Данькино счастье

Данька притаился на крыше сараюшки. Спрятался за ветками вишни и сквозь листву наблюдал. Ничего не происходило. Куры под бдительным оком петуха купались в пыли и выискивали, чего бы склевать. Дядь Васины Кузя и Цыган куда-то бежали неспешной рысью. Охотничьи собаки! Данька фыркнул – если высоколапый и поджарый Цыган еще хоть как-то тянул на этот статус, то круглый бочонок Кузя на кривых лапках вызывал только смех. А ведь братья. Кто бы знал, что вырастет. Солнце шпарило немилосердно. Крыша сарая раскалилась и исходила тяжелым битумным духом. Данька зажмурился, вздохнул – скука! Домой пойти нельзя, мать снова бухала, и попадаться ей на глаза не стоило. Во хмелю рука тяжелая, а придирки дурацкие. До вечера долго еще, заняться нечем. Живот подвело, но чувство было привычным и не беспокоило, он сорвал несколько ягод, до которых смог дотянуться. Кислятина! Данька совсем было собрался спрыгнуть с крыши и спросить у тетки Марины, не надо ли чем помочь, та всегда потом звала пить чай, как увидел ее саму, радостно улыбающуюся какому-то городскому хлыщу. Хлыщ был высок, строен, нарядно одет и рядом с дородной и низенькой Мариной смотрелся нелепо. – Игоряша! Данька сплюнул – слюна по дуге упала на жухлую траву перед сараюшкой – и спрыгнул вниз. Вот какие же все бабы дуры! Сама деревня деревней, а все туда же, городскому пижону на шею вешается. Чего он в ней нашел? И зачем приперся? Такие по курортам разъезжают в компании таких же городских фиф. Данька еще раз посмотрел на Маринкиного хахаля, цыкнул сквозь зубы себе под ноги, выражая степень презрения, и свободной походкой пошел прочь. Утром, проснувшись на сеновале и выбрав из волос сухие травины, он вспомнил про давешнего хмыря. Сегодня, как и вчера, заняться было нечем, и идея пойти посмотреть чем занимается Игоряша (тут Данька усмехнулся нелепой слащавости) показалась вполне стоящей. Он почесал громко заурчавшее пузо, потянулся до хруста в костях и пошел для начала искать, чего бы сожрать. С таким громкоговорителем в засаде не посидишь! Соседская пеструшка очень удачно облюбовала лопухи у забора для кладки яиц, и Данька собрал богатый урожай, аж десяток. Пожарил себе яичницу, принес болящей после вчерашнего матери ковшик воды для поправки здоровья и свалил как можно быстрее. После запоя мать была слезлива и криклива. Ни того, ни другого Данька на дух не переносил и сбегал при первой возможности. Еще бы деньжат накопить и свалить в город, хоть не в институт, хоть в колледж поступить или в путягу. Тоже хорошо. Выучиться на помощника машиниста, например, и кататься по железке, мир на халяву посмотреть. Здорово! Только без денег в городе делать нечего. Данька хоть и скопил с трудом полтыщи рублей и трясся над ними, как Кащей над златом, но понимал, что то копейки. Он ждал, когда Матрена с фермы пойдет на пенсию, чтобы занять ее место. Оставалось чуть больше месяца, а потом уж будет нормальная зарплата, которую откладывать можно. Ничего, годик поработает, а потом город. Не страшно, дурацкие эти бумажки ЕГЭ еще будут действовать. Армия ему не грозила. Отмазываться Данька и не пытался, военкомат сам решил, что такой защитничек им не сдался. Говорили про здоровье, но он не слушал. Не берут, и хорошо, а болеть у него ничего не болело. Данька привычно влез на сараюшку. Солнце еще не нагрело крышу до нестерпимого жара, разросшаяся старая вишня заслоняла пока ее от горячих лучей, и он привычно устроился на животе, подложил руки под подбородок и лениво оглядывал окрестности, кося глазом на двор тетки Марины. Сначала ничего интересного не происходило. Даже неугомонные Цыган и Кузя, вечно рыскающие по деревне в поисках чего бы сожрать и выпрашивающие хоть кусочек хлеба у каждого дома, не попадались на глаза. Если поджарого Цыгана еще можно было хоть как-то принять за недокормленного пса, то его братца никогда. Но упитанный и ленивый Кузя, виртуозно принимавший вид несчастной и очень, очень голодной собаки, вызывал смех и собирал в результате гораздо больше вкусностей, чем честные и умные глаза Цыгана. Хлопнула калитка, звякнув щеколдой. Данька, уже почти задремавший от сытости и ленивой неги, повернул голову на звук. Давешний