О вязании и не только

Ходить после ранения было еще тяжело и больно, ездить верхом тем более, так что Жермон Ариго скучал. Еще немного, как признался он зашедшему навестить ему Ойгену Райнштайнеру, и он будет согласен даже на списки стихов Марио Барботты, которые теньет Жиль Понси регулярно подсовывал в чужие карманы и в пачки штабных документов. Раз какая-то добрая душа посоветовала несчастному любителю поэзии использовать бумагу потоньше и отнести очередную партию в офицерскую уборную, авось там между делом прочитают, но Жиль весьма громко и пространно оскорбился. Другого художественного чтения в расположении талигский войск, увы, не водилось. Вечером Ойген зашел еще раз, держа в руках толстенькую пачку разномастных исписанных листков. - Ойген, я пошутил. Мне еще не настолько скучно! – испугался Жермон. - А это и не Барботта, это – важная работа. Письма, которые нужно прочесть чем скорее тем лучше, чтобы люди не ждали попусту. - Какие люди? - Самые разные. Друг мой, ты же знаешь, что такое перлюстрация писем, и как она важна во время войны. Раненый задумался. Он уже давно не был наивным и восторженным молодым идеалистом, так что сомнения у него вызвал отнюдь не моральный аспект чтения чужих писем. О шпионских хитростях за свою предыдущую военную карьеру генерал Ариго узнал совсем немного. Однако этого немного было достаточно для понимания, что на конверте с тайным донесением вряд ли будет написано «Резиденту кесаря Дриксен в собственные руки. Срочно. Секретно.», и что это донесение не обязательно должно выглядеть как сразу бросающееся в глаза бессмысленное сочетание букв и цифр. Каким же образом опытные чтецы догадываются, что в невиннейшем на вид сообщении о болезни бабушки Фредерики содержится информация, к примеру, о численности гарнизона, он понятия не имел, так что его посильная помощь армейской контрразведке могла принести не пользу, а существенный вред. И даже удивительно, что всегда обстоятельный и предусмотрительный Ойген об этом не подумал. В ответ на высказанные сомнения «обстоятельный и предусмотрительный» с мягкой укоризной покачал головой. - Герман, как ты романтичен! Если бы я считал вероятным, что в этой пачке находится настоящее шифрованное донесение настоящего опытного вражеского агента, я бы взялся за нее сам. Тебе же я предлагаю поискать обычные неосторожные строки. Нечто вроде того, что добропорядочная фрау Марта пишет своей любопытной кузине Эприл, сколько солдат останавливались на ночь в их городке, как выглядела их форма, и по какой дороге они ушли на рассвете. - А что потом будет этим Марте и Эприл? – Жермон невольно поморщился и тут же испугался, что Ойген неправильно истолкует его гримасу. Или правильно. Нога, конечно, болит, но ведь себя-то не обманешь… - Если это действительно добропорядочные фрау, то ничего плохого. Абзац письма будет вымаран, а мой сотрудник очень вежливо попросит их больше так не делать. И, конечно, если в каком-нибудь письме тебе что-то покажется странным или неестественным, покажи это место мне. Ойген распрощался до вечера, и Жермон принялся за чтение. Сначала он внимательно всматривался в каждую строчку, пытался проверить, не составляют ли заглавные буквы осмысленный текст. Потом ему пришло в голову, что тайнопись кроется в грамматических ошибках: в неправильно написанных буквах, в тех буквах, которые должны были бы стоять на месте неправильно написанных, просто в количестве ошибок в абзаце. Доконало его слово «исчо». Потратив четверть часа на размышления, считать это за 3 ошибки или за 4, Жермон понял, что этак надо признавать шпионами всех авторов писем поголовно, и перестал выискивать скрытый смысл. Когда его пришел навестить молодой полковник Придд, генерал отчаянно клевал носом над устрашающим 15-страничным описанием вязки свитера, гадая, естественная ли это бергерская дотошность, или все-таки нет. Делать из прочитанного в чужих письмах анекдоты для увеселения товарищей Жермон почел бы за низость, но на этих страницах не было ничего личного. - Это действительно странно, – пожал плечами Валентин, мельком взглянув на описание. – Насколько мне известно, узоры для вязки обычно зарисовывают. Это удобнее, нагляднее и занимает гораздо меньше места. - Может быть, эта фрау плохо рисует? - Предположил Жермон, несколько удивившись познаниям собеседника. - Для этого вовсе не надо уметь рисовать, - возразил Валентин, – каждый вид петли обозначается особым значком, совсем простым: палочка, галочка, крестик, кружочек… Видите ли, в королевском дворце было принято вышивать, а в Васспарде моя мама иногда вязала. Вечерами она уже не очень хорошо видела. Вязать она могла почти вслепую на ощупь, а помочь разобрать схему она иногда просила меня. Валентин взял со стола карандаш, чистый лист бумаги и принялся быстро ставить мелкие значки, поглядывая иногда в