Эльфийский трибунал

Дни празднества миновали: на столы подавали скудные трапезы, а уж о том, чтобы выпросить кубок вина или кружку пива, и думать было нечего. Сухой закон. «Пора и честь знать», — понял Фродо, и отправился сообщить об этом Государю. — Домой собрался? — Арагорн нахмурился, побарабанил пальцами по корню цветущего Древа. — Фродо, ты бы не торопился... поживи у нас. Ты — желанный гость, тебя славят в преданиях, воздают великую хвалу... тут тебя никто не тронет. Останься в Королевстве. — Нет, Государь. Тянет меня в Хоббитанию, да и Раздол хотелось бы навестить. Арагорн, сын Арахорна скривился, как от зубной боли. Фродо показалось, что сейчас Государь, превозмогая внезапный недуг, сообщит ему что-то важное. Не дождался — выражение лица стало воистину королевским, голос обрел звучную властность: — Поедешь через семь дней. Мы проводим тебя до самой Ристании. Поначалу в дороге не елось, не пилось — колесница с останками Теодена отбивала аппетит одним своим видом. Кортеж ехал неспешно и бестревожно, и Фродо, которому кусок в горло не лез, впервые подумал: «Может, надо было прислушаться к совету Арагорна? В Королевстве по утрам даже овсянка на воде за милую душу шла». Он промаялся шестнадцать дней и ночей — ночью голод и тошнота давили особенно сильно — и бурно приветствовал показавшуюся на горизонте крышу золотого чертога. Запах поминального пиршества манил через два зеленых поля, и Избавителю-от-Извечной-Напасти показалось: «Вот трудности и кончились!» За неделю он отъелся так, что новую дырку в ремне прокалывать пришлось: три дня трапезничали до похорон, потом поминали конунга на свеженасыпанном кургане, а, вернувшись в чертог, продолжили тризну. На седьмой день новый конунг Эомер помог Фродо подняться с лавки и потащил прогуляться вокруг золотого дворца. Подышим, мол, свежим воздухом. Разговор ничем не отличался от беседы с Государем, разве что конунг по корню Древа не барабанил. — Так ты домой собрался? Может, задержишься, поживешь у нас? Скакуна тебе подберем, поохотиться съездим. Ты — желанный гость. Имя твое славится среди роханцев больше иных павших царств. — Спасибо за приглашение, но я откажусь, — твердо ответил Фродо. — Мне в Хоббитанию надо. Эомер вздохнул, махнул рукой и со странным выражением лица — будто у него разом заныли все зубы — проговорил: — Ты всегда можешь рассчитывать на убежище в наших степях. Здесь тебе рады и окажут любую поддержку. Нелепое предложение — с чего бы ему понадобилось убежище в степях? — Фродо пропустил мимо ушей. Уточнять, что побудило конунга произнести эти слова, он не собирался — после многодневной тризны и не такое можно ляпнуть. Беседа свершилась и забылась, вытерлась из памяти прощальными чашами и добрыми напутствиями. Гости конунга отправились в Хельмово ущелье, а от него к Изенгарду. Ехали медленно и мирно, любуясь пышными фруктовыми садами, скрывшими следы пожарищ, бегом быстрой реки и зелеными лесными аллеями. Вечером утомленные красотами хоббиты укладывались спать, а Владыки Трех Эльфийских Колец подолгу сидели под звездным небом — наверное, вспоминали прошлое, а может обсуждали грядущие века. Порой к ним присоединялся Арагорн, временами к костру допускали Гимли — Фродо иной раз просыпался среди ночи и окидывал взглядом застывшее серыми изваяниями сборище. Мимолетная встреча с онтами подняла настроение. Древень хоббитов принял радушно, обласкал, напоил водой из волшебного источника. А с Владыками Трех Эльфийских Колец — уже позже, ночью — легонько повздорил. Фродо, проснувшийся от громких голосов, тревожно прислушался, решил, что разногласия скрыты где-то во глубине