хлыщ в одних плавках неприличного оранжевого цвета шел босиком по тропинке к огороду в усадьбе. Атласно блестящая ткань обтягивала круглую задницу, почти не скрывая разделяющую ее ложбинку. Даже отсюда Данька видел, как играли мускулы под тонкой тканью. Он сглотнул и порадовался, что городской хлыщ уже не виден, скрылся за углом дома. Лежать вдруг стало неудобно. Данька недовольно перевернулся, гадая, с чего бы такая реакция на мужскую задницу, но потом понял: давно не дрочил, раз так, то будет стоять на что угодно. Тем более оранжевые трусы навевали ассоциации скорее с девушками, чем представлялись на мужике. Нормальный же человек такое не наденет, хотя кто этих пижонов разберет: нормальный он или как. Данька бесшумно приземлился на подвыгоревшую за половину лета траву и почти бегом направился в сторону дома. Можно, конечно, было свернуть в заросли возле чьего-то забора, но это казалось неправильным. Пришлось бы быть постоянно начеку, опасаясь и случайных прохожих, и до жути любопытных Цыгана и Кузю. Он быстро прошмыгнул через сени в клеть. Матери ни видно, ни слышно не было, видать, страдала после вчерашнего еще сильно. Данька тихонько притворил за собой дверь, задвинул щеколду и только тогда выдохнул свободно. Старенький топчан тихонько скрипнул пружинами, принимая на себя тяжесть Данькиного тела. Он запустил руку под резинку стареньких шортов и для пробы провел по стволу снизу вверх. Тело с готовностью отозвалось, но перед глазами упорно стояла обтянутая яркими плавками задница городского пижона. Так и получилось, что дрочил Данька на этого самого Игоряшу. И кроме как полным абзацем ситуацию назвать никак не мог, потому что, привыкнув считать себя просто очень взыскательным парнем и надеясь когда-нибудь встретить в городе девушку по душе, оказался не готов к такому повороту событий. Игоряша! Чтоб его! Данька отдышался, вытер испачканную остро пахнущей жидкостью руку о покрывало и задумался. Чертова задница не выходила из головы. И что самое скверное: к ней добавился вид чуть тронутой загаром кожи, мускулистые стройные ноги, кажется, даже без признаков растительности. Данька почувствовал, что возбуждается вновь… На знакомой до последнего гвоздика крыше было жарко. Солнце перевалило зенит и шпарило с другой стороны, но Даньку это не волновало. Смуглая от природы кожа не сгорала, просто становилась темнее, приобретала стойкий шоколадный оттенок, сходивший разве что к зиме. Лежать было скучно. Тетка Марина, наверное, была на ферме, пижон скорее всего прятался в избе. Правда, чем он мог там заниматься, Данька никак не мог себе представить. На ум приходил разве что сон. Воображение услужливо нарисовало пяток пуховых перин, на которых в красных трусах возлежал Игоряша. Данька фыркнул: в такую жару, да на перинах! И тут же мстительно подумал, что пусть помучается, так ему и надо! На пыльной дороге появилась тетка Марина. Данька лениво смотрел, как она приближается, смешно переваливаясь с боку на бок, как вытирает тыльной стороной ладони пот со лба, откидывая влажные пряди, как хлопает калиткой и скрывается потом за входной дверью. На улице снова стало не на что смотреть, и Данька прикрыл глаза. Скучно! – Марин, ну что ты, не надо! – Игорь, ну что ты в самом деле! Чего не надо-то. Тут он, рядышком. Любит на сарае лежать. Данька! – закричала тетка Марина. – Поди сюда! Он хотел было затаиться, но подумал, что глупо – с дороги его было видно. Пришлось слезать и плестись, гадая, чего от него вдруг понадобилось. А вдруг Игоряше не понравилось, что он тут за ним следит? – Дань, слушай-ка, тебе же все равно делать нечего, своди моего брата завтра на речку. Может, и порыбалите заодно, я бы к вечеру ушицу сварила. А, Дань? – Брата? – Данька растерялся. – Как брата? – как это у простой деревенской бабы может оказаться в братьях такой хлыщ? – Дань, я же в деревню переехала, когда мне уже двадцать семь стукнуло. Бабушка Аграфена умерла, дом остался, ну я и решила сюда перебраться. А Игорь так и живет в городе. Данька внимательно посмотрел на брата тетки Марины: сходства не прибавилось. Ну, разве что глаза похожи. У обоих светло-голубые, обычные в общем глаза. – Ну что, проводишь? – поторопила