#OfficiallyOurGirl

      Телефон начинает надоедливо дребезжать в три часа ночи. Эмма глухо стонет в подушку, приоткрывает один глаз, и руку из-под одеяла вытягивает нехотя. Стоун щурится, вглядываясь в мерцающий экран. Телефон вибрирует, буквы скачут, настроение понижается стремительно и неизбежно. Рингтон оперативно оповещает о личности звонившего.       И, пускай Джин звонит не так уж и часто, будь неладен его забитый под завязку график работы, такие вот предутренние звонки становятся неприятной закономерностью.       Каким бы популярным Сокджин не был, он всё равно продолжает забывать про разницу во времени.       — Привет, Эмма, — тянет ласково в трубку, и от хрипотцы в его голосе, она почти готова простить айдолу его невнимательность. Но Эмма не была бы Эммой, если бы после нескольких коротких выдохов не поинтересовалась прямо:       — Джини, солнце, ты на часы смотрел?       — М-м-м, нет. Снова рано? Прости, — корейские восемь утра Эмма встречает уже в постели, что уж говорить о том, где сейчас находятся стрелки. — У нас перерыв, а потом снова тренировка. Я решил позвонить... Айгу, Чимин, отойди.       — Привет, Эмма! — кричит в трубку вокалист, оглушая и Кима и Стоун разом. Остальных не слышно, и, честно говоря, слава богу. Девушка едва соображает после сна, недавно прошедшее звёздное мероприятие заставило её корпеть над сценариев несколько ночей подряд. Неудивительно, что сейчас мозги вместе с глазами слипаются, едва выходит и два слова связать. Но она заставляет себя выдавить несколько слов, интересуясь самочувствием своего парня.       Последний звонок был неделю назад, и в отличие от относительно неспешного времяпровождения Эммы, жизнь Сокджина пестра на события, успевай запоминать и фиксировать. Успевай вместе с ним проживать и выслушивать. И если в начале их отношений это было что-то новое и необычное, присущее миру Ким Сокджина, но никак не миру Эммы Стоун, то сейчас… Эмме стыдно очень, но она засыпает буквально на середине разговора, и в себя прийти тяжело.       Сокджин мнётся, сдаваясь.       — Перерыв закончился, мне пора.       — Угу.       Эмма кидает телефон под подушку и закрывает глаза. Будильник будит её спустя несколько часов, когда как у Сокджина время близится к вечеру, и он боится звонить, зная, что уже прокололся сегодня.       Утро встречает её хмурым взглядом с подтёкшей тушью в уголках глаз. Эмма покачивается из стороны в сторону, паззл не складывается, а картинка не становится цельной. Она не помнит, о чём они говорили, но совесть гложет, пускай, в случившемся и нет её вины. Стоун слишком хорошо знает своего парня, сейчас он изводит себя, отвлекаясь от своей основной работы — музыкальной карьеры.       Эмма не должна стоит подобных жертв, но она стоит.       В следующий раз Сокджин звонит, когда Эмма вместе с подругой решает устроить киномарафон по фильмам Марвел, обложившись чипсами и газировкой. Наблюдая за тем, как она, то и дело поглядывает на часы, и телефон проверяет, можно легко догадаться, что и в этот раз её суженый-ряженый, звёздами напророченный, не смог согласовать свой график и оставил девушку в ожидании то ли звонка, то ли чуда.       Эмма грустить не намерена, у Сокджина съёмки в каком-то популярном шоу, он, понятно дело, на огонёк не заглянет, дело привычное, а значит и подруге она грустить не даст. Только вот беда, та хоть и настраивается всячески, всё равно место не может себе отыскать.       — Так почему Джонни опять не смог прийти? — Стоун щёлкает пультом, увеличивая громкость.       Подруга не спешит с ответом, а Эмма не настаивает. Если захочет, та сама ей расскажет всё. Не проходит и получаса, как она сопит обиженно в услужливо подставленное плечо.       — Он уезжает завтра в Лондон.       — Туда ему скатертью дорога, — заявляет Стоун, потягивая газировку через трубочку.       