Стоп! Снято!

Байк слетел с платформы на полном ходу — косо и боком. Бэкхён невольно зажмурился — зажмурился не только из-за сильного ветра. Ещё и дыхание перехватило от ужаса. Пальцами он с силой вцепился в поручни, чтобы не свалиться следом за байком. Он ждал грохота и взрыва под гулкие удары сердца в груди, но так и не дождался. — Стоп! Снято! Перерыв на пятнадцать минут! И уберите Бэкхёна оттуда, пока он не околел. Да на рожу побольше чёрного, побольше, а то неубедительно как-то. Что с этим сумасшедшим придурком? "Сумасшедший придурок" прикатил на байке к остановившемуся поезду через двадцать секунд ровно. Поставил ногу в тяжёлом ботинке на выступ платформы и заглушил двигатель. Едва успел снять шлем, как тут же ослепил всех яркой улыбкой. — Ещё раз? — Псих, — подытожил оператор, выразительно закатив глаза. — Да всё отлично, сейчас посмотрим, как вышло. Дайте мне картинку с третьей камеры. Иди сюда, горе... "Горе" оставило шлем на сиденье байка и устроилось за монитором рядом со старшим оператором, проигнорировав Бэкхёна и его злобный взгляд. — Кофе будешь? — Лучше горячий шоколад, — флегматично отозвался каскадёр Ким Чонин, который был одновременно и дублёром главного героя, то есть единственного и неповторимого Бён Бэкхёна. Чонин по-кошачьи потянулся и довольно прищурился. И он по-прежнему как будто не подозревал о существовании Бэкхёна, сверлившего его возмущённым взглядом. Отношения у звезды и его дублёра не заладились с самого начала. Их представили друг другу, и тут же выяснилось, что Ким Чонин понятия не имеет, кто такой Бён Бэкхён, не смотрел ни одного фильма с его участием и не разделял всеобщего восторга и преклонения. Он даже не помнил, что они учились в одной школе. Бэкхён не считал себя таким уж ранимым, но взбесился тогда. Как же так? Он два года звезда первой величины, мечта всех женщин Кореи и один из самых высокооплачиваемых актёров. Ему предлагали роли даже в японских и европейских картинах, а этот... жалкий каскадёр какой-то и имени его не помнил. Но всё было ещё хуже, потому что отношения у них не заладились исключительно с точки зрения Бэкхёна. Чонин вообще о существовании этих отношений не подозревал и с Бэкхёном не разговаривал. Он просто выполнял свою работу. Причём выполнял так, что вскоре стал всеобщим любимцем на съёмочной площадке. Вот хоть бы одна собака предложила замотанному Бэкхёну чашечку кофе! Так нет же! Кофе предложили Чонину первым делом, а о Бэкхёне и не вспомнили. — Ты чего тут бездельничаешь? Быстро к гримёру — и на позицию, — рявкнул на Бэкхёна режиссёр. Пожалуйста, вот тебе и чашечка кофе... А ничего, что Бэкхён тоже работал? И болтаться на краю платформы, ухватившись за поручни, — это не так и просто. Но Бэкхён на самом деле прекрасно всё понимал. Просто режиссёр вместе с тем придурком сумасшедшим страдали одной и той же болезнью — их всегда всё не устраивало, они везде находили недостатки и требовали всё переделывать по сто раз. А ещё Бэкхён как-то слышал вопрос оператора о собственной игре и ответ Чонина, что Бэкхён мог бы играть и получше. Критики чёртовы. Много они понимали... А вот Бэкхён, к слову, поначалу не понимал, какого дьявола из всей команды каскадёров ему в дублёры выбрали именно Чонина. Тот был заметно выше и ничем на Бэкхёна не походил, поэтому когда его гримировали под Бэкхёна, времени и средств на это уходило много. Если уж говорить начистоту, то в команде каскадёров никто на Бэкхёна не походил на все сто, хотя парочка схожих по росту и телосложению имелась. После Бэкхён выяснил, что эта парочка специализировалась на других трюках, а роль Бэкхёна требовала определённый набор навыков. Туда входили автотрюки, мототрюки, экстремальное вождение, прыжки с высоты и с парашютом, пиротрюки и конные трюки. Последние считались самыми сложными. И именно чёртов Ким Чонин специализировался на всех этих видах трюков. Хуже того, как признался руководитель команды, Чонин изучал что-то ещё и вскоре должен был получить новые сертификаты. Он явно относился к тем людям, которым необходимы вершины на их тернистом жизненном пути. Если они не будут покорять вершины, завянут как цветы без воды и солнца. Бэкхён бросил новый злобный взгляд в сторону раздражавшего его "сумасшедшего придурка". Чонин и оператор весело обсуждали детали снятой сцены, просматривали с