она Даньку, тот кивнул. – Только пусть оденется нормально. И сапоги резиновые… – Справим! У меня в ларе пар шесть разных валяется, подберем. – Хорошо, – Данька пусть и с сомнением, но согласился. – Я тогда часа в четыре зайду. Уже светло будет, и пойдем по холодку. – Договорились, – против ожидания Игорь не стал возражать или возмущаться, – я буду готов. – Тогда пойдемте пить чай! – тетка Марина радовалась удачному решению вопроса как маленькая, только что в ладоши не хлопала и не подпрыгивала на месте. Данька улыбнулся, но отказался: – Мне еще червей копать, да снасти готовить. – Да что там готовить! Успеется! Пошли, говорю, – и она за руку потащила растерявшегося от такого напора Даньку внутрь. Упираться или вырываться было бы уже совсем по-детски, и он смирился, но сидел за столом как на иголках, с немым удивлением слушая, как подкалывают друг друга брат с сестрой, рассказывают о детских проделках. – Ты не смотри, что Марина на пятнадцать лет меня старше, – сказал едва успевший отсмеяться Игорь, – родители думали, что она взрослый и ответственный человек, и без опаски оставляли меня с ней. И никто не догадывался, какая оторва она была лет до двадцати пяти. – Двадцати трех! – строго поправила тетка Марина. – Я очень хорошо запомнила этот момент. Мне нужно было на почту зайти, а обходить далеко. По прямой близко, но два забора. Вот лезу я через один из них, а мимо такой мужчина солидный идет, и лицо у него такое ошарашенное сделалось, что я впервые задумалась, что, наверное, я делаю что-то не то. Данька смотрел, как смеется Игорь. Запрокидывает голову, прищуривает глаза, как лучики морщинок разбегаются от глаз к вискам и возле рта образуются ямочки. Не те ямочки, которые бывают у очень молодых людей, а ямочки-морщинки более возрастные, но от этого привлекающие внимание не меньше. Сердце сладко замирало, и Данька с трудом отвел взгляд. Первая влюбленность лишала самоконтроля, проникала в кровь сладкой отравой, заставляла принимать глупые решения. Знал Данька, знал, что не надо идти на речку, не нужна ни рыба эта, ни возможность поглазеть на объект внезапной страсти, потому что потом будет хуже. Знал и не мог отказаться, хотя даже сейчас опасался, что не совладает с собой и как-то выдаст интерес. Настроение, еще секунду назад зашкаливающее все возможные отметки на верхнем уровне, стремительно скатилось вниз: – Пойду я, – буркнул он, – мне еще снасти готовить. – До завтра, – попрощался Игорь, и Даньке показалось, что посмотрел на него несколько озадаченно. Дома матери не было. Данька привычно сделал все по хозяйству и занялся снастями. Накопал червей, припрятал в прохладном месте, насыпав в банку влажной земли с огорода, проверил старую раздвижную удочку, невесть от кого доставшуюся в наследство. Второй не было, но он не считал это проблемой, всегда можно пройтись с бредешком, коли клева не будет. Вставая поутру с первыми петухами, Данька был уверен, что Игорь проспит. Топая в сторону дома тетки Марины, он думал, как долго будет стучать в запертые на все засовы двери, и как долго придется ждать завершения сборов. По всему выходило, что часом хорошо если обойдется. А через час уже и солнце поднимется над горизонтом, и на реке в самую жару придется быть. Самим-то наплевать, а вот рыба днем клевать не будет. Игорь неожиданно нашелся на лавочке у забора. Сидел, привалившись к хлипкому штакетнику, одетый в брезентовую ветровку, и обнимал защитного цвета вещмешок. Данька замер на подходе, пораженный картиной – Игорь выглядел таким открытым и простым, своим в доску парнем, что в голове не укладывалось. – Привет, – он все-таки услышал шаги и вскинул голову, – идем? Данька лишь кивнул в ответ, боясь, что голос откажет в самый ответственный момент и он пустит петуха. Такого позора он бы не пережил. Дорога до реки была долгой. Пять с лишним километров через лес, заливные луга и под конец болото. В зависимости от лета, тропка через него могла быть просто чуть влажной стежкой или топкой канавой, где ноги проваливались в вязкую жижу почти по колено. Они шли сначала молча, потом Игорь, по всей видимости испытывающий дискомфорт от тишины, начал задавать вопросы. Данька сначала отвечал