Не чёрствая она, нет, и не злая, просто обижена очень на подругу за то, что она своего бывшего, Кэмерона, так быстро отпустила. Такие страсти бушевали в своё время, запасайтесь платочками и антидепрессантами, а потом всё разом стихло, словно и не было получасовых скандалов под дверью и стойкой оборонительной позиции в лице не выспавшейся Эммы, которую будил не Сокджин со своими звонками, а эти два недоделанных любовника. Если они не хотят спать, это не значит, что этого не хотят другие.       И мольбы Стоун к сожалению или к счастью были услышаны. Монахен свалил в другой город, прихватив с собой несколько совместных фотографий, то ли на память, то ли с намерением их публично сжечь, а сам процесс выложить в Инстаграм. Подруга, погоревав, улеглась к Стоун под бок, а потом на горизонте нарисовался некий Джонни, который и вроде бы молодец — сделал Эмму вновь хозяйкой своей квартиры, но что-то в нём девушку настораживало.       — Ты слишком себя накручиваешь, дорогая, — Сокджин задумчиво перебирает по струнам гитары дрожащими от усталости пальцами. Эмме не обязательно быть рядом, чтобы знать насколько сильно у него покраснели глаза, и спину свело от напряжения. По тону и так всё ясно. Ещё одна доза кофеина и несколько часов трудолюбивого корпения над тетрадками обеспечена.       — Думаешь?       — Я уверен, Анастейша и сама способна определиться, кто ей нравится и что ей со своими чувствами делать.       — Я бы не доверила ей выбирать и между двумя брендовыми сумочками.       — Ну, я бы и сам себе подобного не доверил.       Неудивительно, что подруга за Джонни так держится, тот увёз её на море в прошлом году, зализывать раны, позволив Эмме немного личного пространства.       — А ты меня на море повезёшь?       — Ну, конечно, моя дорогая, — смеётся устало, тысячу поцелуев шлёт и тихое признание в любви в строчках своей новой песни. И это прекраснее любого путешествия к центру мира.       — Ну, Эмма-а-а. А вдруг мы расстанемся? — хнычет Анастейша и смотрит жалобно-жалобно. Ну, куда деваться-то?       Стоун задумчиво вертит горстку сырных шариков в руке, прежде чем отправить их себе в рот. Хрустит и жмурится от удовольствия.       — Ну, мы с Джини не расстались же.       Анастейша носом шмыгает и улыбается одними уголками губ. Ей порой совсем не хватает уверенности чувства свои выразить напрямик. Она жмётся к подруге, всеми конечностями её обхватив для надёжности. И тихо так, спокойно, до первого телефонного звонка в эту ночь.       — Лёгок на помине.       Подруга терпеливо окончания разговора дожидается, попутно съедая половину стратегических запасов.       — Руки убе-е-е-ери, нет-нет, Джин, малыш, это я не тебе, что ты, — бьёт Анастейшу по рукам попутно, но той хоть бы хны, легко может отползти под стол вместе с тарелкой. Стоун провожает её грозным взглядом, но разговор прервать — кощунство.       Видеозвонок Эмма принимает, когда часы показывают три дня, не раньше, не позже. Удивлённо голову вскидывает, щурится, на часы косится. И, правда, вдруг уснула и на самом деле уже ночь глубокая.       Но, нет, всё спокойно и день только-только перевалил за половину. Но это то в Америке, а как в Корее обстоят дела?       Эмма усаживается на диван, ноутбук придвигает ближе. Брови сводит к переносице, выглядит сурово, готовая сорваться вот-вот в аэропорт, защищать честь своей любимой булочки с корицей. И его рыжеволосого ангела.       — Что, снова поругались с Юнги?       Пак улыбается уголками губ, камера изображение на пиксели дробит. Чимин бледен и худ, Чимин сам на себя не похож. Напуган, смущён и вот-вот сорваться готов.       — Прости, не хочу тебя загружать. Ты хотела с хёном поговорить, а я…       — Всё хорошо, Чимини-оппа, я давно не слышала твой голос, поговори со мной…       Эмма не кривит сердцем и не притворяется. Лучезарная булочка Пак Чимин всегда радовал девушку и воодушевлял, оставаясь ласковым и добрым, несмотря на все трудности, которые выпадали на его долю. И Стоун пыталась всячески его поддержать, как могла, как умела, но догадаться несложно, что её слов недостаточно. Да, даже, если она к нему на порог заявится, толку-то?       