История рыжей любви. Начало.

Под тяжёлыми, пышными и густыми, словно жалюзи, под которыми прячутся от солнца, ресницами Джон прятал свои глаза. "Зря ты так делаешь", - со вздохом уставшего от всего на свете человека сказал про себя Грэйси. Он любил, когда Джон смотрел своими (пусть не совсем ясными и не совсем яркими) какого-то непонятного болотного цвета большими глазами. Не было ничего во внешности Джона привлекательным, но глаза его почему-то всегда заставляли уделить себе внимание. Прохожие, близкие люди, знакомые, бывшие одноклассники, да скорее всего, все помнили его только из-за взгляда, из-за его обычных и в то же время манящих глаз. Как он это делал? Как? У него, наверное, был дар придавать обычным и незаметным вещам невероятно большую значимость, будить в людях к этим пыльным вещам интерес. Кто в наше время, увидев прохожего, будет смотреть ему в глаза? Девушки смотрят на лицо, губы, правильный ли нос, кривые ли зубы, парни замечают только тоненькие ножки, привлекательные ляжки и внушительных размеров грудь. Но на глаза Джона пялились все. - Зря ты так делаешь, - вслух повторил Грэйси, сам не зная, зачем. - Что я делаю? - неожиданно для парня моментально среагировал он. Грэйси слегка расширил глаза от некоторого удивления, а потом ласково, как весеннее солнце, улыбнулся минуту назад спящему (или притворяющемуся, что спит) юноше, встряхнул головой, отчего его рыжие волосы приобрели оттенок расплавленной меди, и, ощупывая оценивающим взглядом с ног до головы выглядевшего как ребёнок Джона, выдал сладким голоском: - Заставляешь любить себя ни за что. Всё идёт своим ходом. Спокойно, тихо, размеренно. В любом городе, в большом и маленьком всё слаженно, всё по своей особой схеме. И время суток, и люди, и работа – всё это начинается и заканчивается одновременно.Начало­сь утро – появились люди – забурлила работа. Здания оживились, улицы перестали казаться безлюдными, пустыми и страшными. показать полностью.. И только Грэйс, мой милый инфантильный Грэйс живёт не по этой схеме. Я не смогу вспомнить или решить, кто из нас двоих кого подобрал, но я знаю точно, что Грэйси – человек-кот с большими глазами из мегаполиса. Город должен был сломать его и подчинить своим правилам: либо превратить его в серую офисную мышь, либо запихнуть в толпу идиотов, которые хотят казаться «особенными». Но этот взрослый ребёнок не был похож ни на кого из городских. Он был то милым конопатым юнцом (в свои-то двадцать три), то до неузнаваемости серьёзным господином Грэйсом Кёрли, то безумным гением, который говорил со мной загадками, стихами и афоризмами, то просто славным и добрым парнем. Он всегда был настолько солнечным, тёплым и ярким, что обжигал меня и слепил. Он был настолько экзотично острым, что от его остроты слезились глаза. Он и сейчас такой. Глупец, бросающийся из крайности в крайность, делающий меня либо самым счастливым, либо самым несчастным. Причём перерыв между этими двумя крайностями мог быть от нескольких минут до нескольких недель. Мы недавно стали жить с этим рыжеволосым чудом вместе. И я не засыпаю до тех пор, пока не ляжет он, чтобы хоть немного последить за его секретами. Все секреты открываются по ночам; все самые сокровенные мысли днём спрятаны в потаённых карманах наших пиджаков, а ночью они еле слышным, чаще всего пьяным криком доносятся до ушей совершенно посторонних для нас людей. Но уже какую ночь подряд он не раскрывает своего пиджака, чтобы доверить мне свои тайны. Грэйси не спит до пяти утра – в его голове с шумом взрываются мысли, и он либо отстукивает быстрый, неясный ритм пальцами по клавиатуре, записывая очередную черновую работу, либо берётся за карандаш или шариковую ручку, и начинает рисовать причудливых людей в причудливых костюмах, либо смотрит порнушку и записывает что-то в блокнот. С пяти до шести утра он отлёживается в ванне, а ровно в шесть, прямо в банном халате, идёт курить на лавку возле нашего дома. Затем он возвращается, ластится ко мне в постель, я обнимаю его, и мы крепко засыпаем. Сегодня утром Грэйс вернулся после перекура и присел на краешек кровати. Минут десять он молчал, непонятно чем занимаясь (я закрывал глаза, делая вид, что сплю), а потом вдруг выдал, что я зря что-то делаю. - Что я делаю? –Неожиданно для себя я моментально среагировал на это, чуть приоткрыв левое веко. Тот ухмыльнулся, а потом промурлыкал: - Заставляешь любить себя ни за что, - и, как обычно, юркнул ко мне под одеяло, положил свою голову мне на грудь, и с милой, почти по-детски счастливой улыбкой, засопел.