*
— Это полнейший абсурд! Мой голос чуть ли не срывается на писк, более подходящий ребёнку лет восьми, которого я вижу в зеркале. Моя детская копия, лишь волосы намного длиннее, чем тогда. Ощупывая своё лицо, кожа которого необычно мягкая и бледная, я не верю своим глазам. Своим ярко-синим обоим глазам. За моей спиной стоит эта парочка, удивлённо взирая на мои действия. — Чему ты так удивляешься? Он обращается ко мне на «ты», не видя во мне какой-либо достопочтенной персоны. В силу своей гордости, я понёс оскорбление, но понимаю, что в данной ситуации у меня ни прав, ни статуса для возражений. — Я выгляжу слишком опрятно для человека, которого держали в клетке несколько дней. — Нет ничего лучше, чем полное знание самого себя. Чтобы точно остаться в этом особняке и разобраться с этим недоразумением, я сыграю на собственных воспоминаниях, притворившись сбежавшим от похитителей. Это, несомненно, работает. В синеве глубокого океана плеснулась волна прошлого, старший Сиэль, отдав приказ Мейлин ухаживать за мной, удаляется вместе со своим «псом» наверх. Поздно до меня доходит, под чью «опеку» я попадаю, вырывая вместе с осознание обречённый вздох. Верните мне Себастьяна, даже этого — мне не принадлежащего. Выданная мне комната обычно выделялась Элизабет при её неожиданных визитах. Мне очень непривычно здесь находиться, поэтому я решаю осмотреть помещение.*
В просторном кабинете присутствовало множество звуков: шуршание бумаги, плеск чая, шаги дворецкого. Подавая Сиэлю полуденный чай, Себастьян старается подобрать слова, чтобы завести разговор о неожиданном госте. Но его господин, будто прочитав мысли, опережает его. — Ты заметил, как он похож на меня в детстве? — Да, милорд. Его сходство с Вами поразительно. — Как думаешь, может это быть случайностью? Парень сжал пальчиками ручку чашки. Ему очень хочется услышать положительный ответ, но не суждено. — К сожалению, я так не думаю, — слуга прерывается, наблюдая резкое изменение графа в лице. — Запах его души почти идентичен Вашему. Но он не такой сладкий, душистый, так как мальчик ещё чист и непорочен, — хитрый взгляд с долей похоти устремляется на менее угловатое, более мужественное, теперь, тело. Щёки Сиэля краснеют от слов демона, и он отворачивается от него, вновь принимаясь за работу с документами.*
Осмотр комнаты не дал почти никаких результатов. В ящиках комода я нашёл сменные сорочки, в шкафу висели рубашки, пиджаки. В одном из них лежит большой игрушечный заяц моей компании, с которым Лиззи обычно спала. Но, судя по его запылённости, девушка уже давно не посещала поместье. Интересно, почему же моя любимая сестра «здесь» прекратила посещать мой особняк, но спросить этого у двойника я не могу. Это необратимо вызовет у хозяев поместья вопросы и подозрения. Только мне стоило упомянуть о них в мыслях, как в дверь послышался тихий стук, предвещающий появление дворецкого. — Граф ожидает Вас к обеду, — смерив меня безразличным взглядом остывшего пламени, голосом леденящим говорит слуга. — Благодарю. Провожаемый им, я спускаюсь в обеденный зал, где, не притронувшись к еде, в ожидании меня сидит Сиэль. Возле ещё одного накрытого места стоит Мейлин, которая при моём появлении затряслась как осиновый лист. Я прохожу за спиной двойника, по левое плечо которого уже встал Себастьян. Присаживаюсь на отодвинутый горничной стул, слыша тихое: «Приятного аппетита». — Могу я узнать твоё имя? — принимаясь за основное блюдо, двойник заводит разговор. — Конечно. Меня зовут... — я резко осёкся, осознав, что своё имя в данном случае не властен назвать. Короткое замешательство сменяется странной вспышкой