Громкая зарисовка

Темно, прохладно, холодно. Полнейшая тишина, в мощном облаке которой слышны не только собственные шаги, но и дыхание, и стук сердца. Гарри привык к подобной тишине. В последнее время он часто запирается в предоставленной ему комнате и играет на простой маггловской гитаре. Он нашел ее в одной из комнат, когда ему было грустно. Гитара - очень атмосферный инструмент. Она легкая, изящная, а если правильно прикасаться к струнам, то издает красивые звуки, ни с чем не сравнимые. Пусть у Гарри и нет музыкального таланта, он никогда до этого не пробовал играть, но ему нравится просто перебирать струны и удивляться, как это красиво. Даже в его неумелых, нелепых и все еще детских руках это звучит красиво. Если правильно прикоснуться. Мальчик успел заметить, что когда он играет от злости на самого себя или на своего сожителя, то гитара звучит жестоко, пальцы чувствуют струны, становится больно, но легче. Когда же он играет от переизбытка нежности, задумчивости и подвешенной в воздухе радости, то пальцы не чувствуют струн, музыка приобретает какой-то сиреневый цвет, настроение поднимается еще выше и теряется весь мир вокруг. Остается только Гарри, его мысли и сиреневая музыка рядом. Тишина. Гарри играл долго, он бессмысленно перебирал струны, надеясь, что хоть как-то небольшой инструмент поможет ему забыться, отвлечься. Но сегодня Гарри был эмоционально пустым мешком с костями, ему не хотелось ни думать, ни действовать, ни вообще говорить. Сердце стучало, мозг работал, а Гарри в комнате не было. Был лишь каркас. Тихо, потому что Гарри давно отложил свой инструмент. Когда мальчик понял, что музыка не делает что-то из ничего, что музыке не присущи свойства алхимиков древности, он отложил ее. Он слушал тишину. Не думал, потому что думать было слишком тяжело. Гарри не понимает, что с ним сегодня не так. Ему не грустно. Ему не весело. Ему никак. **** - Ри, как тебе спалось? Том сидел на кухне и пил чай из своей любимой чашки. Гарри не понимал, почему Том так привязался к этому предмету посуды, но Том был не Томом, когда пил из другой посуды. - Плохо. Я не мог заснуть долгое время, - можно было бы и соврать, чтобы Том не знал о переживаниях Гарри. Но за время, прожитое вместе, они притерлись друг к другу. Гарри понимает, что врать Тому бессмысленно. С учетом его прошлого, бессмысленно даже пытаться. Он все равно все поймет. - Что-то случилось? - эти умные глаза повелителя магической Британии с интересом смотрели на парня. Не с интересом к новой книге, платью или метле, а с более глубоким интересом. С задумчивой заинтересованностью. - Я могу тебе чем-то помочь? Гарри, который не знал, что ему ответить на такое, обрадовался, что задан не один, а два вопроса. - Нет, не можешь, Том. Гарри не мог рассказать, что вся меланхолия Поттера-младшего вызвана не тоской по семье, не воспоминаниями о старой жизни, а положением в этом доме. Гарри чувствовал себя одиноко, потому что Том - не мама, не лучший друг, ему нельзя довериться и рассказать все на свете, пусть Гарри и хочет иногда плюнуть на все. Он должен хотя бы казаться сильным, не ныть, чтобы Том не выкинул его из своей жизни. В то же время Гарри ощущал какую-то непонятную тягу к этому мужчине. Не физическую. Ему не хотелось часами сидеть и разговаривать с волшебником. Ему хотелось легкости, еле заметного присутствия. Хотелось прикоснуться к руке мага, когда он спускается по лестнице. Хотелось желать ему спокойной ночи, рассказывать о своих снах, а не просто изображать ребенка, которого заставили жить с плохим дядей. **** - Ри, я все-таки считаю, что ты должен рассказать мне, что случилось. Гарри продолжал стоять рядом со своим женихом, раздумывая, как бы ему удачнее выкрутиться. Он приложил руку ко лбу. Холодная. А лоб кажется таким горячим. Странное ощущение, потому что и рука, и лоб - часть Гарри. А они такие разные. - Ничего. Просто я не выспался. И, - Гарри замер, в его голове