отрывисто и односложно, но потом втянулся, расслабился и стал вполне уверенно участвовать в беседе. Зачем-то рассказал, что на реку один ходить не любит – далеко, что купаться в деревне негде – единственный пригодный для этого пруд зарос камышами и заилился, чистить некому. И нет, на берегу речки полежать и позагорать не получится, густые заросли тростника не дадут. – Жаль, – только и сказал Игорь перед тем, как остановиться как вкопанный на выходе из леса. – Красота какая, – произнес он внезапно севшим голосом. Данька посмотрел на расстилающийся впереди луг, заросший таволгой, мятликом и манжеткой. Слоистый туман, подсвеченный золотистым восходящим солнцем, таинственно мерцал, создавая совершено сказочную атмосферу. Проснувшиеся птицы радостным гомоном нарушали звенящую тишину и привносили нотку реальности в окружающий мир. Данька посмотрел еще раз на Игоря, собираясь поторопить – виденная много раз картина уже не вызывала такого трепета, как у непривычного к лесным рассветам горожанина – и не смог произнести ни звука. Не смог помешать Игорю любоваться открывшейся картиной. Данька просто сделал пару шагов в сторону и присел на ствол поваленного дерева. – Давай чаю попьем? Нам Маринка бутербродов с собой навертела и ватрушек дала. Ты же тоже не успел позавтракать? Еще с полчаса они сидели и уплетали вкусные пирожки тетки Марины и запивали тепловатым чаем из двухлитровой бутылки. За это время солнце поднялось повыше, туман почти рассеялся, и луг потерял большую часть очарования. Благодаря сухому лету, у реки в этом году был даже берег, то есть не пришлось стоять чуть ли не по пояс в воде. Они даже с комфортом расположились на соседних кочках, и Игорь с восторгом выловил несколько рыбешек. Солнце поднималось все выше. Пришлось снимать ветровки, и Данька из всех сил пытался смотреть куда угодно, только не на поджарого, без грамма лишнего жира Игоря. Ходячее искушение, как мысленно окрестил его Данька и тихо радовался, что футболка на три размера больше нужного хорошо скрывает вполне конкретную реакцию на близость Игоря. Они о чем-то говорили, вернее, это Игорь все время болтал, а Данька все больше молчал и отделывался односложными ответами. Потом солнце поднялось еще выше, и рыба перестала клевать. Пришлось раздеваться и лезть с бредешком в воду. Прозрачная вода ничего бы и не смогла скрыть, оставалось надеяться, что Игорь ничего не заметит. Данька стеснялся своего нескладного тела, ношеных простых хлопковых трусов и своей реакции. От этого становился еще более молчаливым и неловким. Игорь как будто ничего не замечал и как назло, как будто издеваясь, спросил разрешения и снял свои пижонские плавки. Как будто ему и в голову не приходило стесняться почти незнакомого парня. Интересно, в городах все такие раскрепощенные? – И чего ты свои-то не снял, – попенял еще, – охота в мокрых трусах домой топать. Данька набычился и промолчал на явную провокацию: не готов он был демонстрировать гордый стояк, не готов! В воде хлопок немного растянулся и все-таки худо-бедно скрывал Данькино состояние. Они сложили рыбу в полиэтиленовый пакет, который прихватил с собой из дома Данька, допили чай и доели бутерброды. – Сейчас бы поспать, – Игорь потянулся, выгибаясь всем телом. Хорошо хоть плавки уже были на нем. – Домой надо топать, – буркнул Данька, натягивая джинсы, на которых тут же проступило влажное пятно, – рыба стухнет. Обратный путь показался гораздо длиннее. Освещенные ярким полуденным солнцем, ни луг, ни лес не казались такими сказочными, как на рассвете. Говорить от усталости уже не хотелось, и, дойдя до деревни, они разошлись каждый до своей хаты с тем, чтобы отдохнуть. Бессонная ночь и долгая дорога вымотала обоих. Свою часть улова Данька засунул в морозилку, надеясь, что у непутевой мамаши все же найдется когда-нибудь время, чтобы приготовить ее. Он бы и сам попробовал, но единственный раз, когда он пытался это сделать, вышла такая гадость, что было обидно до слез. Данька продрых до самого вечера. Проснулся часов в десять, вспомнил, что не полил огород, и, пользуясь тем, что еще светло, кинулся исправлять оплошность. Морковка и огурцы без воды не вырастут, а зимой еще десять раз