Пятый Всадник

Рассказ Пятый Всадник

Мощный байк взрыкнул напоследок и недовольно умолк. Нога в тяжёлом ботинке упёрлась в бордюр. Из-под толстой подошвы выскочил камешек и откатился к пустой цистерне. Сладко дремавший в полуденную жару служащий заправочной станции встрепенулся и осоловело повёл глазами в сторону мотоцикла. Сонливость тут же испарилась, когда он разглядел владельца байка. Девушка. На вид — лет двадцать или где-то возле. Тёмно-русые волосы до плеч, грубоватые черты лица, россыпь ярких веснушек и широко расставленные тёмно-серые глаза. Приземистая и крепкая особа в лёгкой кожаной куртке и чёрных джинсах с аппликацией из кожи. — Заправить? — ошалело выдохнул парень, взъёрошив пропитанные потом пряди. Она резко качнула головой и осмотрела противоположную сторону дороги, где притулились дорожная столовая и дешёвый мотель. — Просто присмотри за лошадкой, — наконец разлепила пухлые губы девица и ловко соскочила на землю, клацнув по асфальту стальными набойками на ботинках. На запястьях блеснули браслеты с черепами в язычках пламени. Кисти рук не защищали перчатки, зато на них красовались испачканные бурыми разводами грязные бинты. Девушка одёрнула чёрную футболку, поправила ворот куртки и, сунув большие пальцы за широкий ремень джинсов, неторопливо зашагала к столовой. Невысокая и изящная в движениях, но она внушала уважение шириной плеч и уверенностью, с которой держалась. Дверь столовой распахнулась под звон колокольчиков. Внутри обнаружился только один посетитель. Помимо хозяина заведения. Девушка так же уверенно и невозмутимо подошла к стойке, взглянула на таблицу с меню и чуть нахмурилась. — Пива? — лениво вопросил хозяин. — Воды. Левое веко гостьи слабо дрогнуло, из-под ресниц медленно выкатилась крупная слезинка и поползла вниз по щеке. В стакан перетекло содержимое маленькой бутылки, после чего девушка этот стакан и получила. Она припала к воде, не обратив внимания на влажную дорожку на левой стороне лица. И проигнорировала острый взгляд одинокого посетителя. Бросив на стол смятую купюру, тихо спросила: — Тут сортир есть? Хозяин ткнул большим пальцем в сторону двери, покрытой потрескавшейся голубой краской. — Налево и прямо. Девица кивнула, смахнула со лба короткие слегка вьющиеся волосы, и прогулялась в указанном направлении. Дамская комната уютом не блистала, как и приличным обществом. Две проститутки как раз добивали косячок, когда новая посетительница забегаловки вторглась в помещение. Она остановилась на пороге, привычно сунула большие пальцы за ремень и мотнула головой, предложив "ночным бабочкам" свалить подальше и побыстрее. Те предложением воспользовались с охотой, оценив свои шансы и придя к неутешительным выводам. Оставшись в одиночестве, девушка шагнула к раковине, пустила воду и умылась, и только тогда взглянула на отражение в треснувшем зеркале. — Они близко, — тихо проронила она, встретив внимательный взгляд высокого парня. Левое веко его чуть дрогнуло, и по щеке медленно поползла вниз прозрачная крупная слеза. — Догонят... — добавила она напоследок. Размотала бинт на левой руке и сунула пробитую чем-то острым ладонь под струи. Вода стала красной. Губы парня в зеркале шевельнулись и беззвучно что-то произнесли. Девушка склонила голову и продолжила, когда он закончил: — ...et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris; et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo. Amen. Она аккуратно забинтовала левую кисть и затем ополоснула правую. Покончив с повязками, круто развернулась, толкнула дверь ногой и покинула столовую. Парень у заправки по-прежнему глазел на её байк. Она прошла мимо, перекинула ногу через сиденье и крепко ухватилась за руль. Мотор тихо заурчал тут же, а асфальт расстелился под