***
Дело Зимнего Солдата уже затёрто до дыр, выловлены все возможные зацепки (а их немного, мягко говоря), собраны все упоминания о «призраке с металлической рукой». - Ты хоть представляешь, с кем связался? – Наташа всерьёз обеспокоена, но читать мораль не намерена – сама не ангел во плоти. - Я знаю его с детства, - Стив упрямо сжимает губы, но едва ли верит сам себе. - Ты ведь не уверен, что он тебя помнит? Что в нём вообще осталось что-то от твоего друга? - Не уверен. Но он не убил меня там – на хэликериере – не смог, не захотел. Пришёл ко мне. Мог бы давно уже пристрелить, но нет. Это что-то да значит. - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. «Ох, а я-то как надеюсь!» - Спасибо, Нат. - Если что… - Да, спасибо, - Стив мягко хлопает её по колену и выходит из машины, направляясь к дому, через парк. Следующим утром он варит две чашки кофе. Предчувствие? Можно и так сказать, но Роджерс назвал бы это надеждой. Он слышит явственный скрип отодвигаемого стула и улыбается про себя краешком губ. Крохотная победа, да.***
Теперь Солдат приходит в любое время суток. Утром пьёт со Стивом кофе, но отказывается от завтрака, вечером садится рядом на диван и смотрит телевизор. Всегда при полном вооружении, никогда не заговаривает первым. Стив не хочет знать, где проводит время и что делает Солдат, когда не бывает у него. Лишь цепко и быстро осматривает на предмет повреждений и предлагает чай. Даже в мыслях он не может назвать Солдата по имени. Дал себе зарок, пока не увидит хоть каплю Джеймса за ледяной коркой совершенной машины. И бог свидетель, насколько невыносимо сильно Стив пытается разглядеть, почувствовать хоть кроху, хоть секундный отблеск в таких родных и одновременно чужих глазах. Иногда Солдат остаётся на ночь. Просто растягивается на диване и закрывает глаза. В такие ночи Стив оставляет приоткрытой дверь в спальню – бессловесное разрешение. Но Солдат никогда не заходит. Реальность – что это? Где та грань, отделяющая сон от жизни, выдумки от правды, запрограммированную необходимость от собственно желания? Как же невероятно сложно вычленить чёткие картинки из кровавого марева разрывающегося на куски сознания. Как сложно ухватить правильную нить и выбраться из этого ночного леса, полного жутких призраков, тянущих свои костлявые пальцы стылого холода и боли. Солдат приходит в знакомый уже дом, чтобы забыться хоть немного, дать измученному телу отдых. Спит, если это можно так назвать, только здесь. Всё остальное время он бодрствует, выматывая себя до предела, не позволяет себе закрыть глаза, боясь снова погрузиться в боль и отчаянье, в мешанину образов и мыслей. Страх – давно забытое Солдатом чувство, в числе всех прочих чувств. Но сейчас приходится признаться самому себе, что боится. Боится невероятно и по-звериному смертельно. Однажды – Солдат предполагал, но надеялся, что обойдётся – липкая паутина жгучих нитей ужаса настигает его в этом, казалось бы, безопасном и надёжном доме. Но в этот раз всё иначе. Где-то на периферии маячит слабый свет, тепло расходится по плечу, и призраки отступают, злясь. Металлические пальцы сжимают чужое запястье. Ещё чуть-чуть и послышится хруст кости, но Солдат вопреки прежним рефлексам ослабляет хватку, жмурится до мелких белых точек под веками, с дрожью выпуская воздух из застывших лёгких. - Эй, порядок? Всё хорошо. Всё будет хорошо.***