мыслей в голове. Голос, тонкий и женский. Зовёт. «Сирен, беги сюда!». Ему на смену властный, но в то же время мягкий и с гордостью произносящий «Вот, что значит быть Эстерджейном!». Я не знаю, что это такое, но имя и фамилия, здесь произнесённые, мне только на руку, и я быстро отвечаю, — Сирен. Сирен Эстерджейн. Из-за услышанного ответа он откладывает газету, что начал читать, пока я «отвечал». Мне остаётся лишь уповать на чудо, что ни он, ни Себастьян в действительности не знают этого человека, коим я назвался. — Сирен, — будто смакуя «моё» имя на произношение, повторяет его граф после минуты молчания. Его лицо остаётся безразличным, но я же себя знаю. — Что с тобой случилось, что ты оказался в моём саду? — Господин... — я запинаюсь, притворившись не знавшим его имени. Он представляется и я продолжаю. — Господин Сиэль, я многого не помню, так как почти всё время оставался без сознания от избиений. Помню лишь, как меня похитили, а после я сбежал. Видимо, лесная дорога вывела меня в Ваш сад, что меня очень радует. Так я мог ещё долго скитаться по лесу. За всю свою речь я остаюсь безэмоционален. Ведь я ненавижу, когда люди вокруг меня излишне эмоциональны. И, по-видимому, мой двойник оценил меня со стороны человека сдержанного. Его взгляд обретает некую заинтересованность, и он долго смотрит, пока новоявленный гость принимается за восхитительный обед. Себастьян, как всегда, сделал всё идеально. Еда тает во рту, и специи подобраны по моему вкусу. Слуга единственный, кто знает мои предпочтения от «А» до «Я». Когда трапеза заканчивается, демон подаёт чай, от которого исходит умопомрачительный аромат, и десерт, непривычно сделанный на две персоны. — Сирен, ты помнишь дорогу домой? И вообще свой дом? — Нет. Ничего из этого я уже не помню. Лишь имя и возраст, а всё остальное словно в тумане. Мои слова заставляют его задуматься, а после он подманивает пальцем дворецкого и что-то шепчет на ухо. От этого действия я настораживаюсь и внимательно прослеживаю за реакцией мужчины. Он чуть кланяется и с загадочной ухмылкой удаляется из обеденного зала. Поблагодарив за чудесную еду Сиэля, я направляюсь в свою комнату, краем уха подмечая звон тарелок — Мейлин принялась собирать посуду. Надежда на целые фарфоровые тарелки угасает с каждым доносящимся звоном. Теперь мне нужно обдумать план своих действий. Эта обстановка, подробности этого времени мне не известны на данный... Подождите. Здесь совсем недалеко висит календарь, за которым всегда следит Себастьян. Я подхожу к нему, подтягиваясь на носочках, чтобы хоть что-то разглядеть. В заголовке стоит тысяча девятьсот первый год. То есть, с моего времени прошло четыре года! Значит, старшему мне шестнадцать лет, а возраст Сирена определяется обратным способом. Вычитаем и получаем восемь. Это же бред! Я зол: во-первых, из-за непонимания происходящего; во-вторых, из-за своего положения, в-третьих, из-за понимания простого факта — здесь я — не я. Невинный календарь получает от меня удар кулаком, а я тут же прижимаю к груди ушибленную руку, поглаживая другой. Ничего не подозревая, продолжаю стоять у календаря, но какое-то неприятное чувство вся равно окутывает разум.*
— Ты точно уверен, что это он? По мне так слишком мал для шестнадцатилетнего, — проговаривает мужчина, зажигая толстую сигару, от которой в миг поднимается столбик терпко пахнущего дыма. Его напарник держит в руках направленную в окно поместья прицелом винтовку, ухмыляясь глупым вопросам. — Какая к чёрту разница! Нам сказано: убить ребёнка, который будет находится в особняке, — стрелок закрывает один глаз, наводит мушку на голову стоящего спиной к нему мальчика. Несколько секунд тишины помогают ему прицелиться и сделать точный, эхом разнесённый по роще, выстрел.*