веков, и успокоился. — Вы народ торопливый и порывистый, кгум-кгум. Скорбите по гнуси, чье длинное имя выросло за годы наших мучений. — Не скорбим, — поднял ладонь Гэндальф. — Возвращаем покачнувшуюся чашу весов на место. Начинается новая жизнь, и мы должны восстановить равновесие. — Жизнь онтов куда дольше вашей. Я видел века качающихся чаш, их никто не трогал и они со временем замирали. — Это мы знаем. Но не хотим ждать. Людским царствам нужен покой. — Я и говорю — торопыги, кгум-кгум. — Ты отказываешься от участия в трибунале? — И свой голос никому не передаю. — Да будет так! Фродо снова заснул, убаюканный рокотом голосов — обсуждали изменившееся Средиземье, прощались до дней, когда из морской пучины всплывут затонувшие земли Белерианда. Слова тяготили бременем долголетия, и хоббит даже пожалел древесных и эльфийских владык, обреченных на жизнь без привкуса легкости. После этой встречи они поехали быстрее, направляясь к Вратам Ристании. Увядающее лето уступало дорогу осени, пятилось под натиском золотящихся поцелуев, стыдливо краснело ягодами. В сердце Фродо закрадывалась тоска. Это была не горечь скорого расставания с Государем, не предчувствие бед в родной Хоббитании. Томило, давило что-то иное. Словно нависла угроза неотвратимая, равная Извечной Тьме. Уж не собираются ли где-то охвостья войск Темного Врага? Недаром Гэндальф говорил о пошатнувшемся равновесии... Фродо прислушивался к себе и окружающему миру, раздумывал — не встать ли среди ночи, чтобы поговорить о предчувствиях с эльфами? И отметал идею, понимая: неведомая угроза направлена лично на него, не на многострадальное Средиземье. А обеспокоятся ли эльфы бедами одного-единственного хоббита, пусть даже это и Избавитель-от-Извечной-Напасти? «Справлюсь сам». Гром с ясного неба грянул возле Врат Ристании, неподалеку от того места, где один из спутников-хоббитов Фродо, неуемный Пин, сунул нос в палантир. Поутру, как обычно, встали, умылись у ручья, а за завтраком Арагорн спросил у эльфийских владык: — Слушайте, а, может, я дальше не поеду? Домой надо, там уже указов на подпись две стопки скопилось, и налоги не собраны. А я тут с вами раскатываю по степям. Давайте быстренько заседание устроим, вы кого положено амнистируете, да и разъедемся каждый по своим делам. — Предложение не лишено смысла, — важно кивнул Гэндальф. — Я просил тебя сопроводить нас до Врат, опасаясь, что новый конунг Ристании попробует... гм-гм... проявить излишнее гостеприимство и увезти Фродо в золотой чертог. — А с чего бы ему?.. — Фродо даже хлебец уронил от неожиданности. — У конунга свои понятия о справедливости, у нас — свои, — туманно ответил тот. — Он мог увезти тебя из лучших побуждений, обеспечивая твою безопасность. Мог, но не решился. Поэтому начнем. Дальнейшие события были не громом — водопадом, тайфуном, лавиной... извержением вулкана с потоком жидкого огня, пожирающего все живое на своем пути. Поляну оцепили эльфийские витязи, воины Арагорна заняли место за их спинами, повинуясь команде. Владыки Эльфийских Колец расселись по камням, важно и величественно, будто на тронах, и Гэндальф, откашлявшись, провозгласил: — Внеочередное заседание эльфийского трибунала объявляется открытым. Рассматривается дело о нарушении мирового равновесия, приведшее к необратимым последствиям для Средиземья. Предварительным расследованием установлено, что событием, качнувшим чашу весов до критической отметки, явилось решение Фродо Торбинса уничтожить Кольцо Всевластья. — Позвольте! — завопил Сэм, верный спутник Фродо. — К этому поступку его подтолкнул Совет в Раздоле! Вы поддерживали его намерение... да что там! Вы