Чимин упрямец, каких поискать, и не какие разговоры нравоучительные на него не действуют. Эмма волнуется и переживает очень, и поэтому, не имея возможности Юнги достать, и всыпать ему по первое число, она упрямо на мозг капает главной мамочке группы. Тот устало сопит, все они трудятся не покладая сил, угукает в трубку и пообещает с Чимином поговорить. Или с Юнги. Или с ними обоими. Кто же знал, что момент для беседы лидер подберёт самый неподходящий.       — Больше никогда не проси меня об этом, слышишь? — возмущению и стыду предела нет, Сокджин прячет лицо в ладонях, а Эмма хохочет, грозясь весь дом разбудить, и даже подругу, что живёт на соседней улице.       Кофе норовит убежать, заливая плиту и Стоун чертыхается, и торопливо убавляет газ. С самого утра она сама не своя, и догадаться труда не составит что или кто стал тому виной.       Уже какую неделю от Сокджина ни привета, ни ответа. Эмма без устали мониторит все новостные порталы, но везде тихо, фанаты не возмущаются, скандалов не намечается, а концерты идут своим чередом, согласно графику. Так что же случилось?       — Ты слишком накручиваешь себя. Я уверена у него просто времени нет. На вот съешь конфетку и успокойся.       — Да не нужна мне твоя конфетка. Ну почему он не звони-и-и-ит? — и воет жалобно. Теперь очередь Анастейши подругу успокаивать.       Эмма уже готова названивать Чимину, чтобы узнать хоть что-то, но Сокджин первый подаёт сигнал. Сообщениями в чате. Извинился, сказал были дела, как это у них, у звёзд, бывает, и всё. Звонит не захотел.       — Да ты просто цветёшь и пахнешь, — заявляет Анастейша, встречая подругу на первой паре и весело жуя протеиновый батончик.       Стоун игнорирует её приподнятое настроение, плюхается рядом на стул и резко дёргает молнию на сумке. У Эммы круги под глазами такие, что не одна тоналка не скроет. Подруга гладит её по голове, уворачивается от удара, и как ни в чём не бывало интересуется, словно ей жизнь не дорога:       — Во сколько в этот раз звонил?       В том то и дело, что и не звонил вовсе. Только пишет вот так, сухо и почти по делу. Телефон мигает, оповещая о входящем сообщении.       «Ты не спишь?»       — Какой спишь, восемь утра уже, — подруга заглядывает в переписку, быстро жуя и почти не чавкая.       Эмма сверлит недовольным взглядом сначала телефон, затем подругу, и оба они остаются живы и здоровы, и совсем не хотят раскаиваться в содеянном. Наоборот, один безустанно принимает сигналы с опозданием на тринадцать часов, другая же на нервы капает с той же периодичностью. И никуда от них не денешься, и не спрячешься, и голову в песок не засунешь, от греха подальше, а то найдут ведь везде, из-под земли достанут, с неба снимут, луне подобно.       «Всё хорошо?»       — Слушай, а как волнуется. Вы с ним поругались?       — Да нет, — Эмма отмахивается, перебирая вещи в сумке в поиске бутылки с водой. Голова гудит, вставать к первой паре становится всё сложнее и сложнее. Сокджин же, словно чувствуя, что палку перегибать не стоит, перестал быть настойчивым и первым не звонит больше.       Однако, странно. Однако, обидно. И Эмма уже готова забрать все свои слова назад, извиниться первой и вообще больше никогда не возникать по поводу и без. Потому что отсутствие Сокджина ощущается, да так, что самообладание по швам трещит, грозясь свалить карточный домик Эммы, обращая его в труху.       Стоун так много нужно ему рассказать. Мысли роются в голове, наседая одна на другую, не давая из себя и сносного предложения выдавить. Ей тяжело даже дышать, осознавая, что она так опрометчиво могла Сокджина потерять.       Она звонит первой, потому что нет больше сил терпеть, нет больше сил сопротивляться зову сердца своего.       — Я скучал.       — Я тоже.