Последнее, что я слышу, — звон разбитого стекла. Последнее, что чувствую, — резкую боль в голове, а после горячую кровь, стекающую по лицу вниз. Удар о пол в предсмертном состоянии заставляет закашляться. Затем сознание отключается. С криком, в холодном поту я просыпаюсь в библиотеке, хватаясь руками за голову, проверяя наличие пулевого ранения. Но его как не бывало. Зато дворецкий появляется в комнате незамедлительно, с беспокойством подбегая ко мне. Я продолжаю часто дышать, а в голове стоит ужасный писк, заглушая слова демона. Я не могу определить, что из моих ощущений реальность: тепло от крови обжигает лицо, руки Себастьяна холодным шлейфом лежат на плечах... и страх от совмещения моих чувств с чувствами Сирена — его лёгкие уже не дышат, а мои продолжают втягивать всё больше и больше воздуха; сердце моё бьётся с перерывами в несколько секунд, на мгновение отдавая в руки смерти, возвращаясь к бешеному ритму моей жизни. — Господин! Резкий выкрик слуги в секунду развеивает моё наваждение. Картинка перед глазами становится чётче, и теперь я в полной мере вижу испуганный кровавый взгляд, покрытое испариной лицо. Мой взор неотрывно смотрит на это редкое зрелище, мне очень хочется хоть что-то, как в успокоение, ему ответить. Но слова растворяются, стоит мне только разомкнуть губы. — Господин, всё в порядке? Вновь кошмар? — торопливо спрашивает он. Лёгкий кивок головой более-менее его успокаивает. Он отходит от меня, свободно выдыхая. Видимо, эта ситуация со стороны выглядела устрашающе, если даже демон так разволновался. Я кидаю взгляд на большие напольные часы, подмечая, что до приёма у мистера Брауна оставалось всего лишь полтора часа. Слуга понимает мои мысли, поэтому, полу улыбнувшись, подхватывает меня на руки, направляясь в гардеробную. Мисс Нины уже не наблюдалось в поместье. По словам Себастьяна, она покинула его час назад, перед этим полюбовавшись на меня спящего. — Ты не разбудил меня сразу? — с толикой возмущения спрашиваю я, понимая, что этого «сна» можно было избежать. — Во сне Вы так похожи на котёнка. Мне было совестно Вас будить, - с долей блаженства на устах дворецкого расцветает улыбка, а я мысленно возмущаюсь, что это за причина такая?! Он опускает меня. Подхожу к новому костюму, висящему на манекене. Он чудесен. Мисс Нина, как всегда, постаралась на славу. В меру сдержанный, в меру парадный, но мне, как уже говорил Себастьян, не нравится кремовая рубашка. Демон усаживает меня на кресло, начинает снимать одежду с манекена. Следя за его движениями, я неосознанно обдумываю игру своего воображения, прошедшую около получаса назад. Всё слишком реалистично. Вкус обеда всё ещё чувствуется на языке. Боль от пули всё ещё пульсирует... Даже во время пути к поместью господина Брауна мысли об этом не покидают мой разум. Есть версия, что это вмешательство потусторонних сил. Она имеет место быть, ведь сверхъестественные существа на демонах и жнецах не ограничиваются. Но зачем это кому-либо? Во сне я не успел сделать толком ничего, кроме как осмотреть бывшую комнату Элизабет. Не думаю, что главную роль во всём этом шоу играет плюшевый кролик. Себастьян с какой-то странной ухмылкой смотрит на меня. Буду откровенен: его поведение настораживает меня с утра. Его причастность здесь я полностью отрицать не могу. Странности я заметил не только за этим Себастьяном. — Господин, чем Вы озадачены? — Ничем. Ответ выходит резким. Слуга в миг примолкает, убирает с лица слащавую усмешку. Дилижанс останавливается, и до слуха тут