подвели его к этому решению, выбрали спутников и отправили в поход к сердцу вражеской твердыни! — Не кипятись, Сэм, — мягко сказал Гэндальф. — Мы не снимаем косвенной вины ни с эльфов, ни с людей, ни с гномов. Все понесут наказание, не беспокойся. А некоторые уже понесли. Ты знаешь, что, позволив Фродо уничтожить Кольцо Всевластья, эльфы обрекли себя на существование без магии? Сила Трех Колец иссякает с каждой минутой, и мы не можем исцелить раны, нанесенные миру. И хозяин Раздола, и Владычица Лориэна уже заплатили за свою помощь Хранителям — они утратили магию и сохранятся лишь в сказочных преданиях о прошлом. — А ты? — подобрав и положив хлебец на салфетку, уточнил Фродо. — И я, — грустно кивнул Гэндальф. Эльфов было жалко — шутка ли, волшбу утратить? — но отдуваться за всю честную компанию Фродо не собирался. — Сэм правильно заметил — я пошел в поход не один. Нас было девятеро. Девять Хранителей. Я не пытаюсь переложить вину на покойного Боромира, хотя его действия вынудили меня отколоться от отряда и продолжить путь в одиночку, и не хочу втягивать в разбирательство Пина и Мерри... — Мы провели расследование по каждому члену отряда, — промолвил хозяин Раздола. — Боромир амнистирован посмертно, мы считаем, что он искупил свою вину. Пин и Мерри признаны виновными в причинении вреда по неосторожности. Они примкнули к отряду под давлением обстоятельств и при моем попустительстве. Мы назначили им условный срок наказания и заменили его общественным порицанием. Порицание будет вынесено устно, после трибунала. Возражений нет? — В отношении этих троих — нет, — признал Фродо. Он бы с удовольствием вступил в прения относительно роли Боромира в общем деле, но боялся подставить Пина и Мерри. Уж лучше промолчать. Следующей заговорила Галадриэль: — Третьим и последним общественное порицание получит твой садовник Сэм. Ответственность за его деяния мы возлагаем на Гэндальфа, вмешавшегося в размеренную жизнь Хоббитании, и вынудившего Сэма сопровождать тебя в пути. Фродо поежился — обращенные на него взгляды эльфов давили как каменная плита — и проговорил: — Принято. — Я протестую! — Тихо! От его окрика Сэм сник и начал нервно крошить попавшийся под руку хлебец. — Расследование показало, что и остальные три Хранителя действовали под принуждением. И Леголас, и Гимли, сын Глоина, отправились в Раздол и дальнейший путь по приказу своих отцов. Мы не снимаем с них ответственность за вмешательство в дела Средиземья, но позволяем гномам Разноцветных Гор и эльфам Лихого Леса самим назначить наказание своим будущим правителям. «Ну, дома-то их никто не обидит, — подумал Фродо и перевел взгляд на Арагорна, безмятежно жевавшего травинку. — А Государь, смотрю, тоже не волнуется. Небось, супруга родню поспособствовать попросила». Так оно и вышло — тесть зятя не бросил, вытянул на условный приговор и пожизненную отработку провинности на троне. «Может, и мне порицание назначат, или под домашний арест посадят?» — размечтался Фродо. Под домашний арест хотелось — он больше и шагу за пределы Хоббитании ступать не собирался, а на рынок за продуктами всегда можно будет послать Сэма, уж как-нибудь не откажет по старой дружбе. Надежды не оправдались. Эльфийский трибунал, разозленный потерей магии и вынужденным уходом в Заморье, накинулся на Фродо так, что пух и перья полетели. — Признаете ли вы свою вину в разрушении архитектурного памятника, крепости Барад-Дур, входившей в перечень древнейших твердынь Средиземья? — На основании показаний свидетеля доказана ваша прямая вина в уничтожении уникального произведения ювелирного и магического искусства, занесенного в Алмазный