разных ракурсов и решали, надо ли делать ещё один дубль. Пришли к выводу, что всё отлично и так. Редкий случай, следовало признать, потому что Чонин выполнял трюки до тех пор, пока позволяли техника и средства. — Ты только поосторожнее, ладно? Наклон был критический. А если бы не справился с управлением? — Справился бы, — отмахнулся Чонин и получил чашку горячего шоколада от самого режиссёра. Тот похлопал его по плечу и по-отечески строго велел тоже быть поосторожнее. Бэкхён пренебрежительно фыркнул и уставился на собственное отражение в зеркале. Девушка, занимавшаяся его гримом, рассеянно помешивала кисточкой краску в банке и пялилась на Чонина. Чтоб её... Бэкхён выразительно кашлянул, привлекая её внимание к себе. Девушка спохватилась и принялась наносить короткими мазками тёмную массу на его лицо. Якобы следы от дыма и гари. Бэкхён сжимал пальцами подлокотники кресла и сверлил мрачным взглядом отражение Чонина в зеркале. Подумаешь... И чего он так злится на этого мальчишку? Совершенно не его тип, ещё и больной на голову — постоянно рискует. Что с дурака взять? Разве что тренированное красивое тело — и только-то. Какая малость. Зато мозгов нет совсем. Рано или поздно расшибёт себе лоб, если будет такие трюки проворачивать столь опрометчиво и бесстрашно каждый раз. Бэкхён слышал, конечно, что Чонин — один из лучших каскадёров, но везение не бывает вечным. Особенно в такой экстремальной сфере. И Бэкхён не то чтобы желал зла Чонину, но вот сбить спесь... И Бэкхёна ничуть не смущал тот факт, что Чонин ни разу эту самую спесивость не проявлял, а просто не замечал его — такого особенного и неповторимого. — Ты чего волком на мальчонку смотришь? — поинтересовался подкравшийся незаметно штатный медик — Чондэ. Он оглядел результат стараний гримёра и показал оттопыренный большой палец. Девушка счастливо улыбнулась и умчалась со своими баночками и кисточками к другим актёрам, задействованным в следующей сцене. — Ничего я не смотрю. — Ну да, как же. Если бы взглядом можно было убивать, он бы уже раз тысячу умер в страшных муках. Так сильно понравился? — Чондэ лукаво подмигнул ему, достал из кармана телефон, навёл на Чонина, настроил изображение и сделал снимок. — А он фотогеничный, погляди только... — Спятил, что ли? — разъярённо зашипел змеёй Бэкхён. — Он мне ни капельки не нравится! — А почему? Гляди, какой котик! — Чондэ бесцеремонно сунул Бэкхёну прямо под нос свой телефон. Бэкхён сердито вырвал телефон и грозно потряс им. — Иди ты... — Нет уж, лучше ты, — хмыкнул Чондэ. — Если горишь желанием повторить... — Заткнись! Не здесь же! — Зато я могу излечить твою уязвлённую гордость... — Какую ещё уязвлённую гордость? Спятил совсем? Ты что несёшь? — Ну как же. К твоим ногам падают все, а вот этот милый мальчик... — В каком месте это он милый? Ты его нос видел? А эту челюсть? Да у него подбородок как... как... как у забияки! Ни о чём, кроме своих дурацких трюков, и думать не может. — А тебя заело, да? — Сдохнуть хочешь? — стиснув кулаки, с угрозой уточнил Бэкхён. Сегодня он был сыт Чонином по горло, как и подколками Чондэ. — Меня уже нет! — выставив перед собой ладони в успокаивающем жесте, быстро протараторил Чондэ и унёсся к ребятам из осветительной бригады. Бэкхён обмяк в кресле, перевёл дух и озадаченно уставился на зажатый в руке телефон. Хотел окликнуть Чондэ, но закрыл рот, разглядывая снимок на дисплее. Оттуда ему улыбался проклятый сумасшедший мальчишка. Озорная улыбка на смуглом лице с резкими чертами казалась ослепительной, искренней и счастливой. Чонин на снимке весь как будто светился. И никакой нос, никакая челюсть и никакая ямочка на упрямом подбородке не могли умалить это сияние. Бэкхён сам едва не улыбнулся, но вовремя опомнился — он же зол, он же в ярости, он же должен рвать и метать! Бэкхён сделал глубокий вдох и покосился на оригинал снимка. Тот сидел уже один перед монитором и, задумавшись о чём-то, разминал пальцами левое плечо. Бэкхён уловил, как он едва заметно поморщился, словно от резкой боли, закусил губу и на миг прикрыл глаза, потом чуть повёл левым плечом и снова поморщился. Но едва кто-то к нему подошёл, как он просиял улыбкой и вскочил со стула с бодрым видом, а после помогал таскать ящики с дымовыми шашками. Бэкхён внимательно следил за ним и видел, что его беспокоила левая рука, но Чонин