- Я знаю, почему не закончил миссию, не убил тебя. - Почему? Вспомнил что-то? – Стив обещал себе не делать выводов раньше времени, но надежда – бессовестная стерва – всегда настырно лезет впереди всех. - Кое-что. Его. Светлые волосы, очень смутные черты лица, тонкое тело. Он был почти на голову ниже меня, часто болел, но был для меня особенным – я мог хоть на край света за ним пойти. Мне кажется, ты похож на него. И звали его так же – Стив. Мой Стив. Видимо, поэтому произошёл сбой идентификации, и я не убил тебя. Роджерс давно забыл, что такое астма? Да нет же, вот она, родимая! Воздух, будто ватный, отказывается проходить в лёгкие, и Стиву приходится приложить немало усилий, чтобы сделать вдох. - Не переживай, я тебя не убью. У меня больше нет миссий, нет заданий. Нет ничего. Я помню, кем был, знаю, кем стал и с чьей помощью. К ним имеются претензии – этим я займусь. Может, послужу стране. Опять, - Солдат усмехается, опустив голову. Посмотришь со стороны – нормальный человек, не считая металлической руки, а не бывшая ещё вчера совершенная машина для убийств. Хотя, не такая уж и бывшая, но точно уже не машина. - Сначала я хотел найти его – единственное более или менее чёткое воспоминание из прошлой жизни. А потом подумал: ему сейчас должно быть под сто, а вдруг… Не хочу найти бездушный камень с надписью среди травы. Пусть будет там – в прошлом. - Наверное, ты прав. - Наверное. Стив встаёт, чтобы сделать чай. Или просто занять чем-то руки. На самом деле ему сейчас невыносимо хочется уйти, позорно сбежать. Разбить кулаки о ближайшую стену, кричать изо всех сил. Но он берёт чайник, две чашки и ставит их на стол.***
Совсем недавно существовали только задания, цели и методы. Солдат нуждался лишь в миссиях, об остальном заботились другие – люди в халатах и люди в форме. Тренировки, питание, уход, изучение нового оружия и местности. Солдата ничего не заботило, ничего не беспокоило. Он просыпался, видел цель, исполнял и возвращался. Он прекрасно знал алгоритм – возвращение, обнуление, криосон. Вопреки всем домыслам, Солдат не был машиной в прямом понимании этого слова. Он помнил яростное пламя и боль каждого обнуления, режущий холод перед забытьём, но не мог от всего этого отказаться. Задание – исполнение – возвращение – обнуление – криосон. И так по кругу много-много раз. Иногда он вспоминал что-то из прошлой жизни – что-то ненужное – и слышал «объект нестабилен», и его обнуляли снова и снова. Солдат не понимал, но ему было всё равно. Чувства и эмоции – то, что обрушилось на него без предупреждения. Он не был готов – его не учили. «Я хочу». Странно и непривычно. «Я хочу вернуться в тот дом». Это в его голове, но откуда? «Я не знаю этого человека, но хочу увидеть его». Почему? «Он меня не боится». Неправильно. Да?***
Кэп прилагает массу усилий, чтобы реабилитировать Барнса. Встреча с Хилл и Фьюри, с Мстителями, бесконечное множество допросов, тестов, совещаний, снова тестов и сомнений. Солдат безропотно проходит всё – ему не привыкать. Отвечает, когда спрашивают, двигается, когда разрешают. У него забрали всё оружие (хотя, какой в этом смысл, ведь он сам - оружие), но любой из окружающих предметов может с лёгкостью стать эффективным средством защиты – это успокаивает. Он пока не доверяет этим людям. Многим из них. Он легко смотрит в глаза каждому. Они называют его «мистер Барнс». Наташа первая зовёт его «Джеймс». От неё пахнет страхом, но вскоре он сменяется настороженностью. Джеймс Барнс, позывной «Зимний Солдат». Он знает – это его имя, это правильно. Капитан тоже зовёт его Джеймсом, но из его уст это звучит как-то не так – неверно, будто чего-то не хватает. Наконец, его отпускают, только под ответственность Стивена Роджерса, с необходимостью дважды в неделю посещать психолога (Сэма, разумеется, как же иначе) и проходить специальные тесты. Старк вызывается посмотреть руку Солдата и апгрейдить чуток. - Ты плохо ухаживаешь за ней. Ну кто же тебя так исцарапал, малышечка? Дай-ка папочка тебя починит. Солдат впервые чувствует собственное желание кого-то покалечить. Жизнь налаживается. Стив и Джеймс живут в одной квартире, вместе бегают по утрам, вместе завтракают (Джеймс, оказывается, прилично готовит), вместе едут в новый офис Щита, тренируются в зале, потом Джеймс отправляется к Сэму, а Стив ждёт его с книжкой в коридоре. Они никогда не обсуждали