Линия старта

В свете уличного фонаря маленькими падающими звёздами искрят снежинки. Кружатся, вертятся в своеобразном вальсе под музыку, которую не слышно, ложатся узорами на вишнёвые волосы застывшего посередине дороги человека. Человек почти не двигается, только изредка стряхивает пепел с тлеющей сигареты себе под ноги и прикусывает край нижней губы. Сигарета догорает до фильтра и затухает, а человек с вишнёвыми волосами, так и не сделавший ни одной затяжки, запрокидывает голову назад и делает вид, что не слышит криков из окон общежития, призывающих подняться обратно. Снежинки нежно касаются лица и стекают к подбородку ненастоящими слезами. Человек с вишнёвыми волосами глубоко вдыхает морозный воздух, щурится, вглядываясь в бесконечно тёмное вечернее небо. Бесполезный фильтр сигареты тонет в сугробе, а кончики пальцев начинает покалывать. Он стирает с молочной кожи капли и делает ещё пару глубоких вдохов. Все обязательно будет хорошо, как бы трудно ни было до этого момента. Потому что Рождество. - В общежитии до невозможности светло, запотевшие окна с узорами, и из кухни пахнет секретным имбирным печеньем. Всё это даёт такой яркий контраст с немой улицей, что Хичоля первые минуты словно оглушает. Он старается быстрее снять с себя куртку до появления Чонсу, но не успевает. Чонсу стоит, скрестив руки на груди, морщится, улавливая запах табака, и молчит. Хичоль собирается отшутиться, как делает это всегда, но натыкается на взгляд лидера, чувствует в нём своё. Поэтому просто вешает куртку, впитавшую в себя дым, на вешалку и проходит мимо, совсем слегка задевая Чонсу плечом. - Всё будет хорошо, — доносится ему в спину. Хичоль кивает. Потому что Рождество. - Хичоль атеист и не верит во всякие рождественские штучки. Рождество для него — удобная во многих отношениях точка перезапуска. Огромная клавиша backspace, которая за последнюю минуту стирает абсолютно всё, что было до. И это всё становится неважным. В гостиной Шивон рассказывает развалившимся на диване Хёкджэ и Донхэ рождественские истории. Они лежат друг на друге, тихо перешёптываются, иногда смеются, когда Шивон забывается и начинает читать по ролям. Гостиная кажется для них слишком просторной и от этого холодной. Хичоль, сам того не замечая, садится на пол рядом с Шивоном, как можно ближе к человеческому теплу, прижимается плечом. Шивон, не прерывая очередной рассказ, треплет того по макушке. Хичоль мысленно пересчитывает всех присутствующих сейчас в общежитии и запинается на цифре «восемь». Кажется, он начинает понимать, почему Чонсу позажигал все лампочки во всех комнатах. Потому что так теплее. - Рёук выносит в общую комнату поднос с закусками, ставит прямо на пол. На запах еды из своей комнаты в двух свитерах выходит Кюхён, сжимая в руках ещё горячий аккумулятор от ноутбука. Он тоже мёрзнет. Ещё с начала декабря. Позже появляются Чонсу и Канин. Точнее, Канин буквально приволакивает лидера и почти что силой сажает рядом с собой. Реук впихивает в ледяные ладони Чонсу горячую кружку с какао, Донхэ вскакивает, больно пихая Хёкджэ под бок, притаскивает большое покрывало. На Чонсу больно смотреть, поэтому Хичоль не смотрит. Одновременно со стуком часов, отбивающих семь вечера, звонят в дверь. Хичоль обводит взглядом друзей, театрально вздыхает и идёт открывать. Наверное, это пицца, которую уже никто не ждёт. Улыбающийся во все 32 зуба Чонун совсем непохож на пиццу. Ну, разве только чуть-чуть. У Чонуна красный от мороза нос, оленьи рожки на голове и огромная куча пакетов и сумок. А ещё от него вкусно пахнет ёлками. Хичоль ошарашенно моргает, пропускает Чонуна в прихожую. Из гостиной выглядывает Реук, интересуясь, почему Хичоль так долго расплачивается за пиццу. Ойкает, хлопает своими ресницами, а потом разряжается громким смехом, замечая нелепый вид пришедшего. - И ты в таком виде шёл по улице? — Чонун осматривает себя в зеркало, машинально поправляя уложенную чёлку. - А что не так? Смеяться начинает уже сам Хичоль, отмечая, что стало немного теплее. Он искренне обнимает все ещё рассматривающего