колёсами. Тёмно-серые глаза цепко держались за мрачное пятно на горизонте и не отвлекались на дорожные знаки. И затенённые стёкла очков не смягчали взгляд странной девушки. На закате она остановилась в лесу. Разожгла огонь и пристроила у костра флягу с водой и мешочек с засушенными фруктами. Сбросив куртку, выпрямилась и посмотрела на опускающееся за горизонт солнце. Сквозь треск веток в огне пробился тихий голос. — Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie... — ...et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris; et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo. Amen, — завершил за неё низкий голос парня из зеркала, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом. Он небрежно откинул со лба длинные пряди и потянулся, подняв руки над головой. Свет от костра озарил усыпанное веснушками лицо и длинный шрам над левой бровью. Точно такой же белел под левым глазом. Веко слабо дрогнуло — и вновь слеза медленно поползла вниз по щеке. Парень опустился на траву у костра, зачерпнул из мешочка пригоршню сухофруктов, бросил пару штук в рот, запил водой из фляги и удовлетворённо вздохнул. Растянувшись на траве, полюбовался на редкие звёзды в небе и слабо улыбнулся. Повязка на правой руке промокла от усилившегося кровотечения. Он сел, стиснул правую руку в кулак и прикрыл глаза, вслушавшись в лесные звуки. Впрочем, лесные звуки пропали, сменившись звенящей от напряжения и ожидания тишиной. Даже хворост в костре больше не потрескивал. Откинув за спину длинные пряди, он поднялся и сжал пальцами левой руки кончик пропитанной кровью повязки. — Glaube... — ударило шипением из тьмы и сразу с четырёх сторон. Он ждал их. — Давно не виделись, Чума, — едва слышно пробормотал он, стиснув повязку ещё крепче. — Давно, — подтвердил первый гость, спрыгнув на землю с белого коня. Рыжий конь недобро косил тёмным глазом и держался в густых тенях. — Война. — Добегался? — с кривой усмешкой отметил очевидный факт второй. Тощий чёрный жеребец третьего, казалось, пошатывался от слабости. — Голод. — Заткнулся бы уже... — Смерть. — Парень кивнул четвёртому, соскользнувшему со спины призрачного коня. — Все в сборе. — И ты, разделённый, — добавил Смерть. — Не играл бы в эти игры, собрались бы раньше. — Ты знаешь, что нам нужно, — перешёл к делу Чума. — Отдай и присоединись, Пятый, — с нажимом велел Война. — Ты не выстоишь против всех нас, — повёл рукой в сторону коллег Голод. — Отдай нам это, — прошептал с мукой Смерть. Пятый закусил губу, затем решительно сдёрнул с руки окровавленную повязку. Алая лента раскрасила сумрак и упала на траву опасной плетью. — Попробуйте взять, — с мрачной улыбкой предложил четвёрке Пятый, зовущийся Глаубэ. В его тёмно-серых глазах заплясали насмешливые искорки. Гости помедлили, затем вперёд шагнул Чума. — Глупо, — подытожил он. — И ты сам это знаешь. Перед его лицом воздух вспорол кончик алой плети. — Посмотрим. — Очень глупо, — вытянув из теней свою косу, подтвердил Смерть. Меч Войны чуть не отсёк треть плети, молот Голода едва не попал по колену, а секира Чумы почти зацепила голову. Он знал, что слаб. И знал, что не выстоит против всей четвёрки. Но он продолжал верить, не мог иначе. Откатившись в сторону, сдёрнул повязку и с левой руки, позволив пролиться священной крови. — In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti... — Тонкое лезвие косы отсекло пару длинных прядей, но пригнуться он успел. — Amen! Плеть в его руке стремительно сменила форму и обратилась в две короткие сабли. Одна остановила удар меча, вторая обошла секиру и ужалила Чуму в открытый бок. — Нет больше смысла, слышишь? — кривя губы от боли, торопливо шептал Чума. — Нет смысла. Всё уже, финал. Чего ради ты упрямишься? У тебя ведь и сил-то не