Последняя тайна Сенеки Крейна.

Эффи знала. Она всегда все знала, видела из-под своих фальшивых ресниц, чувствовала каким-то неведомым инстинктом. И она знала, что эта встреча последняя. Возможно, поэтому сегодня разрез её алого платья был особенно высок, а локоны ярче сверкали золотом, походка казалась легче обычной, и смех звенел все беззаботнее, словно ничего дурного не происходило. Они встретились несколько лет назад, когда Эффи Тринкет только назначили куратором трибутов из двенадцатого дистрикта. Судьба иронична, их представил друг-другу Хэмитч Абернатти, вероятно чтобы отвязаться от обоих и побыстрее добраться до бара. - Так это Вы мой новый ангел смерти? – Сенека Крейн улыбался, но его глаза оставались холодными. После этих слов у Эффи словно остановилось дыхание, нечасто о её новой работе говорили настолько прямо. Она собралась с мыслями за пару секунд, пока он целовал её руку в тончайшей кружевной перчатке. - Я вовсе не ангел, мистер Крейн, – она рассмеялась, переводя все в шутку, – у Вас ещё будет шанс убедиться в этом. – Ослепительная улыбка, выразительный взгляд из-под полуопущенных ресниц. В Капитолии светский флирт был искусством, которому учились с детства, оба были профессионалами в намеках и недосказанности, но сейчас слова почему-то давались с трудом, словно не нужно было ничего говорить. Он наклонился к самому её уху и произнес шепотом, еле слышно: - Надеюсь что это правда. Это уже было лишним. Слишком откровенно, щеки Эффи зарделись под слоем пудры, и она поспешила ретироваться к подругам, которые уже и без того с интересом поглядывали на неё. - Прошу прощения! – взгляд в глаза, строгий, жестче, чем положено женщине, но необходимый, чтобы не показаться доступной. Она и так станет главным предметом сплетен на ближайший час, пока не представится новой, более волнующей темы, незачем добавлять масла в огонь. Весь вечер Эффи Тринкет была сама не своя, впрочем, никто из присутствующих этого не заметил. Ей все время чудился этот пристальный ледяной взгляд, она чувствовала опасность, исходящую от него. Позже, ночью ей снились кошмары, она бесконечно убегала от чего-то по коридорам роскошного особняка. Длинный шлейф платья, цвета лаванды, цеплялся за мебель, путался в ногах. Она падала с лестниц и от неё фейерверком разлетались крохотные жемчужины порванного ожерелья, и каждый раз, когда казалось, что следующая дверь выведет её к свободе, оказывалось, что за ней ждет ещё один коридор. Утром она получила подарок, в лаконичной черной коробке с шелковым подкладом лежала алая роза. Записки не было, но она и не была нужна. Эффи взяла цветок и вскрикнула, поранившись об острые шипы. Это был первый раз, когда он сделал ей больно. Она получила приглашение через несколько дней. Светский тон карточки не обманул Эффи, она знала что в этот вечер не будет других гостей и знала, что отказавшись подпишет смертный приговор своей карьере. Рано или поздно это случалось с каждой девушкой, не имевшей богатых покровителей. Крейн был влиятелен и притягивал её, как пламя притягивает мотылька, но в то же время он пугал её. Эффи посмотрела в зеркало: - Никуда не годится! За какой-то час она совершенно преобразилась. Парик переливался оттенками платины и серебра, густые черные ресницы скрывали выражение глаз, губы были порочно-бордовыми. Девушка выбрала черное белье и чулки, изменив привычно-ярким цветам, платье было шелковым, когда она двигалась, казалось что её омывает поток молодого вина. Последним штрихом были изящные платиновые серьги в форме острокрылых бабочек, украшенные черными бриллиантами и изумрудами. Дом Сенеки Крейна вначале показался ей мрачным. «Слишком много черного дерева и эти наглухо зашторенные окна, здесь словно умер кто-то» - думала она, пока шла вслед за безгласым слугой. Сенека принял её в библиотеке. Он сидел в массивном кресле, которое скорее походило на трон, и рассеянно листал книгу. Она заметила рядом бутыль вина, немного канапе и пирожных, отметила про себя, что переплет книги оформлен золотом и стоит целое состояние, его голос отрезвил её… - Мисс Тринкет. Она протянула руку для приветствия, поцелуй длился дольше, чем положено: - Мистер Крейн. - Вы, как всегда, неотразимы, - он улыбнулся, комплимент был дежурным, – Вам идет черное. Эффи поняла, что он разглядывает её, пытаясь представить, что скрывается под платьем. Она всегда нервничала, впервые встречаясь с мужчиной в интимной обстановке, но сейчас сердце колотилось, словно пыталось вырваться из грудной клетки. Сенека подошел к ней, предлагая бокал вина, настолько густого, что оно казалось черным. Вино немного успокоило её, приятное тепло разлилось по телу. Эффи сама не заметила, как оказалась в его объятиях. Капитолийские мужчины, как