пыль, смешанная с моросью, оседает кругом, покрывает все мелким слоем противной, серой грязи. Северный Флот с неясным бормотаньем кувыркается и падает в пожухлую траву газона, смешно задирая короткие тощие ноги в куцых джинсах. Кругом скука, грязь, обыденность. Пивные бутылки и шелуха от семечек. А в душе чувство глубокой, безвозвратной потери. Как будто промелькнуло на горизонте нечто яркое. Прекрасное. Сверкающее. А ты, болван, упустил это… и теперь до конца жизни будет скука… серость… слякоть…