модель своих взаимоотношений – просто не было необходимости. Барнс негласно установил правила, а Стив просто принял их. Смирился с тем, что Джеймс не узнал его, что всё теперь и вправду в прошлом, что Баки погиб – Стив оплакал его давным-давно – что Джеймс Барнс будет лишь напоминанием, новым другом с лицом старой, прошлой жизни – всем, что у Стива было. Роджерс никому и никогда не расскажет, как просыпается в немом крике по ночам, как кусает кулак в душе, как хочет выть, замечая прежние привычки в новом Джеймсе – чай вместо кофе, две ложки сахара; фу, как можно есть цветную капусту; как он покусывает костяшку указательного пальца, задумавшись, как медленно облизывает верхнюю губу в нетерпении. Всё идёт своим чередом, как надо. Джеймс справляется. Старается справляться. Однажды Сэм выходит из кабинета вместе с Барнсом и предлагает Стиву выпить кофе как-нибудь. О, этот взгляд, полный плохо скрываемого сочувствия и сожаления. Отлично, просто прекрасно! Только этого не хватало.***
Каждый раз отправляясь в гостевую, ставшую его спальней, Джеймс закрывает дверь на ключ. Стив читает «не беспокой меня» в этом жесте, а Барнс говорит «я не хочу, чтобы ты видел». Он открывает настежь окно, позволяя холодному ветру проникнуть в помещение, ложится под одеяло и долго смотрит в потолок. В голове пусто, он устал. Устал каждый раз ожидать провала в бездну воспоминаний. Иногда он думает, зачем пришёл в этот дом, что привело к этому человеку? И неизменно не находит ответа. Сны Джеймса делятся, грубо говоря, на два вида: о том, что он делал, будучи Зимним Солдатом, и о том, что происходило, когда он им не был. Первое было полно жутких подробностей, ощущения тёплой тягучей крови на руках, жёстких подлокотников лабораторного кресла под пальцами. С этим можно было справиться. Тяжело, но можно. Стоит лишь открыть глаза, успокоить рвущееся сердце, восстановить дыхание, втянуть свежий воздух, разжать металлические пальцы, выпустить лохмотья, бывшие час назад простынью. Барнс не был склонен распускать нюни, впадать в депрессию и всё такое. Он хорошо анализировал и прекрасно знал – то, что он делал, будучи Зимним Солдатом, он делал не по собственной воле. Это, по его же мнению, ничуть не умаляло его вины, но позволяло хоть как-то принять, попытаться что-то исправить. - Я убил твоих родителей. Мне очень жаль, - он и правда сожалеет, отводит взгляд. - Я давно знаю. Всё нормально, - всё действительно нормально. Со вторым видом снов всё гораздо сложнее. Картинка нечёткая, будто в ряби, часто мутная, но ощущения куда сильнее реальных. Жёсткие диванные подушки под спиной, гладкость стекла чашки, маленькая щербинка на её ручке – прямо под большим пальцем, горячий луч солнца через открытое окно, глухой кашель, мокрая марля в ладони, странный шёпот, запах виски, тонкие ключичные кости, вечно выпирающие рёбра, мягкий податливый живот, светлые волоски внизу, под пальцами. И ведь это не тот кошмар, что заставляет задыхаться в ужасе, но тело реагирует так же и иначе одновременно. Хочется остаться здесь, рассмотреть, но картинка плывет, ускользает, нет, нет…***
Джеймс выходит на улицу, чтобы немного проветриться. Не уходит очень далеко от дома, но всегда передвигается по разным маршрутам, никогда не повторяется. Ему нет нужды сообщать о таких прогулках – за ним всё равно следят. «Присматривают», как выразилась Хилл. «Это для вашей же безопасности, Барнс». Вы серьёзно? Иногда Зимний Солдат развлекается. Он называет это «встряхнуть засидевшихся агентов». Джеймс сворачивает в проулок, чтобы взлететь по пожарной лестнице вверх. Он бежит по крышам – чуть медленнее, чем мог бы, позволяя нянькам нагнать себя ближе к центру города. Он выходит из очередной подворотни, чуть растягивая губы в лёгкой усмешке, ловя сердитые взгляды пары агентов. Ничего, им полезно. Джеймс хочет уже повернуть домой, но взгляд цепляется за знакомое лицо. «Выставка Капитана Америка». Он надвигает бейсболку ниже и идёт внутрь. Экспозиция военного времени: оружие, форма, различные предметы обихода, куча народа у экрана с зацикленным видеорядом. Барнс прячет руки в карманы – ему холодно. В зале довольно душно, но ему невыносимо холодно, ледяные капли стекают по позвоночнику, звук пробивается словно через толщу воды. Джеймс «Баки» Барнс. 