же долетают разгорячённые разговоры гостей бала. Громкие, торопливые, лживые реплики тут и там... Демон открывает дверь. Постукивая тростью, я выхожу из салона кареты. Взгляды некоторых, знающих меня господ и особ сразу устремляются в мою сторону. А не ведающие обо мне ничего тут же начинают расспрашивать рядом стоящих. Из особняка доносится музыка: значит, танцы уже начались. Невольно вспоминаю приём у Виконта — этот долгий танец с Себастьяном. От этого тело передёргивает дрожью. Мистер Браун вместе со своей женой стоят у входа, приветствуют прибывающих гостей. Складывается ощущение, что сюда приехал весь Лондон — так много людей наблюдалось на балу. Но даже в этой толпе Браун умудрился высмотреть меня и тут же подойти, чтобы провести в более тихое место для разговора. Его округлое лицо с маленькими глазами чуть бледнеет при моём появлении, а массивное тело отзывается мелкой дрожью в коленках. Его жена, напротив, с присущей женщине гордостью приветствует меня и приглашает внутрь. Не сразу замечаю, что рядом с Миссис Браун стоит маленькая леди моего возраста, внешне похожая на Лиззи. Но скромность в ней явно воспитана на высшем уровне. Кроме тихого «Добрый вечер, господин Фантомхайв» она не смогла сказать. Мужчина проводит меня к маленькому диванчику в углу зала. Горничная с бокалами вина подбегает к нам по знаку хозяина. Я не отказываюсь от предложенного напитка. — Граф, Вы подумали насчёт моего предложения? — его голос чуть дрожит. Видимо, от моего ответа зависит его состояние и репутация. — Да, Мистер Браун. Я продумал все возможные варианты развития нашего сотрудничества, но, к сожалению, ни один из них не удовлетворяет меня результатом. Я отказываюсь... «Молодой человек!» Меня нагло перебивает молодая дама, подбежавшая к моему дворецкому. — Могу ли я станцевать с вами? А то весь вечер без партнёра! — она схватила руку Себастьяна, прижала её к внушительного размера и не скрытой декольте груди. Со стороны демона не следует никакой реакции. — Он дворецкий. Даме знатного рода не пристало танцевать со слугой. — Отчеканиваю фразу я. — Но это же всего лишь танец! Тем более, такого статного, красивого мужчину никто не примет за слугу. Она открыто с ним заигрывает, что явно отмечает в ней большое количество алкоголя. Мы с демоном обмениваемся взглядами, и, махнув рукой, я отпускаю его, продолжая прерванный разговор. — Я отказываюсь от сотрудничества. Его лицо в мгновение приобретает печальный вид, но он быстро с этим справляется. Вновь став добродушным Мистером Брауном, он подзывает к себе дочь. — Граф Фантомхайв, это моя дочь — Мари. Она давно хотела станцевать с Вами. Не окажите честь подарить ей танец? Девочка напряженно стоит, опустив глаза в пол и сжав руки в кулачки. Не желая больше видеть этой жалкой картины, рывком встаю с дивана, пожалев об этом сию же минуту. Чувствую, как по рубашке и пиджаку растекается алое пятно. Удивлённый сим столкновением слуга не сразу понимает, что натворил своей невнимательностью. Быстрее всех реагирует именно стеснительная Мари. — Я помогу Вам, господин Сиэль. Пройдёмте со мной в прачечную. — Благодарю Вас, — снимая с себя мокрые и липкие вещи, а в замен накидываю на плечи белое махровое полотенце. Себастьяна я не смог разглядеть среди кружащихся в танце пар (или же он давным-давно находится в любом другом месте особняка), поэтому я не прекращал звать его мысленно. Мари Браун отдаёт мои вещи гувернантке, присаживается напротив меня. Её глаза выдают её желание завести разговор, чтобы разрядить обстановку. Но сомкнутые на коленях руки показывают её внутреннюю борьбу со стеснением. Могу признаться, что