Фонд Арды, а именно — Кольца Всевластья. Вы признаете, что выкинули в жерло вулкана экспонат, представлявший огромный научный и художественный интерес, не попытавшись обезвредить его другими способами? Невесть откуда появившийся Карий Маг — известный средиземский защитник животных — обвинил Фродо в поголовном истреблении редкого вида летучих ящеров. Оказалось, что крылатые твари, возившие на себе девятку Кольценосцев, были занесены в Красную Мордорскую книгу. А Извечный Враг, собиравший яйца по скалам и трясшийся над птенцами, в свое время получил благодарность от Средиземского Комитета по охране вымирающих животных за свой нелегкий труд. Владыка Раздола возложил на Фродо ответственность в развязывании геноцида в отношении малой народности — троллей. Галадриэль произнесла прочувствованную речь об ухудшении экологической обстановки в южном регионе. Разумеется, виноват был все тот же Фродо, поспособствовавший началу природной катастрофы — извержению вулкана. Отдышавшись после речей, владыки Эльфийских Колец дружно приговорили Фродо к изгнанию с земель Средиземья и предложили отправить его отбывать наказание в подземельях Мории. — Откроем Западные Врата, потом снова запечатаем. Выходы со стороны Черноречья уже замурованы. Нарушитель равновесия будет помещен в естественную темницу с водой. Припасы выдадим с собой. Кто «за»? Руки подняли все, кроме Гэндальфа, но и тот против обвинений слова не сказал, просто воздержался. Бывшие братья-Хранители выслушали приговор в молчании. Пин с Мерри попытались возмутиться и утихли, увидев частокол эльфийских копий. Сэма копья не напугали, едва не в драку полез, и, в итоге, так и выслушал общественное порицание привязанным к дереву. Заседание объявили закрытым. Арагорн и Леголас с Гимли немедленно засобирались, неоднократно извинившись перед владыками — могли бы, мол, помочь вам приговоренного до Мории отконвоировать, но дела, дела... Царские дела, неотложные государственные заботы. У Фродо от такой несправедливости даже горло перехватило. Поначалу он и прощаться с бывшими соратниками не хотел, а потом все-таки позволил Леголасу заключить себя в дружеские объятья. — Через неделю, когда заночуете у переправы, незаметно отползи к реке, — шепнул ему в ухо согнувшийся в три погибели эльф. — Это карта Мории, на всякий случай, — пробурчал Гимли, вклиниваясь в объятья и запихивая Фродо за пазуху кусок пергамента. — Не все выходы запечатаны. — Помни, что ты везде желанный гость, — пробормотал Арагорн, косясь на тестя. Фродо неуверенно кивнул. Он проводил Государя и его витязей тоскливым взглядом. Вот же прихотливая судьба! Вместе шли от Раздола, а теперь его конвоируют в Морию, а Арагорн величаво уезжает домой — сбруи коней сверкают в лучах солнца, золотится государев белый плащ и сияет зеленью берилл. Владыки и их войско тоже выступили в дорогу. Фродо отделили от остальных хоббитов, окружили цепью молчаливых стражей, и ему только и оставалось, что ехать, куда везут, созерцая пышно заросшие равнины Дунланда. К старинной переправе на реке Лебедяни они прибыли аккурат на седьмой день. Фродо долго смотрел на укрытые туманной дымкой заводи и островки, необъятные заросли камыша — обиталище лебединых стай — и думал, что для побега у него есть только одна попытка. Если поймают, будут стеречь с утроенной силой. Поверить шепоту Леголаса или не рисковать, дождаться пока конвой приблизится к Багровым Вратам, чтобы бежать в Хоббитанию? Они заночевали на холме, невысоком и плоском, поросшем густым кустарником, весьма подходящим для хоббитских пряток. Фродо проворочался до глухого волчьего часа, приподнялся на