107й пехотный. Джеймс Барнс. Баки. Кровь волнами бьётся о череп, периферическое зрение исчезает. Фото прямо перед ним. Джеймс Барнс. На языке – кисловатый металлический вкус. Баки. Логин, пароль. Баки. В голове натягивается жёсткая струна. Его ведёт. Сэр, вы в порядке? Больно, больно. Обнулить. Объект нестабилен. Обнулить. Струна срывается, звеня рвущимися нейронными связями. Обнулить, пожалуйста. Пожалуйста…***
В спортивном зале нового офиса Щита Сэм и Наташа весело переговариваются, заняв беговые дорожки, Клинт разминается на скамье, Стив уже закончил с разминкой и наматывает бинт, готовясь подойти к груше. Ребята дружно кивают зашедшему Барнсу. Сейчас он пробежится и пойдёт к свободным весам – он всегда так делает, всегда тренируется один. Не то, чтобы кто-то из присутствующих побаивался вставать с ним в спарринг, но никто не предлагает, и тема не поднимается. Однако Джеймс направляется прямиком к Стиву и останавливается в метре, оглядывая его руки. - Спарринг, капитан? - М? Давай. Почему бы и нет, - Стив немного удивлён, но решает, что это хорошая идея – полезно для реабилитации. Работа в команде и всё такое. Тем более, Джеймс впервые сам попросил. - Будешь разминаться? - Нет. Я готов. - Ладно. Они выходят в свободную зону и начинают. Никто бы не отказался посмотреть на поединок двух суперсолдат, и остальные наблюдают с неподдельным интересом. Лёгкие удары, пробы, уходы, обманки. Всё хорошо, красиво и даже немного напоминает танец. Все, кроме них двоих, пропускают момент, когда тренировка переходит в настоящую драку. Удары становятся тяжелее, движения – стремительнее, проливается первая кровь – разбитая губа, ерунда. Наташа, не отводя зачарованного взгляда, движением руки останавливает тронувшихся было Сэма и Клинта, чтобы разнять бойцов. Она почти радостно улыбается, мол «пусть разберутся». Оба бьют в полную силу, не жалея. Солдат – чтоб выбить дух, кэп – чтоб привести его в чувства. Стив перехватывает правую руку, заводит назад, давит на плечо. - Джеймс, что происходит? Барнс рычит, цепляет металлическими пальцами стивов рукав, перетягивает, подсекает, перекидывая на спину, садится сверху, сминает в кулаке левой руки футболку и бьёт правой в скулу – наотмашь. Стива накрывает дежавю, и он перестаёт сопротивляться. А Солдат бьёт ещё и ещё. В его глазах плещется безумие и страх, и неверие, и безнадёжное отчаянье. - Какого. Хрена. Ты. Мне. Не сказал?! – последние слова он почти кричит, срываясь. Он дышит загнанно, разжимая пальцы, отпуская футболку, резко встаёт и уходит прочь. Через несколько минут Стив находит Джеймса в раздевалке. Тот сидит на скамье, упираясь локтями в колени, опустив голову, закрыв глаза. - Баки? Барнс поднимается и подходит к кэпу. Смотрит в глаза, проводит, еле касаясь кожи, подушечкой большого пальца по ссадине на его скуле – уже начала заживать. «Прости». «Брось, ерунда». Делает ещё шаг и утыкается мокрым лбом в ключицу Стива. - Почему? – усталый шёпот на выдохе, от которого сердце пропускает удары. - Я… Сэм сказал, что ты сам должен вспомнить. - А если бы нет? - Значит, не захотел бы. Значит, тебе это не нуж… - Дурак ты, Роджерс, - Баки усмехается, чуть поднимая голову, кладёт ладони Стиву на спину – одну тёплую и одну холодную, льнёт всем телом, прижимает крепче к себе, чуть прихватывает губами кожу на шее. - Дурак, - соглашается Стив, улыбается и стискивает своего Баки ещё сильнее. Всё нормально. Всё идёт своим чередом. The End