правило, были изнежены и ленивы, их руки окружали мягко, как перина, никто никогда не обнимал её так, жестко, властно, словно владел всей её жизнью. Его поцелуи были агрессивны и настойчивы, пробуждая в ней ответное желание, и Эффи сдалась, ощутив странную смесь страха и радости от бездны ощущений, поглощающей её. А потом было утро, и лежа в ванне, отделанной серым мрамором с золотыми прожилками, девушка впервые увидела следы от укусов и кровоподтеки на своем теле. Безгласый слуга проводил её к машине. Следующие несколько дней она не покидала свой дом, приводя в порядок душу и тело, но её мысли снова и снова возвращались к Сенеке Крейну и она чувствовала возбуждение, вопреки собственной воле. Их встречи были немногословными. Со временем она научилась видеть малейшие изменения его мимики, чувствовать оттенки настроения. Однажды он спросил её мнение о конфиденциальной проблеме, и так она поняла, что он доверяет ей. В другую их встречу, он подарил ей небольшой флакон из темно-зеленого стекла. Это было странно, обычно подарки присылались со слугами. Во флаконе было противоядие, с того дня она всегда носила его в сумочке, предупрежденная о возможной опасности. Им становилось все сложнее скрываться, будучи на виду у всего города. Пошли слухи о новой любовнице распорядителя «Голодных игр», опасные сплетни о пристрастии мистера Крейна к жестоким удовольствиям. Эффи пришлось рассчитать своего врача. Через несколько дней она с ужасом узнала, что его обнаружили мертвым. Она проплакала целый день, скорее из страха за себя, чем из жалости. Это был первый раз, когда их страсть стоила человеческой жизни. Теперь подарки и приглашения приходили практически каждый день. Готовились семьдесят четвертые «Голодные игры», а значит, скоро она снова должна была отправиться в дистрикт 12, чтобы привезти оттуда мальчика и девочку, смертников, как и всегда. Она выбрала ослепительное платье, очень яркое, зная, что все будут смотреть на неё. Он будет смотреть. И он смотрел. На её ослепительную улыбку, кукольный макияж, роскошное платье, нарочито контрастирующее с простецкими нарядами жителей отдаленного дистрикта. Он видел радостное волнение на её лице, когда какая-то девушка вызвалась добровольцем. Сенека Крейн был, пожалуй, единственным человеком, который в этот момент понимал, чему радуется Эффи, не повышенному вниманию, полезному для её карьеры, а тому, что не придется отправлять на смерть ребенка. Он любил в ней эту человечность, хотя она скрывалась при нем. Он думал о будущем, сознавая, что будущего у них нет. Это был первый раз, когда ему стало больно от того, что её нет рядом. Его отвлекли игры. Интервью, подготовка, предварительный смотр трибутов, вся эта суета не оставляла времени на раздумья, занимая его дни до минуты. Каждый вечер Эффи уходила в свои апартаменты, а позже, тайком, приезжала к нему. Они стали разговаривать много, часами, словно пытались наговориться впрок. Её подопечные были небезнадежны впервые за долгое время, их ментор, Хэмитч, даже стал меньше пить, глаза Эффи блестели от волнения, а смех был мелодичным как перезвон колокольчиков. Она была счастлива. Но за двадцать минут до «пробуждения» она всегда возвращалась к себе. Когда начались игры, времени стало больше, все вокруг волновались, все делали ставки, зрелище обещало быть грандиозным. Влюбленные из двенадцатого были одной из главных тем, в конце-концов это было романтично, а романтика была в дефиците. Впервые Эффи поняла, как на самом деле переживает о них. Она не осмелилась говорить об этом, Сенека и сам видел всё. Он стал к ней нежнее, возможно потому что его жестокость находила во время игр другой выход. Для большей безопасности они пустили слух о её романе с Хэмитчем, и как ни странно в это все поверили. Финал был самым грандиозным подарком, который он когда-либо ей преподносил. Спасти обоих трибутов, да ещё с таким непревзойденным изяществом держать зрителей в напряжении до последней секунды, на это был способен только Сенека Крейн. Публика обожала его, во всех интервью он источал дружелюбие и улыбки, но вне камер стал мрачным. Какое-то новое ощущение испытала Эффи во время их следующего свидания. Она всегда все знала, видела из-под своих фальшивых ресниц, чувствовала каким-то неведомым инстинктом. И она знала, что эта встреча последняя. Возможно, поэтому сегодня разрез её алого платья был особенно высок, а локоны ярче сверкали золотом, походка казалась легче обычной, и смех звенел все беззаботнее, словно ничего дурного не происходило. И Сенека вновь увлекся ею, изгнал из головы темные мысли, он чувствовал себя страстно влюбленным в Эффи, в жизнь, во все вокруг. Это был первый раз, когда он действительно любил кого-то. Ему оставалось жить двадцать четыре часа.