никому так и не пожаловался на боль, да и к медику не сунулся. Молча терпел и делал вид, что всё отлично. Скорее всего, растяжение. Из-за последнего трюка. Всё-таки наклон был очень сильный, пришлось выравнивать байк как в полёте, так и при приземлении, а там ещё и неслабый удар о землю... Но вообще странно. Обычно каскадёры соблюдали все меры безопасности и не скрывали травмы. И именно поэтому на эту работу предпочитали брать людей за тридцать, а не таких юнцов, у которых ветер в голове и шило в заднице. Правда, руководитель команды каскадёров говорил, что Чонин очень рассудительный и хладнокровный. К тому же, хорош во многих видах трюков, а это редкость. Как правило, каскадёры предпочитали выбирать два-три вида, а то и один, а потом просто оттачивали мастерство. Бэкхён во время работы над этой картиной вообще узнал много о работе каскадёров. Прежде он снимался в фильмах, где количество трюков было минимальным. Эта же картина могла похвастать сценарием с претензией на остросюжетность и стала первой, насыщенной трюками. После съёмок Бэкхён задержался в трейлере, наблюдая в окошко за происходящим во временном съёмочном лагере. Почти все разбежались, но Чонин через распахнутые ворота так и не прошёл. Бэкхён задумчиво сунул телефон Чондэ в карман и двинулся к двери, взялся за ручку и помедлил. Резко выдохнув, развернулся, покопался в аптечке, переложил в карман серебристый баллончик и толкнул дверь. Группа каскадёров обосновалась в контейнере на отшибе, больше походившем на гараж, туда Бэкхён и направился. Поскольку он не видел, чтобы Чонин уходил, тот, скорее всего, торчал именно в контейнере. Чонин вечно копался дольше всех и приводил в порядок байк после каждого насыщенного трюками дня. Бэкхён подобрался к контейнеру и заглянул внутрь. На сей раз Чонин возился не с байком, а с потрёпанным джипом, и Бэкхён вспомнил, что завтра планировали отснять сцену погони. Джип чуть приподняли на подставке, и сейчас из-под него торчали длинные ноги в пятнистых военных брюках. Звякнул металл, потом смуглая ладонь скользнула по разложенным на сухом полотенце инструментам, нашарила отвёртку и исчезла из вида вместе с добычей. После из-под джипа донеслось тихое пение. Бэкхён с изумлением опознал припев из песни, которую он исполнял для будущего фильма. И кто бы мог подумать, что Чонин знает эту песню? Снова звякнуло. — Чёрт... Чонин выкатился на ремонтной платформе из-под джипа, сел и с хмурым видом ощупал левое плечо, затем сжал левую ладонь в кулак и закусил губу. Он вскинул голову и уставился на торчавшего у входа Бэкхёна. Изумление смешалось с тревогой на перепачканном лице — на щеке и на лбу красовались тёмные полосы. — Добрый вечер, — немного озадаченно произнёс Чонин. — Вы кого-то ищете? И он быстро отдёрнул правую руку от левого плеча, правда, на светло-зелёной футболке остались пятна от пальцев. Масло. Бэкхён молча двинулся к Чонину. С каждым его шагом Чонин приобретал всё более растерянный вид. Когда до Чонина осталось не больше метра, тот поднялся на ноги. Бэкхён остановился прямо перед ним, задумчиво разглядывая красиво очерченные полные губы и вдыхая маслянисто-металлический запах. — Господин Бён? — позвал ничего не понимающий Чонин и кончиком пальца почесал нос, оставив тёмное пятно на смуглой коже. — Что с плечом? — сурово прорычал Бэкхён. Актёрский талант в эту самую минуту подло ему изменил. Он вообще-то планировал проявить каплю заботы, но получилось отвратно. Точнее, не получилось ни черта. — Ничего, — резко ответил Чонин, мгновенно стряхнув с себя остатки растерянности и дерзко вскинув подбородок. — Всё в полном порядке. Если вы волнуетесь, что я не смогу завтра... — Я не волнуюсь, — перебил его Бэкхён. — Растяжение? Чонин чуть наклонил голову, смерил его сердитым взглядом из-под сведённых к переносице бровей и вежливо послал: — Не ваше дело. — А вот и моё. Ты — мой дублёр. Так что с плечом? С губ Чонина слетел короткий смешок, и он улыбнулся. Только не так, как на снимке на телефоне Чондэ. Совсем не так. Криво, уголком рта, с откровенной насмешкой. Сунув руки в карманы брюк, он окинул Бэкхёна изучающим взглядом с головы до ног и обратно. — Я же сказал, если вас беспокоит, смогу ли я завтра выполнять трюки... Смогу. Волноваться не о чем. Ваш график не пострадает. И ни одна минута вашего драгоценного