промелькнула мысль, что вот то время, когда можно сблизиться, - у меня такой горячий лоб. Голос Гарри к концу его реплики сошел на детские интонации. Стал таким невинным, слегка обиженным, но красивым. Добавить туда легкое придыхание и готова девочка, выпрашивающая куклу, потому что старая сломалась. В его глазах поселилось наивное недоверие. Он хотел, но боялся. Том облизнул губы. Том жил в мире магглов, был не самым порядочным мальчиком. Том знает, что горячий лоб - признак простуды. Именно так мальчики в приюте отлынивали от занятий, они притворялись больными. Но Гарри нет смысла отлынивать от здоровой жизни, ведь ничего от этой простуды не изменится. Том подозвал к себе мальчика, и, когда тот подошел, приложил свою большую ладонь ко лбу ребенка. - А знаешь, - начал Том чуть удивленным, стойким голосом, - кажется, ты заболел. Секундное помешательство, Гарри теперь думает, что он скоро умрет. Мысль сменяется. Теперь Гарри возмущен собою, что такой слабый. Он еле заметно краснеет, чувствует, как жар приливает к ушам, теперь холодные руки хочется поднести к щекам, чтобы ослабить их пыл. Ему становится стыдно, что он так просто показал свою слабость. А какая-то частичка Гарри внутри, которая так хотела сблизиться, ликовала, потому что в течение нескольких секунд Том был близок к Гарри. **** Гарри наслаждался своей слабостью. Ему в некотором роде нравилось болеть, потому что он ощущал себя более живым. Пропало это ужасное чувство, что ничего не происходит. Том не вызывал врача, он действовал по старинке, используя чай и свою заботу. Укрывал мальчика теплым одеялом, оставлял ему приятные сюрпризы возле кровати, всевозможные шоколадки и конфеты, которые так сильно радовали детей. В один день Том заметил неумело спрятанную под кроватью гитару. Продолжая заботиться о мальчике, он думал о том, что эта болезнь пойдет им обоим на пользу. Может, тот страх, который Волдеморт все еще видел в Ри, исчезнет, когда мальчик поймет, что Том заботливый. Что Том не обидит? **** - Гарри, доброе утро! Бодрым голосом поприветствовал мальчика. Том сегодня был необычайно весел и красив, что не мог не отметить про себя Гарри. Гарри улыбнулся, он привык к такому Тому. И его выздоровление его огорчало. То есть он улыбался, когда говорил с Томом о том, что скоро поправится, но эта чарующая жизнь, когда и Том, и Гарри нашли общий язык и взаимопонимание, очень нравилась мальчику. Хотелось продолжения. Это подобно интересной книге. Ты читаешь быстро, взахлеб, не замечая страницы. Но все ближе к концу ощущаешь приближающуюся грусть. История скоро закончится, останется лишь сладкий осадок и послевкусие. Но тех эмоций, которые ты испытал на последней главе, на эмоциональной кульминации читателя, ты не испытаешь никогда. Пытаясь перечитать, пытаясь вспомнить. Никак не вернуть этого. Гарри и Том постоянно разговаривали о погоде, о состоянии Гарри. Они обсуждали книги, и именно это приводило Гарри в восторг. Как маленький ребенок, он готов был прыгать до потолка, когда чувствовал, что скоро заглянет Том. Том - занятой человек. На нем все еще висит обустройство мира, но он выделяет свои спокойные минутки на уход за больным. Во время этих сеансов взаимного общения Гарри улыбался, как глупая девочка, которая увидела своего кумира. Появлялся легкий румянец, который Том приписывал выздоровлению. Впервые Гарри было комфортно. **** - Вот так, видишь, это вовсе не сложно, - заботливый папочка Том обучает Гарри игре на рояле с каким-то особенным трепетом. Том любит музыку, он часто слушал старые маггловские пластинки известных композиторов. Том необычайно любит Шопена, которого почитал единственным талантливым магглом, когда еще собирался уничтожить грязнокровок. - Не так, Ри, - расстроенным голосом проворчал Том. - Нежнее. Полюби эти клавиши. Они ведь... - он впал в ступор. - Ты должен любить музыку, чтобы ее исполнять. Без мастерства ты можешь быть музыкантом, но без тяги к этому - нет. Том казался очень странным. И представить нельзя, что когда-то этот взрослый мужчина был страшным и свирепым Волдемортом, который убил больше человек, чем Гарри видел. Гарри смотрел на свои нелепые пальцы с затаенной печалью и восхищением. Ему нравились эти уроки, которые Том решил проводить по разу в неделю. Гарри усердно тренировался, но у него никогда не получалось удивить Тома. Он начинал бояться, а сердце бешено стучало. Хотелось подогнуть ноги под себя и плакать от степени своего неумения. Он пытался играть так, как ему говорит Том, но всегда терялся. Забывал, что во втором такте надо прибавить задумчивости, что левая рука должна быть тише. Он лупил по клавишам левой рукой, хотя его мысли были сконцентрированы на том, чтобы играть как можно лучше, но казалось, что он вообще не в этой реальности сейчас, что руки сами по себе. - Остановись, Ри. Ты что? Не будь таким жестоким с инструментом, - Том кажется уж приторно нежным и чувственным. Он переживает за какие-то клавиши, за старый черный рояль, который фальшивит в четвертой октаве. Видели бы его сейчас пожиратели... - Я не жесток, просто не могу. У меня правда все получается, когда я играю один. Я не знаю почему. Я стараюсь, а получается плохо, - Гарри был близок к истерике. К слезливой жалости. Ему хотелось заплакать, тем более в глазах уже появилось это колючее ожидание первой слезы. - Нам надо прекратить. У меня не получается. Я не смогу. Том медленно выдохнул, взял руку мальчика в свою и тихо сказал. - Я похож на дурака? - Нет. - Тогда ты справишься, тебе надо всего лишь расслабиться. **** Крик очень долго доносился снизу. Парень с темными волосами сидел на кровати, поджав под себя ноги. Ему было страшно, потому что он знал, кто кричал. Кричал Том. Кричал на своих глупых подчиненных. Он отчитывал министерских за какие-то их грешки. Он злился. В такие минуты Гарри действительно становилось страшно за себя. Ведь Том способен на многое. И Гарри не хотел его расстраивать. Он хотел приблизиться к этому теплому мужчине, но боялся монстра внутри него. Боялся приближаться, чтобы не сгореть от той ненависти, которая все еще живет внутри Тома. И все те дни, когда Гарри видел спокойного и мягкого Тома, который напоминал по степени доброты давно умершего кота Гарри, уходили из памяти. Эти крики перечеркивали их, сжигали внутри. Порождали конфликт внутри, когда и хочется, и не можется. Гарри был расстроен, потому что он не мог остановить это отчуждение, которое началось часом ранее. - Глупые идиоты! Где ваши мозги? Элитное общество с дыркой вместо мозга! - очень грубо и жестоко слова Тома повторялись в голове мальчика. Он не мог прекратить это, он хотел остановиться, закрыть свой разум от шума, чтобы не слышать этого. Ему действительно было страшно. Тихий всхлип на фоне громких криков. Не плачь, Гарри, не плачь! Гарри прижимает руку ко рту, чтобы от самого себя спрятать эти вздохи. Одинокая слеза, дрожащее дыхание. - Идиоты! - этот голос больше напоминал ужасающий крик призрака, чем обычного человека, пусть и разозленного. - Что мне теперь делать, Малфой? Гарри обнял подушку, ему было страшно. Если бы вместо подушки было живое существо, то Гарри сдавил бы его до такого состояния, после которого не выживают. Весь свой страх и отчаяние он хотел вселить в подушку, чтобы после этого остаться человеком. Он боялся, что после этого Том придет к нему. И будет ругаться, спорить или творить нечто ужасное. Он боялся и за Тома. За то, что Том все еще Волдеморт, что это сложно из него достать. Гарри боялся, что Том превратится в Волдеморта, и тогда ни о какой музыке, книгах или душе говорить не придется. - Круцио! Внутри Гарри умерла надежда. Все упало. Он перестал всхлипывать и сжимать подушку, которая от свободы безвольно размякла. Он просто замер. Все похолодело. Крики отчаянной боли. Стоны. Казалось, что слышно, как человек, которого мучают, царапает пол от боли. Хотя Гарри было больнее.