толстое письмо. Через несколько строчек он недовольно нахмурился. - Кажется, я помню это гораздо хуже, чем мне казалось. Выходит не узор, а какая-то ерунда. За этим обсуждением их и застал Райнштайнер, пришедший в сопровождении Арно Савиньяка. - О, Вы интересуетесь вязанием, полковник? – правая бровь Ойгена слегка поднялась. Арно захихикал, а тот продолжил: - Я приятно удивлен. Мы, бергеры, считаем вязание достойным и полезным досугом для мужчины. Очень рад узнать, что в Придде тоже соблюдают старые северные традиции. Глядя на растерянного Арно Жермон сам чуть не расхохотался, но дело есть дело. Устраивать пустую потеху из перлюстрации писем неправильно. Он передал письмо Ойгену. - Это действительно очень странное письмо, - произнес Ойген после долгой паузы. - Потому что 15 страниц вместо одного рисунка? - Потому что это неправильно, противоестественно, неупорядочено и некрасиво! И это не похоже на шутку. Я надеялся увидеть в конце приписку: «Прочти, запомни, и никогда не делай так», но она отсутствует. Я покажу вам и удостоверюсь сам, что мои глаза меня не обманывают. Ойген резко развернулся и исчез за дверью. Жермон подумал, что никогда раньше не видел, как Райнштайнер проявляет хотя бы тень волнения, а тут на тебе. Остальные тоже недоуменно переглядывались. Бергер вернулся очень быстро и принес с собой небольшую аккуратную (как и все его вещи) корзиночку. Водрузив ее на стол, он методично раздал всем ее содержимое, не забыв и себя. - Клубок? – удивился Арно. – И две палочки? Мы будем делать игрушечных снеговиков для украшения стола по случаю выздоровления генерала Ариго? - Мы будем учиться вязать. Точнее, полковник Придд, надеюсь, согласится дать вам с Германом начальный урок, а я обязан немедленно проверить свою догадку по поводу этого письма. Щеки Валентина слегка порозовели. - С сожалением должен сознаться, что хотя я и несколько знаком с теорией вязания, практикой я ни разу не занимался. Я только что объяснял генералу Ариго, что в детстве просто помогал матери разбирать схемы. - Что ж. Тогда я сам буду учить вас троих. - А может не надо? – Взмолился Жермон. – Мне правда не настолько скучно, а сейчас в особенности. Прожил же я столько лет без вязания, даже до генерала дослужился… - Надо! – Отрезал Ойген. – А тебе, друг мой, в особенности. Что подумает о тебе невеста с толстыми белыми косами, когда узнает, что ты не умеешь делать то, что умеют делать все бергерские мужчины? А как ты собираешься учить своих сыновей? Неужели твой наследник с гордостью покажет свой первый шарфик не тебе? Жермон покорно вздохнул и взял предложенные ему клубок и спицы. Валентин тоже. Арно неуверенно покосился налево-направо, но раз генерал и полковник согласились, то не след теньенту проявлять характер. Тем более, хотя ему сейчас предстоит валять дурака на глазах у коварного Спрута, но ведь и Спруту предстоит делать то же самое на его, Арно, глазах. И неизвестно еще, кто выйдет из положения достойнее. - Господа, делайте как я, но только нитки отмотайте поменьше. Ойген аккуратно взял в правую руку сложенные вместе спицы, намотал на растопыренные пальцы левой руки нитку и сделал правой хитрый финт. Спицы оказались захлестнуты петлей. Остальные офицеры с грехом пополам повторили, мысленно вопрошая «и все?». - Это был набор первой петли, - важно сказал бергер, - а теперь наденьте нить на пальцы по-другому, вот так, и наберем вторую петлю. В глазах учеников отразился ужас - неужели каждую петлю надо набирать особым способом?! По счастью, особой оказалась только первая, дальше движения повторялись. Ойген для начала порекомендовал им набрать их по 30, а на его спицах за это время появилось гораздо больше. Затем бергер показал им, что делать дальше. Валентин первым добрался до конца ряда, но тут его ждал сюрприз – вязание, оказывается, следовало перевернуть и продолжить в другую сторону, но теперь подцеплять петли другим образом. Как ни странно, оба получившихся ряда выглядели совершенно одинаково. Жермон так задумался над этой загадкой мироздания, что даже забыл возразить, когда ему предложили перевернуть работу еще раз и снова начать сначала, причем уже забытым как страшный сон первым способом. Время шло, вязание медленно росло, исколотые пальцы новичков начинали болеть. Рукоделие вообще оказалось на удивление травмоопасным занятием – оба юных дворянина успели получить по шишке на лбу, когда одновременно наклонились за укатившимися клубками и столкнулись. Учитель же шевелил спицами бодро, как голодный таракан усами. Он то и дело заглядывал в злосчастное письмо, ухитряясь при этом и следить за успехами остальных, и немного развлекать их поучительными разговорами о пользе их теперешнего занятия. Например, что знаменитый Ульрих-Бертольд Катершванц неоднократно публично и весьма громко заявлял, что до сих пор крепко держит