времени не пропадёт зря. Это ещё что за... Бэкхён был не просто удивлён — он был вконец ошарашен, но его язык всегда опережал разум на пару световых лет. — О, так ты предпочитаешь сдохнуть на съёмочной площадке ради соблюдения моего — несомненно! — идеального графика? Я польщён несказанно. И кто бы мог подумать, что ты готов на такие жертвы? — И Бэкхён выбросил сжатый кулак вперёд, чтобы ударить Чонина в левое плечо. Промахнулся чуть ли не на целую милю, потому что Чонин явно не испытывал желания позировать в ожидании удара. Зато вот уклониться и воткнуть собственный кулак в левый бок Бэкхёна — это он за милую душу провернул. Всё оказалось не столько болезненным, сколько внезапным, поэтому у Бэкхёна предсказуемо сбилось дыхание, зато выставить блок на втором ударе он смог-таки. Блок и контратака в то самое левое плечо. Чонин отшатнулся. Плотно сжатые губы, тяжёлый гнев в глазах и правая ладонь поверх плеча. И упрямство в каждой чёрточке. — Может, хватит уже? — Да пошёл ты... — Голос тихий, но твёрдый. — Уймись, вот, видишь? — Бэкхён достал баллончик из кармана. — Я просто хотел помочь. — Обойдусь. — Как же! Или я тебе помогаю, и мы оба молчим, или мне придётся сообщить всем, что у тебя травма. Ты знаешь правила. И тогда за тебя возьмутся специалисты, а это надолго. Выбирай. Бэкхён демонстративно скрестил руки на груди и выразительно вскинул бровь. Чонин напряжённо смотрел на него и молчал. — И? — Давай сюда. Спасибо за заботу. Сам справлюсь. — Нет уж. Снимай футболку. — И не подумаю. — Ты ведёшь себя как придурок, — хмыкнул Бэкхён. — Плевать. — Взгляд Чонина оставался непреклонно-упрямым. — Или я тебе помогаю, или... — Бэкхён многозначительно умолк. Он понятия не имел, почему Чонину так не нравилось обращаться к медикам, но это не повод позволять паршивцу и дальше расхаживать с больной рукой. Коль уж на то пошло, Бэкхён должен был сам сообщить медикам о проблеме Чонина, но не сделал этого, стало быть, теперь делил с Чонином ответственность. Если вдруг что, можно и отбрехаться — от людей, но от собственной совести отбрехаться не выйдет. И это его фильм, его роль и его команда, нравится ему это или нет. Слегка закушенная губа, лёгкое сомнение, убранная с плеча ладонь, но всё такой же тяжёлый взгляд Чонина. — Умница. Снимай футболку. — Бэкхён потряс баллончиком и мило улыбнулся, чтобы немного разрядить обстановку. Не получилось. Сколь бы хорош ни был его актёрский талант, с Чонином это не работало. Тонкая ткань медленно поползла вверх, и Бэкхён застыл на месте, чтобы потрясённо выдохнуть чуть позже слова, которые в приличном обществе употреблять не рекомендовалось. — Совсем идиот? — загремел он через минуту. — Ты вообще соображаешь, что делаешь? Чонин молча стянул футболку совсем и небрежно бросил её на сиденье байка, стоявшего рядом у стены. Смуглое тело щедро усыпали синяки, ссадины и кровоподтёки, и на рёбрах красовалась тугая повязка. — Господи... — Бэкхён потерянно смотрел на последствия трюков и начинал понимать подлинную разницу в их работе. — Как ты вообще... Как? — Ты помогать собирался, нет? Ну вот и помогай. Молча. Или проваливай к чёртовой матери, — глухо отрезал Чонин и слегка повёл левым плечом. Мышцы там казались напряжёнными и твёрдыми, хотя он стоял в расслабленной позе. — Сейчас... Тут аптечка есть? Чонин махнул рукой в нужном направлении, потом провёл пальцами по шее — от уха к основанию и дальше, к плечу, разминая и массируя в процессе. Бэкхён нашёл аптечку, перенёс к металлическому высокому столу для инструментов, открыл и пошарил внутри. Сначала стоило обработать ссадины и залепить пластырями, чтобы потом жидкость из баллончика не попала на ранки. Едва Бэкхён дотронулся до смуглой кожи на плече, как Чонин заметно вздрогнул и отвернулся. — Не укушу, не трясись так. — Не трясусь, — услышал в ответ мрачное рычание Бэкхён и невольно улыбнулся. В тишине он обработал ранки, заклеил, поболтал баллончиком и обрызгал пострадавшее плечо. — Знаешь, это всё-таки ненормально и опасно. — Бэкхён без злого умысла потыкал пальцем в пятна на боку Чонина. Тот немедленно зашипел и расфырчался, и отшатнулся от Бэкхёна. — Да не дёргайся ты так. Лучше бы был поосторожнее и не хватал себе таких украшений. Выглядишь так, будто тебя орава бандитов долго била дубинками. — Тебя волнует, как я выгляжу? — Чонин