осталось вовсе... — Только посмотри на себя, Пятый. Ты жалок, — выдохнул в левое ухо Смерть и занёс косу для нового удара. — Просто отдай — и обрети покой! — рыкнул Голод и со всей силы обрушил молот на вёрткого противника. Глаубэ оттолкнул Войну ногой, пропустил над головой тёмный полумесяц секиры и отшатнулся от серебристого сполоха. И молот всё же зацепил его правое колено, заставив подавиться стоном и рухнуть на землю. Он вновь перекатился по траве и едва не угодил в костёр, с трудом приподнялся, оперевшись на левую ногу и выронив одну из сабель. Он не думал, что ослабел настолько, но теперь... — Просто отдай! — прошипел из тьмы Война, ухватив рукоять меча обеими руками. Он думал и думал быстро. Рассчитывать больше не на что и не на кого. И сегодня победа не на его стороне. Но ведь победа сама по себе ничего не значила. Победа бессмысленна, если цель не достигнута, верно? Он отшвырнул саблю в сторону и стремительно бросил ладони в жар огня. Пламя породило боль, но боль можно выдержать. Он зажмурился с силой. По левой щеке скатилась неизменная слеза и упала в костёр, вызвав ослепительную вспышку. Где-то далеко прозвучал взбешённый рёв Войны, а после в бок вонзилось лезвие меча. Но это уже не имело никакого значения. Он вытянулся на траве, вцепившись пальцами в раскалённую землю, смешавшуюся с пеплом и золотистыми углями. Его руки горели, и это было прекрасно. — Он... — Чума злобно пнул неподвижное тело. — Ничтожество! — Спокойно, — постарался образумить собрата Смерть. — Он слаб, ты сам в этом убедился. В следующий раз мы получим то, чего желаем, без особого труда. — Он может спрятаться, — хмуро буркнул Голод. — И что? Время работает не на него — и он знает это. Чем дольше будет прятаться, тем слабее станет, а то и вовсе исчезнет. Он обречён. И это лишь дело времени, когда мы получим Книгу Жизни. — Сунуть в огонь... — Война только головой покачал. — Разделённый совсем спятил. — Не думаю. — Смерть вернул косу теням. — Своей цели он добился, и нам придётся ещё немного подождать. — Пора, — поторопил их Голод. — Нас зовут. Всадник бледный, всадник чёрный, рыжий и белый растворились во мраке, поспешив на зов. Они промчались над городом, утонувшим в зареве фонарей и не подозревающем об отсроченном апокалипсисе. Робкий лучик встающего над горизонтом солнца тронул обгоревшую кисть, скользнул по предплечью, погнался за стремительно укорачивающимися волосами и погладил лицо с россыпью веснушек. Тёмные ресницы дрогнули. Девушка с тихим стоном свернулась на траве клубком и попыталась пошевелить обожжёнными пальцами. Больно... Она зажмурилась и мысленно позвала... кого-нибудь. Просто кого-нибудь, кто мог оказаться рядом. Там, далеко, она летела над полями и дорогами, беззвучно звала и искала. Город, пыльные улицы, машины, спешащие люди... Она прикасалась к их разумам и оставалась голодной. Тихий плач. Она свернула в узкий проулок и склонилась над ребёнком, гладившим птицу со сломанным крылом. Провела невесомо ладонью по волосам и шепнула на ухо: — Всё будет хорошо. Она полетит, обязательно полетит... И тонкий ручеёк детской надежды дал силу её крыльям. Нужно ещё немного, совсем чуть-чуть. Ведь всегда есть кто-то, в ком надежда жива. Этого хватит, чтобы залечить раны. Хватит, чтобы удержать в руках Книгу Жизни. Пятый Всадник ещё не исчез. Разделённый — Надежда при свете дня и Вера во мраке ночи. Надежды осталось мало, а Веры — ещё меньше, но Книга Жизни по-прежнему в его руках. И пока она у Пятого, ставить точку в истории человечества рано. Слабо дрогнуло левое веко, и из-под ресниц выскользнула прозрачная слеза, потому что Пятый обречён хранить Книгу Жизни и оплакивать людей. Оплакивать до тех пор, пока существует он, и существуют те, кого стоит оплакивать...