эти две мерзкие для меня в людях черты только красят эту девочку. — Мне жаль, что сей казус сорвал наш танец, граф Фантомхайв. Она набралась смелости! — Мне также жаль. Но я уверен, нам выпадет ещё шанс. В тоже мгновение я понимаю, что это будет за «второй шанс». Поддержка компании на высшей ступени рейтинга для меня важна — несомненно. Так будем же использовать все данные для этого блага и случаи. — Простите, но не могли бы Вы пригласить сюда своего отца, госпожа Мари? Я хочу предложить ему кое-что, но моё появление в таком виде в зале никак не поддержит мой статус. Полуулыбка и лёгкое движение рукой с полотенцем делают своё дело. — Д-да, конечно. Её щёки краснеют, и леди покидает прачечную, мельтеша ногами, вторя матери. В мои планы совсем не входило в ближайшее время устраивать какие-либо приёмы или званные ужины, но в данном случае я могу одним выстрелом убить двух зайцев: предложение господину Томасу контракта с компанией, подпирающей меня в рейтинге, поможет мне освободиться сразу от двух забот и большой кипы бумаг. Немного лжи с умиротворённым лицом и лёгкой улыбкой — лучшее средство вести переговоры с очевидными последствиями. Сдержанный стук в дверь прерывает мои мысли. Мистер Браун, не прекращая тараторить извинения, садиться напротив. Мари становится позади отца. — Итак, господин Браун, так как наше сотрудничество отклонено мной по ряду причин, теперь Ваши дела в большой опасности. Именно в связи с этим я приглашаю Вас к себе на ответный приём в эту пятницу. Там Вы сможете найти подходящую для контракта компанию. — Моей выдержке нужен памятник: от выражения его лица хотелось залиться самым настоящим смехом. Но я всё продолжал со спокойным лицом и тоном: — Так же, по некоторой оплошности, я не смог подарить Вашей дочери танец. Надо исправить это недоразумение. — Конечно, граф! Конечно! Я безумно рад Вашему предложению! Его восклицания прерывает вошедший дворецкий. В его руках лежат сложенные пиджак и рубашка от другого костюма. Вот, почему я не видел его в зале. — А теперь, разрешите откланяться, Томас Браун. Жду Вас в восемь часов вечера этой пятницы. Подтягиваю ворот пиджака и выхожу прочь. На выходе, когда демон подаёт мне трость, замечаю отсутствие перчаток. — Что за вольности? А если кто-либо увидит печать и ногти? Его взгляд с насмешливым недоумением осматривает руки, после чего он молча достаёт из кармана фрака перчатки и надевает. — Где ты оставил их? — Эта дама явно много выпила, — отстранёно отвечает на мой вопрос слуга, и только через время я понимаю подтекст этой фразы.*
После принятия ванны приходит желание расслабиться за чтением, но настойчивые сентенции Себастьяна насчёт вреда позднего чтения моему юному организму делают своё дело. Я укладываюсь в кровать, сразу же прогоняя демона из комнаты. Если сон продолжиться (хоть после «смерти» я в этом сомневаюсь), то присутствие здесь дворецкого будет лишним. Но ведь, после смерти ничего нет?.. Ответ на свой риторический вопрос я получаю через несколько минут, погрузившись в сон. Я пробуждаюсь в том же коридоре. Лежу на полу, раскинув руки в разные стороны. Всё та же странная тяжесть не даёт встать, придавливает к поверхности. Осматриваюсь. Календарь тысяча девятьсот первого года невредимый висит на стене (я точно помню, что помял его ударом), осколков от простреленного окна не наблюдается, так же как и моей крови. Тяжесть резко уходит, освободив тело. Я встаю на ноги. В пределах коридора ни единой души, ни единого шороха. На мгновение теряюсь в собственном поместье, будто не найдя ничего знакомого. Мысленно даю себе пощёчину, так как вместо родных стен приходит