сверкал глазами и чуть ли не клацал зубами, как разъярённый волк, угодивший в капкан: ничего сделать не может, зато вздыбить шерсть на загривке, обрычать и показать клыки — это за милую душу. Мол, ты только подойди поближе — пусть на последнем издыхании, но цапну, дотянусь. И этот сумасшедший придурок вполне ловко себя чувствовал, когда полностью игнорировал формальности и обращался к Бэкхёну так, словно они в детстве в одной коляске катались. Ну да ничего, так даже проще, а Бэкхён любил, когда просто. — Представь себе. Ты работаешь над моим фильмом. — Конечно. И как я мог забыть? — Не язви, тебе не идёт. — Бэкхён погрешил против истины. На его взгляд, Чонину очень шли язвительность и дерзость. Особенно тогда, когда он не выполнял свою работу. Во время трюков он был собранным, строгим, отчаянным и "не здесь", а где-то в собственном мире. Каждое движение — отточенное, идеальное, неподражаемое. В любое другое время и вне "ока" камеры Чонин был немного неуклюжим, неловким и казался чересчур простым и милым. Да и рычал он впервые, по крайней мере, Бэкхён впервые с этим столкнулся. — Ты планируешь всегда быть каскадёром? — Только не говори, что тебе интересны мои планы на жизнь. — И всё же? Может, думаешь стать актёром? Судя по лёгкому румянцу, проступившему на скулах Чонина, Бэкхён не промахнулся с предположением. — Любопытно. И с чего планируешь начать? Чонин молча покопался в своём рюкзаке, выудил свежую футболку и направился к дальней двери. Там располагались бочки с водой для умывания и прочих нужд. Бэкхён фыркнул, привёл аптечку в порядок и отнёс на место, после потоптался минуту возле вещей Чонина. Чтобы занять руки чем-нибудь, решил потеребить лямку рюкзака и, конечно же, уронил его. Оттуда выпали брелок и бумажник. Бэкхён сначала подобрал брелок и озадаченно моргнул. Эта безделушка была из сувенирной линии к его последнему фильму. И на брелоке красовалась маленькая фотография Бэкхёна. Когда же он раскрыл бумажник, обнаружил там сувенирную карточку из тех, что раздавались на премьерном показе его первого фильма. А ещё нашёл смятую фотографию школьных времён. Фотографию сделали перед выпуском для доски памяти. Класс Бэкхёна. Фотографию сложили так, чтобы на виду остался Бэкхён — нескладный, насмешливый, игривый и дерзкий. Уже тогда он мечтал стать актёром, а начинал со школьных спектаклей. Бэкхён помнил Чонина по школе. Тот был младше и не представлял особого интереса — вроде бы, но Бэкхён хорошо помнил его. Настолько хорошо, что сразу узнал, когда встретил перед съёмками. Чонин внешне изменился, однако по-прежнему выбирал экстрим. Бэкхён помнил школьные скандалы, связанные с Чонином. Тот умудрялся ходить в любимцах у наставников, обладал хорошей репутацией, но вечно отмачивал нечто экстраординарное. Причём без злого умысла. Те же разбитые мячом окна — случайность чистой воды. Рискованные прыжки в воду в бассейне. Взрывы на занятиях по химии, сомнительные эксперименты на физике, дрессированная крыса в сумке, что довела учительницу по истории почти до сердечного приступа... Всего и не упомнить. И Бэкхёну всегда нравилось, как эти истории мгновенно разлетались по школе и пересказывались бесчисленное количество раз, обрастая новыми подробностями так, что вскоре правда мешалась с вымыслом в равных пропорциях. Бэкхён уже в школе знал, что он другой. И в старших классах он интересовался больше мальчиками, чем девочками. Хотя о Чонине так не думал. Тогда. Чонин просто нравился ему как одна из школьных легенд. Нравился именно смесью из примерности и несуразности. Тем, что не хулиган какой-то, но вечный гость в кабинете директора. Эта противоречивость в большей степени даже умиляла Бэкхёна. На съёмочной площадке он взглянул на Чонина иначе. И теперь его точка зрения изменилась снова. Из-за брелока и фото в бумажнике. Потому что никто не станет носить такие вещи несколько лет без веской причины. И потому что Чонин солгал, когда сделал вид, что не помнит Бэкхёна и не знает его. Бэкхён аккуратно сложил выпавшие из рюкзака вещи обратно, положил рюкзак на место и, выпрямившись, огляделся. Обычно у каскадёров имелись при себе небольшие камеры, которые можно было крепить на плечах, например, и вести съёмку от "первого лица" около часа по времени. Бэкхён побродил вдоль стены, пошарил на полках и нашёл-таки одну такую