вспомнишь свою лень и помянешь недобрым словом. Когда закончил с огородом, уже почти совсем стемнело. На глубоко синем небе появились серебристые точки загорающихся звезд. Выспавшийся Данька задумался, чем теперь заняться, и ноги сами понесли к ставшему почти родному сарайчику. Он привычно подтянулся и закинул свое тело на крышу. – Ой! – Данька не ожидал наткнуться на своем месте на чье-то постороннее тело и хотел уже свалить куда подальше, как Игорь схватил его за руку и остановил: – Ты куда? Ложись, крыша большая, поместимся. Даньке деваться было некуда – не вырываться же, лег на спину и уставился в совсем уже темное небо. – А Луны нету, – зачем-то сказал Игорь. – Угу, – согласился Данька, остро ощущая тепло чужого тела рядом. Оно рождало внутри томление и вызывало ставший уже привычным стояк. – Зато звезды лучше видно. В городе их совсем не разглядишь, а здесь как будто протяни руку и достанешь. Даньке показалось, что Игорь, пошевелившись, придвинулся ближе, задел обнаженное предплечье, отчего в руку вонзились как будто тысячи иголок, и он попытался отодвинуться. – Упадешь, – Игорь обнял его поперек груди, удерживая. Сердце билось как сумасшедшее. Данька был уверен, что оно как испуганный заяц сейчас выскочит изнутри и махнет, сверкая пятками, в сторону леса. Воздуха не хватало, и он стал жадно хватать его открытым ртом. – Что с тобой? – обеспокоенно спросил Игорь и низко наклонился над его лицом, пытаясь в темноте разглядеть хоть что-то. Даньку опалило чужим дыханием. Почти не соображая, что делает, он потянулся своими пересохшими губами к губам Игоря. Поцелуй оказался на диво хорош. От него отключались мозги, и острые импульсы удовольствия веером расходились внутри, заставляя стонать и подаваться вперед в попытке прижаться теснее. Данька не заметил, как чужая рука пробралась под резинку трусов, поглаживая напряженный член. – И-игорь! Голос тетки Марины резанул по ушам и натянутым нервам. Данька отпрянул, с ужасом поняв, чем только что занимался и чем все вот-вот могло закончиться и что он был бы совсем не против… Спрыгнув с крыши, он понесся домой, не разбирая дороги, и, влетев в свой огород, долго и шумно плескал на себя воду из бочки, стараясь прийти в себя. Заснуть этой ночью ему так и не удалось. Утром он был зол и даже рявкнул на мать, отчего она сразу притихла и быстро ушла на работу. Впереди предстоял длинный-предлинный день, заняться в который кроме огорода было совершенно нечем. Можно было бы сходить в лес, набрать грибов или ягод, но по жаре уже смысла не было, а раньше не сообразил. Данька со злости пнул калитку, ведущую в огород, и занялся прополкой – все польза. – Дань, – знакомый голос заставил оторваться от выдергивания сорняков. Игорь стоял у бочки и смотрел на него. – Дань, – повторил он. Данька разогнулся, но не сдвинулся с места. Ноги не слушались, в голове шумела кровь, и в целом он вообще не представлял, как себя вести и что делать. Игорь сам подошел ближе, остановился на расстоянии вытянутой руки и сказал: – Я уезжаю сегодня. Данька ощутил, как земля уходит из-под ног, и просто чудом не упал. Закусил губу и наклонил голову, избегая смотреть на Игоря и упорно разглядывая сложенные кучкой доски, которыми прижимали обычно пленку на огурцах, когда по ночам бывало холодно. Сердце билось редкими болезненными толчками, и сказать Игорю, чтобы убирался и не мешал работать, просто не было сил. – Дань, – теплая рука коснулась предплечья, разрушая возводимые барьеры, – Дань, мне правда надо ехать, не могу задержаться, – говорил Игорь, оправдываясь, но на самом деле делая еще больнее. Данька молчал. Думать и говорить сейчас он не мог. Ему просто нужно было побыть одному, а для этого только подождать, когда уйдет незваный гость. – Поедешь со мной? – пальцы Игоря крепко сомкнулись вокруг запястья, почти до боли, и Данька подумал, что ослышался. – Поедешь? – повторил Игорь. Данька едва мог поверить тому, что слышал. Сердце, пропустив, наверное, пару ударов, пустилось отплясывать гопака. Данька вскинул голову, вгляделся в серьезное лицо напротив и ухватился за плечо Игоря, потому что ноги внезапно отказались держать, и едва слышно непослушными губами прошептал: – Да…