видение тёмного, закопчённого огнём факелов коридора. Ещё несколько секунд недоумение от некого забвения не отпускает из оков разум. С одной стороны — это видение знакомо мне. С другой — я ни разу в жизни не видел ничего подобного и понятия не имею, где такое может находиться. Мой взгляд обращается к окну, за которым солнечный диск неумолимо спускается к горизонту, окрашивая багром верхушки деревьев. Из кроны золотых листьев взлетает стая воронов, разлетаясь на фоне плывущих очертаний солнца с непрерывным карканьем. — Господин Сирен, вечереет. Я чуть дёргаюсь от этого пронзительно холодного голоса, будто клинка, что врезается медленно в плоть. Слуга столбом стоит у календаря, как-то странно переводя взор с меня на место, где недавно я лежал. В глубине освещённых золотым заревом алых глаз нет-нет, да промелькнул интерес с некоторым недопониманием. Багровое пламя в столь родных очах никак не сочетается с холодностью во всём остальном. — Да, я уже иду в комнату. Он чуть кланяется и уходит дальше по коридору. Не долго думая, я направляюсь за ним. У двери спальни меня уже ждёт Мейлин: мурашки бегали по её коже, как всегда, а по приближению слуги она и вовсе задрожала как осиновый лист. Он что-то шепчет ей, она утвердительно кивает, — на том заканчивается их таинственный "разговор". Переведя взгляд, спрятанный за стеклом огромных очков, на меня, горничная торопливо открывает дверь. Видимо, она собирается подготовить меня ко сну, но я лишь спрашиваю, где находиться ванная и отправляюсь туда, с благодарностью отказавшись от её помощи. Я понимаю, что принятие для меня ванны самостоятельно (хоть и во сне) будет неким испытанием. Но лучше учиться сейчас. Вместе со взятой из обследованного мною шкафа сорочкой открываю дверь в помещение. Из щелки вырывается луч света, контрастирую с тёмным коридором, который был слабо освещён свечами. За углом колыхнулось что-то синее в этот момент, или мне просто показалось. Но я всё равно с опаской оборачиваюсь, осматривая холл. Со стен на меня глядят тусклые, немного выцветшие портреты прошлых поколений семьи Фантомхайв. Почему я раньше не замечал, что они настолько зловещие? Зайдя, оставляю одежду на небольшой табуретке и открываю кран с тёплой водой. Осмотрев себя, осознаю, что одет в рубашку. С пуговицами я не в ладах с самого детства, поэтому уже готов морально к долгим потугам. Но к моему удивлению пальцы сами быстро пробегают по ряду вниз, и рубашка соскальзывает с моих плеч на пол. Эта секундная потеря контроля над руками... Странностей во сне не занимать. Ванная набралась, лёгкий пар исходит от воды, растворяясь в ярком свечении лампы. От него медленно запотевают окна, скрывая моё нагое тело за матовой поверхностью стекла. Я оборачиваюсь к висящему на стене зеркалу и замираю от увиденного. Растрёпанные при переодевании волосы открыли тёмное, засохшее, постепенно покрывающееся гноем отверстие от недавно «убившей» меня пули. Так же, под нижним ребром зияет большая рана, по всей видимости оставленная кинжалом или другим холодны оружием. Странно, но она выглядит опрятней, нежели рана во лбу. С чётко читающимся шоком на лице я провожу пальцами по увечьям, не чувствуя никакой боли. Правая рука скользит по затылку, ища в спутанных волосах выходное отверстие. Оно нашлось буквально через секунду: попавшийся на подушечки пальцев гной издаёт противный чавкающий звук. Ноги будто окаменели, не давая сойти с места, но моё сильное желание отойти от зеркала помогает: шатаясь, дохожу до ванны. Быстро, чтобы не поскользнуться придерживаясь за края, залезаю в горячую воду. Какая-то часть меня по привычке ждёт