камеру. Первым делом убедился, что камера рабочая, затем проверил свободное место. Да, на час этой камеры должно хватить. — Что ты делаешь? — прозвучал за спиной низкий голос, наполненный нотками подозрения и лёгкой опаски. Бэкхён обернулся и подмигнул чуть встревоженному Чонину. — Хочу провести пробную съёмку. Ты ведь желаешь стать актёром, так? — Я этого не говорил. — Но и не отрицал. Давай посмотрим, что ты можешь. И есть ли у тебя потенциал. — И как? Может, я и твой дублёр, но только во время выполнения трюков. Я не знаю твоих реплик. — И не нужно. Мы возьмём что-то подходящее. Что-то такое, чтобы ты мог проявить актёрский талант и без слов. Действия, мимика — это тоже важно. Ну и игра... Рискнёшь или пока кишка тонка? Брать на "слабо" — это избито и банально, но Бэкхён имел дело с каскадёром, а каскадёры — люди особого склада. Для Чонина вызов значил куда больше, чем для любого иного человека. — Ты хочешь, чтобы я просто сыграл что-то? На камеру? И только? — Не совсем. Изобразить мелочь какую-нибудь и сольно любой дурак сможет. Поэтому мы усложним задачу. — Как? — Мы будем играть вместе. — Бэкхён аккуратно поставил камеру на металлическую стойку и поправил. Теперь камера снимала стул в углу контейнера. — Сядь туда. — Зачем? Разве я не должен играть... — Просто сядь туда. Играть ты будешь там. Чонин провёл ладонью по чуть влажным после умывания волосам, смерил Бэкхёна растерянным взглядом, пожал плечами и прогулялся к стулу, чтобы сесть на него и вновь уставиться на Бэкхёна. — И что дальше? — Сейчас узнаешь... Бэкхён нажал на кнопку записи и направился к Чонину. — Мотор! — бросил он на ходу и подмигнул. — Посмотрим, насколько ты разносторонний. И насколько свободен твой разум. — Ты не сказал, какую именно сцену мне играть-то. — Это импровизация. С помощью подручных средств. Сложно, да? Но ты справишься? — Бэкхён остановился перед сидящим в свободной позе Чонином, наклонился к нему и ухватился рукой за спинку стула. Чонин смотрел на него с немым вопросом в глазах и, кажется, даже не догадывался, что сейчас будет. Тем лучше. Бэкхёну нравилось удивлять Чонина. И превращать его мечты в реальность — тоже. Он медленно склонился ещё ниже и потёрся кончиком носа о щеку Чонина. Пока тот не успел опомниться, поцеловал. Сразу жадно и напористо, но не забывая о чувственности, чтобы отбить желание прервать поцелуй раньше времени. Не поцелуй, а наказание. За ложь. За измотанные нервы Бэкхёна. За молчание. За терпение. За то, что он вообще существует на этом свете. Чонин оттолкнул его спустя минуту. С тихим бешенством и возмущением. — Какого чёрта ты... Бэкхён не позволил ему продолжить в этом ключе и вновь поцеловал. По-прежнему жадно и напористо, не разрешая ускользнуть и отстраниться. На сей раз он сам выбрал, когда следует остановиться. — Ты же сказал, что справишься. Представь, что это настоящие съёмки. И это — твоя роль. Не такая уж и сложная роль, верно? — Он провёл пальцами по смуглой шее и довольно улыбнулся. — Но ты всегда можешь сдаться. Я пойму. Просто признаешь, что не готов. Чонин смотрел на него, чуть прищурив глаза. Не стоило тешить себя надеждой, что Чонин не раскусил его игру. Раскусил. И сейчас думал, играть дальше или свалить к чёртовой матери. Если бы Бэкхён сказал, что не волновался в этот миг, то соврал бы. Волновался. Ещё как. И не испытывал ни малейшей уверенности, что интерес Чонина к нему окажется достаточно сильным, чтобы рискнуть. Ведь Бэкхён подозревал, что Чонин никогда раньше ничего подобного не делал. Если бы делал, не таскал бы при себе столько лет ту несчастную фотографию. И не скрывал бы так тщательно то, что помнит Бэкхёна ещё со школы. — Ну что, отыграем пробную сцену? Чонин не ответил, но и руку Бэкхёна со своей шеи не смахнул. Ничего не сделал даже тогда, когда Бэкхён позволил себе забраться пальцами под футболку и прижать ладонь к груди. Коснувшись соска, обвёл его и мягко потёр. И сглотнул, поймав быстрый взгляд Чонина — в этом взгляде сплелись огонь и беспомощность. Чонин явно желал потрогать Бэкхёна сам, но что-то мешало ему воплотить эту мечту в реальность. Ладно, действовать стоило быстрее, потому что камера будет записывать меньше часа, а Чонин ещё в силах поставить крест на планах Бэкхёна и сбежать. Бэкхён решительно потянул вверх футболку Чонина, но снимать не