локте, посмотрел на дремлющих часовых, подбодрил себя: «Эх, была не была!» Пробираться к хоббитам он не решился. «Надо уходить сразу. Одному. Не прощаясь. Я их и так уже в неприятности втянул». Неслышно скользя между кустов, Фродо не сразу понял, что шарит рукой по груди в поисках цепочки с Кольцом — надеть, исчезнуть. «Как и не убегал с Тол-Брандира...» Ситуация повторялась, только детали разнились. Без Кольца и не среди бела дня, а под покровом тьмы, зато... Вот она, качающаяся на волнах, пустая эльфийская лодка. Фродо оттолкнулся от берега, взялся за весла, и... — Я тоже! Я тоже! — отчаянно заорал Сэм и вбежал в реку, поднимая тучу брызг. — Куда это вы без меня, сударь? У меня уже и вещевой мешок собран. Надо только хоть немножко еды прихватить. — Не вопи! — шикнул Фродо. — Сейчас эльфов разбудишь, и... Словно в ответ с холма раздались негромкие крики. Прибрежные кусты затрещали. Кто-то — в темноте не разберешь — швырнул на берег аж три мешка и пробурчал: — Да когда вы уже сбежите, олухи? Фродо втащил Сэма и мешки в лодку и усердно заработал веслами. Некоторое время они плыли в молчании, сдобренном шорохом камышей. Первым не выдержал Сэм: — А помните, сударь, когда мы еще только из дома вышли, через Хоббитанию путь держали, первый раз с эльфами встретились? — Помню, — вздохнул Фродо и передал Сэму весла — авось меньше болтать будет. — Вы меня тогда еще спросили, понравились ли они мне. А я вам сказал — дивный народ, воистину дивный. Поди-ка разберись... вроде сама вас во всех грехах обвиняла, а когда я мешок собирать начал, говорит: «А ты веревку уложил?» Ох, сударь, что за народ! Ну и ну! — Ну и ну! — повторил за ним Фродо, потер искалеченную руку и приказал. — Разворачивай лодку! Никаких поездок в гости и планов: «Я годик поживу у Государя». Плевал я на этот трибунал и дивную эльфийскую справедливость! ...Стремительное течение Лебедяни несло лодку мимо вересковых всхолмий и желтеющих равнин. На востоке румянились заоблачные вершины Карадраса. Два хоббита плыли домой. На ночь они остановились на островке посреди реки. Сэм развел костер, достал из мешка припасы, помялся и пожаловался: — А знаете, сударь, мне опять непонятное мерещится... или не мерещится? Кажется мне, что за нами снова плывет бревно. Такое, знаете ли... С глазами и лапами, как у лебедя. Живое бревно. И оно этими лапами гребет. — Да понял я уже, понял, кто это... — вздохнул Фродо. — Не продолжай. Почему меня не удивляет, что он выкрутился? Другое интересно... Если этот скользкий гад вдруг с Кольцом вынырнул, получится, эльфы меня по ложным обвинениям осудили? — Только за уничтожение Кольца, — подумав, ответил Сэм, — Барад-Дур мы подчистую развалили, троллей изничтожили, да и экология после нашей прогулки того... поплохела. Можно, конечно, апелляцию подать, чтоб вам срок скостили... — А! Толку с этой апелляции, — отмахнулся Фродо. — Слушай! Так если он с Кольцом, значит, мы Туда и Обратно без толку сходили? — Как бы да, — согласился Сэм. — Получается, надо идти по второму кругу. — Нет уж! Никаких больше походов! Стараешься-стараешься ради общего блага, и что в итоге? — Эльфийский трибунал, сударь. Знаете, я тут вот что надумал... Хоббиты пошептались и дружно рассмеялись. На следующий день весло подняло тучу брызг и метко врезало по затылку живому бревну с лебедиными лапами. Горлум булькнул и пошел ко дну Лебедяни. Обожженное, закопченное Кольцо соскользнуло с пальца и зарылось в речной ил. — Отличный удар! — хоббиты пожали друг другу руки. — А теперь налегай на весла, Сэм. Не будем задерживаться. Пусть они всем трибуналом в реку ныряют, если охота. Наше дело — сторона.