прикосновений Себастьяна, но я вовремя прихожу в себя, так как сознательная часть напоминает о жутких повреждениях тела. Подавляя полученный шок, я стараюсь сгруппировать разбежавшиеся мысли. Что это такое? Почему я остался жив здесь после пулевого ранения в голову? Не уж это я живой мертвец в этом мире? Как бы я не начал разлагаться через дня два-три. В дверь постучались. — Кто? — Господин Сирен, — горничная входит в помещение, неуклюже шатаясь, потому что её очки запотели от пара, — граф уже отошёл ко сну. Вам помочь чем-нибудь? Хорошо, что её зрение ещё хуже из-за запотевших линз, и она не видит раны во лбу. Но я всё равно чуть сползаю в воду и неразборчиво отвечаю: — Принеси в мою комнату холодной воды, пожалуйста. Я уже заканчиваю. Кивнув, она выходит из ванной. Буквально через секунды вылезаю из тёплой жидкости, не почувствовав обычно набегающего холода. Одевшись так же быстро в ночную сорочку, покидаю комнату, оставляя заботу о ванне Мейлин. За окнами уже стемнело, и от света огоньков свечей почти не было толку. Луну закрывают тучи, она не может своим мёрклым лучиком озарить мрачный коридор. Мои знания особняка помогают мне не наткнуться на какой-нибудь комод или лавочку. Но даже ориентируясь по памяти, зная каждый свой шаг, я ощущаю негодование. Головная боль разгорающейся лучинкой нарастает, сбивает с толку. На стенах всё те же портреты — смотрят, их глаза будто поворачиваются все разом в мою сторону. Комната за углом, за поворотом. Пошатнувшись, еле успеваю ухватиться за этот самый угол, продолжаю идти. Дверь. Спальня встречать пугающей тишиной, проникающей в тело через уши и приоткрытый рот, заполняет всё внутри. На замену пустому пространству появляется раздражающий писк. С каждым шагом к кровати он увеличивается, усиливается, будто ускоряется. Схватившись за голову, зажмуривши глаза, не в силах больше терпеть этот звук, камнем падаю на матрац. Мечусь по белым простыням из стороны в сторону, в безмолвном крике открывая рот. Прекратилось. Резко. Вместо писка другой звук: громкий, тяжёлый, знакомый. Портьера. Открываю глаза, тут же зажмурив их от яркого солнца. Закрой. Закрой занавеской солнце, Себастьян. Он поворачивается ко мне со своей привычной улыбкой. Чувствуя его взгляд, поворачиваю голову к нему лицом. — Доброе утро, господин, — демон видит в моих глазах что-то, что ему непонятно, поэтому его радужка озаряется алым пламенем. — Милорд, с Вами всё в порядке? — он не смог узнать, что же такое плещется в синеве моих омутов. Я сам не знаю. Я лишь радуюсь отсутствию раздражающего звука, что сменился утренней тишиной. — Да, всё хорошо. Лгу. Прямо в глаза и без зазрения совести. — Если Вам нездоровится, я могу взять бумажную работу на себя, а Вы отдохнёте за чтением, — он подходит ближе и прикасается ладонью к моему лбу. — До пятницы нам не нужно выезжать в город. Удовлетворившись полученным от обыденной проверки температуры результатом, дворецкий подаёт мне чай. Сознание медленно возвращается к обыденному состоянию, больше никакие смутные мысли не лезут в голову. Это пугает меня: все эти резкий переходы ото сна в реальность и наоборот; происходящее во сне — всё это слишком странно, неожиданно, таинственно. Непонятно. Именно это пугает — неизвестность, чуждость. — По правде, я действительно чувствую негодование в последние дни. Его взор с упрёком и недоверием впивается в моё лицо, будто говоря «Я-это-заметил». Его явно настораживает непонимание ситуации. Бесит невозможность защитить меня от того, чего не знаешь и не ведаешь. Шаткое положение сохранения драгоценной души. Не бойся. Я постараюсь остаться в живых и «там» и здесь.