стал, только обнажил живот и грудь, чтобы тут же провести языком по тёмному соску, чуть прикусить и согреть ласковым поцелуем. Чонин оставался напряжённым, но в большей степени из-за новизны ощущений. И это приводило Бэкхёна в восторг, потому что впервые он имел дело с неискушённым партнёром. Осознание, что он единственный, кому вот так позволено прикасаться к Чонину, заставляло его дрожать от возбуждения и удовольствия. И не мешало бы успокоиться, иначе они оба дотерпеть не смогут до самого главного. Кстати, да. Он же собирался поспешить! Бэкхён решительно провёл губами по мышцам на животе Чонина и ловко разобрался с пряжкой ремня, затем с пуговицей и молнией. Не позволив Чонину до конца осознать, что происходит, провёл языком по смуглой коже и высвободил из складок ткани член. Если Чонин и планировал врать дальше, то его тело — нет. Плоть в руке Бэкхёна была твёрдой и горячей, отзывчивой. Стоило лишь коснуться губами, чтобы услышать низкий стон. Бэкхён улыбнулся и принялся старательно облизывать едва ощутимо пульсирующий ствол. Он не тратил время на изощрённые ласки, просто старался заменить отсутствующую смазку слюной. Когда счёл, что достаточно, поднялся и расстегнул свои брюки. Чонин немного ошарашенно смотрел на него, дышал тяжело и неровно. Проводил растерянным взглядом улетевшие к стене брюки, вновь глянул на Бэкхёна и отвернулся, когда понял, что Бэкхён собирается делать с собой собственными же пальцами. Это было мило. Чонину очень хотелось посмотреть, но он старательно отводил глаза. И хорошо, что хотя бы оставался на месте, значит, всё не так уж плохо. Когда же Бэкхён устроился у него на коленях, Чонин вскинул голову — в глазах отражалось желание, похожее на голод. Бэкхён провёл ладонями по его скулам, щекам, слабо улыбнулся и прикоснулся губами к губам Чонина. Без напора, на этот раз — с мягкостью. Бэкхён хотел, чтобы теперь целовали его. Хотел узнать, как это сделал бы Чонин. Его нижнюю губу осторожно сжали, потянули, внезапно отпустили и вновь поймали, и только после этого Чонин поцеловал его так, как он сам до этого — с мягкостью, но без предложения. Просто мягкий изучающий поцелуй. Чонин сейчас походил на человека, которому непременно надо потрогать новый предмет, оценить прикосновениями, на ощупь, как будто ему так легче было понять, что Бэкхён собой представляет, какой он на самом деле. Хорошо, но мало. — Страшно? — Хриплым шёпотом, почти касаясь губами. Чонин едва заметно наклонил голову и после сбивчиво ответил: — Каждый страх... прячет в себе... желание. Бэкхён скользнул ладонью по груди Чонина, опустил ладонь на бедро и уверенно обхватил пальцами напряжённую плоть, выбив из Чонина резкий выдох. Поцелуй немедленно превратился из мягкого и изучающего в нечто жаркое, требовательное и недостаточное. Им обоим явно не хватало только этого. И Бэкхён уверенно приподнялся, чтобы опуститься вновь на бёдра Чонина, но уже ощущая, как его тело постепенно заполняется, как Чонин становится частью его, или он сам — частью Чонина. Он чувствовал, как горячие руки хватаются за него, трогают везде, чувствовал неровное дыхание на шее, подбородке, губах. И когда ладони Чонина замерли на его бёдрах, он обхватил Чонина руками за шею. Смотрел на лицо с резкими чертами из-под полуопущенных век, не двигался и прислушивался к себе. А Чонин смотрел на него, смотрел пристально, увлечённо, смотрел так, словно не мог насмотреться вволю. И пальцы на бёдрах Бэкхёна подрагивали всё отчётливее, выдавая тем самым нетерпение. Бэкхён с осторожной плавностью коснулся затылка Чонина, запустил пальцы в густые волосы и потянул к себе. И двигаться он начал одновременно с поцелуем, чтобы тронуть губами, скользнуть всего лишь и отпрянуть, приподнявшись немного сначала, опуститься и вновь дразняще провести губами по коже. И отпрянуть после снова. Чтобы ощутить, как мышцы внутри отзываются на каждое движение, как твёрдая плоть почти полностью выскальзывает из него, но тут же возвращается, заполняет, трётся о стенки, одаривая приятным и совершенно неописуемым ощущением внутренней ласки, непрерывного движения и постепенно нарастающим чувством фантомного тепла. Это тепло зарождалось где-то в центре живота и медленно расходилось волнами по всему телу. Бэкхёну оно напоминало глинтвейн, которым хорошо согреваться в мороз. Потребовалось