себя в зеркало вокалиста и заодно пытается заглянуть в многочисленные пакеты. Из гостиной на смех, как летят на свет мотыльки, выползает лидер. Он шмыгает носом, кутается в плед и сонно щурится. А потом замечает Чонуна и облегчённо выдыхает. Не успевает Чонун распаковать все свои сумки с подарками для любимых друзей, как в дверь снова звонят. Хичоль всем своим видом демонстрирует, что не сдвинется с места. В гостиной все еще прохладно, но под боком копошится Хёкджэ, на коленях покоится голова Восточного Моря, а в руках — тёплая кружка, всунутая заботливым Реуком, который с приходом Чонуна словно выходит из анабиоза. Хичолю почти хорошо. - А мы ёлку вам принесли! Генри с разбега прыгает на диван и на сидящего там Кюхёна, счастливо хохочет и разбрызгивает вокруг талый снег со своих волос. Входит ёлка, следом — Чжоу Ми. Ёлка самая настоящая, удивительно здоровенная и пушистая. Чжоу Ми тоже — самый настоящий. Донхэ мгновенно вскакивает с коленей Хичоля, восторженно кричит и хлопает в ладоши, бросается за коробками с украшениями. Генри вприпрыжку следует за ним. Общежитие оживает, вместе с ним оживает и лидер. Он носится с этой дурацкой здоровой ёлкой, много улыбается и даже достаёт откуда-то гирлянду на батарейках. Хичоль, планировавший весь праздник предаваться унынию, как-то незаметно для себя втягивается в процесс, командует, куда лучше вешать вон тот золотой шарик. Реук выносит то самое секретное имбирное печенье, которое так долго прятал. Становится очень громко, весело и совсем уж празднично. А ещё странно тепло. В половину девятого в дверном проёме материализуются Донхи и Сонмин, больше похожие на живых снеговиков. Хотя Донхи напоминает скорее Санту: даже подарки прихватил. Чонсу, их взрослый лидер, радуется, как ребёнок, а после долго-долго обнимает Сонмина и что-то шепчет ему на ухо. Сонмин, не переставая, кивает и сжимает в кулаках края его кофты. В десять в дверь скромно стучат, так, что Хичоль сваливает все на алкоголь. Кибом видится всем внезапно появившимся привидением. Потом вообще плохо видится, наверное, в глаз что-то попало. Судя по всхлипам Чонсу, тому в глаз попала пара брёвен, если не больше. Хичоль немного радуется вместе со всеми, ещё раз выпивает и сбегает на балкон. - Зимний воздух щиплет лицо, вишнёвые волосы в свете из комнаты отливают алым. Хичоль не понимает, почему вдруг ему становится так паршиво. В сторону Кибома трудно смотреть, в сторону счастливых мемберов — ещё труднее. По ногам все ещё проходится тонкой струйкой сквозняка. Все ещё недостаточно тепло. Даже Кибом пришёл. Хочется снова курить, но совсем не хочется умереть от тяжелой руки лидера. А еще очень хочется зашвырнуть телефон, на котором нет ни единой эсэмэсочки за последний месяц от кретинского китайского контакта, подальше в сугробы. Потому что это принципиально. Потому что пришёл даже Кибом. Потому что все должно быть хорошо. Потому что Рождество. - Хичоль не сразу осознаёт, что возбуждённые крики и хохот стихают почти мгновенно, словно ударили по слишком сильно натянутой струне, а потом прижали её пальцем. Кажется, он слышит звон разбитого бокала. Одна секунда, вторая, третья. На балконе появляется запредельно растерянный Чонсу. - Там, это... — он указывает себе за спину и пытается сформулировать ускользающую мысль, но получается слабо. — Там вроде как... К тебе пришли? К нам как бы тоже, но и к тебе. К тебе особенно пришли, ты понимаешь? Хичоль смотрит недоверчиво, принюхивается к запаху перегара. Ни черта он не понимает. Осторожно заходит во вдруг слишком тёплое помещение, окидывает взглядом всех застывших и смотрящих куда-то в одну точку мемберов, прослеживает траекторию их взглядов. На границе между гостиной и прихожей стоит Хань Гэн. В шарфе до пола, в дурацкой шапке и с самой идиотской улыбкой, какую только видел в своей жизни Хичоль. Когда он чувствует на своей спине горячие чужие руки, все вокруг взрывается звуками. Хёкджэ осыпает их конфетти, и его почти не хочется за это побить. Без пяти полночь. И всё хорошо. Потому что Рождество.