в руках оружие только благодаря тому, что все-все-все свои шерстяные чулки связал себе сам. - Он их что, на руках носит? – Не выдержал Арно. – Может все-таки перчатки? - Никогда не произноси при храбрых бергерских воинах это слово! – Опередил Ойгена Жермон. – Назовут глупым изнеженным южанином и засмеют. Бергеры считают, что от перчаток для настоящих мужчин нет никакого проку, они для женщин и южных франтов типа нас с тобой. Когда морозец небольшой, ну, по их меркам небольшой, то можно и так обойтись. А когда наступают настоящие холода, перчатки все равно не спасут, только варежки. Видел особые бергерские варежки, у них отдельно не только большой палец, но и указательный? Арно покачал головой и, хотя на лице Валентина совершенно не было заметно ехидной усмешки, решил дальше молчать. Наконец Ойген расправил свое изрядно выросшее вязание и торжественно изрек: - Я связал целых 30 рядов. Вот, взгляните и убедитесь. Это действительно очень некрасиво. И вправду, произведение Райнштайнера выглядело в некотором роде даже хуже чем их первые неумелые попытки. Оно было каким-то неровным, из выпуклостей и ямок, причем в упорядоченный узор они никак не складывались. Наверное, на строгий бергерский взгляд созерцать такой хаос было совсем неприятно. - Вы вязали петли беспорядочно, то одним, то другим способом – первым догадался Валентин. - Не беспорядочно, а точно как предлагалась в этом письме, полковник. У меня были слабые сомнения – вдруг в этой нелепой мешанине есть некая особая не видимая заранее прелесть – но нет. Вы со мной согласны господа? Господа закивали. - А значит, этот свитер вовсе не свитер. Поздравляю тебя, Герман! А я-то еще обзывал тебя романтиком… Жермон недоуменно захлопал глазами. «Неужели Ойген спятил от переутомления?» А тот невозмутимо продолжал: - Это может быть только зашифрованным посланием! - Как?!!! Теперь уже во взглядах всех трех учеников читалось то же самое, что и у Жермона. «Не пора ли и впрямь вязать, но уже не спицами, а веревкой?» - Элементарно. Двоичный код может принимать любой облик. Белое - черное, пустое - заполненное, крестик - нолик… так почему бы не лицевая - изнаночная? 16 различных знаков для шифра маловато, хоть это и мистическое число, 64 – многовато, скорее всего букву алфавита обозначают каждые 5 петель. Вероятно, есть еще особые знаки для промежутка между словами и обозначающий, что следующий за ним следует читать как цифру, поскольку 32 знаков для алфавита и 10 цифр все-таки недостаточно. Я, пока вязал, попробовал прикинуть самый простой вариант: 4 лицевых и изнаночная обозначают «а», 3 лицевых-изнаночная-лицевая – «б» и так далее, но он не подходит. Так что ближайшие несколько дней мне предстоит очень много работы. Однако не расстраивайтесь, сегодня вы узнали вполне достаточно, чтобы продолжить занятия вязанием самостоятельно. Потренеруйтесь вязать быстрее, вязать ровнее, вязать не глядя, и вскоре вы с гордостью сможете надеть свои первые шарфики. А потом я посоветовал бы вам перейти к… - Чулкам? – Обреченное поинтересовался Жермон. - Твое рвение стать настоящим бергером похвально, друг мой, но нет. Я посоветовал бы вам связать для начала по безрукавке или по свитеру. - Почему? Они же гораздо больше?! – Не выдержал Арно. - Дело в форме. Чтобы связать ладно сидящий на ноге чулок нужно уметь убавлять и прибавлять петли, провязывать часть ряда отдельно и еще многое другое, при этом еще даже не идет речь об узоре. Неудачно связанный чулок может причинить вам много боли. А для большого толстого зимнего свитера такая точность вовсе не нужна. В самом простом случае его можно сшить из четырех прямоугольников, а безрукавку - из двух. К тому же, при вязке чулка приходится управляться сразу с пятью спицами. - Сразу с пятью… - проворчал себе под нос Арно. – Да для этого надо превратиться в … паука. Употребить столь удачно подходящее к случаю гербовое животное Валентина Арно не решился, все же они стали товарищами по несчастью. Осознав, что от уроков вязания отвертеться не удастся, юный Савиньяк попытался отыскать в происходящем хорошую сторону. Например, сможет ли братец Ли сохранить обычное выражение лица, если при следующей встрече преподнести ему в подарок самостоятельно связанный бергерский свитер? А если он еще будет и с оленем… Ведь из этих лицевых и изнаночных, наверное, можно и настоящую картинку составить… Райнштайнер, впрочем, на прощание энтузиазм теньета несколько охладил, сообщив, что так делать не принято. Картинки обычно вывязывают нитками другого цвета, и черед учиться этому придет нескоро. - А картинку можно потом просто вышить на готовом, - вдруг заговорщицки прошептал Валентин. - Мне в детстве доводилось не только помогать вязать матери, но и вышивать сестре, так что могу помочь, если пожелаете, господин Савиньяк. Арно невольно улыбнулся в ответ.