время, чтобы тепло превратилось в нечто более острое, крепкое, резко бьющее по телу впечатлениями куда более сильными, чем просто удовольствие. Потребовалось время, чтобы найти подходящий угол. Когда же это случилось, Бэкхён позволил Чонину услышать свой голос — тихий, ломкий, соблазнительно томный. Его стоны были то долгими и чуть хриплыми, то короткими и отрывистыми. И он невольно прикрывал глаза, потому что руки Чонина вновь скользили по его телу, добавляя ко всему прочему терпкие нотки безумия и несдержанного восхищения. И теперь Чонин водил губами по коже Бэкхёна: помечал шею поцелуями, прикасался кончиком языка к ключицам. Бэкхён хотел больше огня и получил его. Чонин не был умелым и идеальным, зато был пылким и искренним. И с хорошим потенциалом. Ему всего лишь не хватало практики. Пока что. И он очаровательно смутился, когда резко подался вверх бёдрами и кончил в Бэкхёна. Смутился, но не забыл, что удовольствие — в идеале — должно быть обоюдным. Его подрагивающие и чуткие пальцы на своём члене Бэкхён воспринял как благословение свыше. Зажмурившись с силой, прикусив губу и вцепившись в скрученную на груди в жгут футболку, Бэкхён излился в горячую ладонь и на время забыл о дыхании. Он просто крепко обнимал Чонина, словно тот был его персональным якорем, удерживающим его в реальности. Бэкхён таял от лёгких прикосновений полных губ к своему лицу. Таял от прикосновений рук к спине. Таял, когда пальцы Чонина чертили невидимые линии от шеи к пояснице, вдоль позвоночника. После они смотрели друг другу в глаза и не двигались. Но едва Бэкхён пожелал подняться, Чонин прижал его к себе сильнее. — Стоп! Снято! — И, всё ещё немного задыхаясь, Бэкхён уточнил: — Понравилось? Чонин не удостоил вопрос ответом, просто смял его губы нетерпеливым поцелуем. Ну или это был такой вот своеобразный ответ, который полностью Бэкхёна устраивал. Потребовалось время, чтобы прийти в себя и привести себя в порядок, после чего Бэкхён взял камеру и предложил посмотреть, что у них получилось. Чонин сопротивлялся, но это было бесполезно. Через пару минут они сидели рядом друг с другом и наслаждались просмотром эротического ролика. Оба наслаждались, несмотря на то, что один из них яростно отбивался от просмотра поначалу. Бэкхён нажал на паузу, и на мониторе застыла картинка, где он обводил языком один из синяков Чонина на левом боку. Чонин сидел, закусив губу и чуть покраснев. И больше не отводил глаз от монитора. — И давно ты хочешь стать актёром? — едва слышно поинтересовался Бэкхён, задев губами ухо Чонина и заставив его дёрнуться. Неловкое молчание длилось пару минут. — С тех пор... как увидел тебя на сцене. Тебе было шестнадцать. — Тогда почему каскадёр? Чонин вновь доводил Бэкхёна долгим молчанием до белого каления. И ответил он именно тогда, когда Бэкхён уже готов был взорваться. — У меня неважно с терпением. — По-моему, у тебя с чувством самосохранения всё неважно, а не с терпением. — И это тоже, — без раздумий на сей раз согласился Чонин. — По-моему, чувство самосохранения у меня отвалилось именно тогда. — Когда "тогда"? — Когда я тебя увидел. — Почему это? — Потому что только псих без чувства самосохранения рискнул бы... рискнул бы. — Ты на что намекаешь? Чонин неопределённо пожал плечами и немного неловко провёл рукой по волосам. — Может, посмотрим запись дальше? — У меня есть идея получше, — изучая взглядом лицо Чонина, пробормотал Бэкхён. — Можно взять другую камеру с большим запасом времени на съёмку. И снять ещё одну пробную сцену. — Ещё одну... Бэкхён улыбнулся — ему нравилось удивлять Чонина. — Ты прав. Надо больше. Недоверие в тёмных глазах мешалось с надеждой, и Бэкхёну нравилось, как это выглядело. А потом Чонин улыбнулся точно так же, как на снимке, что сделал Чондэ накануне. Улыбнулся той самой яркой и солнечной улыбкой, что заставила Бэкхёна примириться с его существованием. Бэкхён сцапал камеру, навёл объектив на Чонина, сделал несколько снимков, удалив одновременно видео, и привычно бросил: — Стоп! Снято! Теперь светлая улыбка красовалась не только на лице Чонина, но и на мониторе. — Оно стоило того, чтобы удалить запись? — Ещё бы. Много не мало. И мы всё равно собираемся снимать видео ещё. Или уже нет? Бэкхён с чистой совестью сделал пару снимков теперь уже смущённого Чонина. Исключительно для личной коллекции.