Игры Предвечных

- Марика! – уже резче повторил наследник велльского престола, снова стучась в дверь, которая вела в его собственную комнату. – Открывай уже! Что там у тебя происходит? Открой эту проклятую... Внезапно новая мысль заставила его на несколько мгновений замереть. Раньше подобное никогда не приходило Седрику в голову. Однако раньше он никогда и не возвращался в спальню до срока, и не заставал дверь закрытой на засов. Про-принц обернулся. В коридоре, замыливая глаза до полной собственной незаметности, через каждые тридцать шагов стояли молчаливые охранники. Кто бы ни был сейчас у Марики, он не мог пройти мимо них. - Эй, вы, - те стражи, которые ближе всех стояли к двери, изобразили почтительное внимание. – Разве моя жена не у себя в покое? Воины невольно переглянулись. - Ее высочество провела в покое весь вечер после возвращения с охоты и еще не выходила, - осмелился доложить один из них. - Так она там? - Да, ваше высочество. Седрик прислушался. Из комнаты не доносилось ни звука. Если бы Марика была с кем-то, он не мог этого не услышать. Однако все по-прежнему оставалось тихо. Меж тем заинтересованные происходящим стражники усиленно пялились перед собой, но Седрик сторонним чувством ощущал их интерес. Это подняло его раздражение. Каковы бы ни были замыслы Марики, которая впервые за все время замужества заперла проклятую дверь, она поставила его в очень неловкое положение. - Марика! – проорал он, окончательно выведенный из себя. – Просыпайся и открывай этот мраков засов, или я его выломаю! Комната по-прежнему молчала. Уже не на шутку встревоженный Седрик ударил в дверь плечом – раз, другой… С третьего засов глухо зазвенел по камню пола и про-принц едва не ввалился в распахнувшиеся створки двери. В комнате было пусто и полутемно. В очаге потрескивали догоравшие поленья. Из-за приоткрытой двери на балкон поддувало занавески, но воздух в комнате все равно в первый миг показался про-принцу до того спертым, что его неудержимо начало клонить в сон. Преодолев себя, он широким шагом подошел к своему супружескому ложу, на котором, разметавшись, спала его жена. У Седрика отлегло от сердца. Он уже совсем было собрался прилечь рядом с супругой и разбудить ее поцелуем, когда второй брошенный на нее взгляд заставил его насторожиться. Марика лежала близко к краю кровати, свесив ноги на пол. Ее руки были раскинуты в стороны, волосы растрепаны. Полуобнаженная грудь тяжело вздымалась. Прикрытые веки подергивались, точно прекрасной романке снился тревожный сон. Однако она не проснулась ни на голос мужа, ни на звук высаженной двери, в то время как слух у нее всегда был отменным. Лицо жены в полумраке показалось Седрику бледнее обычного и заостренным, точно при тяжелой болезни или сильном утомлении. Борясь с невесть откуда взявшимся ощущением неправильности, Седрик коснулся плеча жены и встряхнул. Потом встряхнул сильнее. Марика не реагировала, по-прежнему пребывая то ли в глубоком сне, то ли в обмороке. Окончательно перепугавшийся супруг приподнял тяжелое тело жены и перенес его поближе к изголовью кровати, уложив голову Марики на подушку. Романка тяжело вздохнула, но не проснулась и тут. Вне всяких сомнений, с ней творилось что-то неладное. - Марика! – позвал Седрик, по-прежнему борясь с собственной странной сонливостью, которая начала обуревать его подле супруги. – Марика, просыпайся! Он встряхнул ее снова, приложился ко лбу губами и опять встряхнул. На несколько мгновений романка будто оживилась и слегка порозовела. Воодушевлённый успехом, Седрик сунул угол простыни в стоявший тут же кувшин с водой и обтер им лицо жены. Марика дернулась и едва слышно что-то простонала. Ресницы ее дрогнули. Распахнув глаза, она некоторое время бездумно смотрела в склоненное над ней лицо Седрика. Узнав его, знакомо поморщилась и попыталась перевернуться на бок, спиной к нему. - Марика! – повторил обрадованный супруг, который думать забыл о своем гневе. – Что с тобой... случилось? Ты не хотела просыпаться. Хорошо себя чувствуешь? Может быть, позвать лекаря? - А что… с тобой… случилось? – сипяще передразнила жена, подтягиваясь на подрагивавших руках. С помощью Седрика ей удалось сесть, и она тут же схватилась за голову. – Ты ведь… должен был ночевать в пригороде? Зачем ты… меня… разбудил? - Пришлось оставить Черного у того целителя, который говорит с животными. Помнишь, я рассказывал тебе? – Седрик стащил перчатки, потом сбросил плащ и взялся за сапоги. – Я намеревался заночевать у него же. Даже начал готовить себе постель... в его сарае, когда на меня словно снизошло… Словно кто-то меня подбросил. Я вдруг почувствовал, что мне нужно вернуться. Как будто с тобой беда. И я… ну вот, я здесь. Разбудил тебя, потому что ты лежала, как неживая. Еще и двери заперла. Какой тьмы ты заперла дверь? Марика бросила взгляд в сторону створок, которые прикрыл Седрик, когда входил, потом – на валявшуюся на полу задвижку и пожала плечами. - Не помню, чтобы я ее запирала, - проговорила она, вновь прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу. – Проклятие, Дагеддид… Лей свидетель… вынеси ты свои сапоги… хоть на балкон. Седрик ухмыльнулся и выполнил ее просьбу. Когда он вернулся в комнату, Марика уже была на ногах. Она подняла с пола, очевидно, выроненный ею ранее том сказок и положила его на столик рядом с креслом, которое стояло у очага. Потом подкинула в огонь еще несколько поленьев. Проделав это, Марика вернулась к ложу и присела, приложив ладонь ко лбу. Должно быть, она все еще чувствовала слабость после своего загадочного недомогания. - Утомила сегодняшняя охота, - отвечая на немой вопрос Седрика, нехотя пояснила она. – Нужно было нянчить маннов. Генрих устранился, и заботиться о… гостях пришлось мне. - Этот грязный дикарь Вальгард опять пялился на тебя? – про-принц расстегнул камзол. Окончательно проснувшаяся Марика смотрела на то, как он разоблачается, и лицо ее застыло в обреченном ожидании того, что обычно следовало за такими настроениями супруга. - Ты правильно сказал. Он дикарь. Смердит хуже, чем твои сапоги. Седрик хохотнул. Потом посерьезнел и нахмурился. - И все же, он пялился, - наследник престола Веллии стянул рубашку и оказался обнаженным по пояс. – Признайся, тебе это нравится? Глядевшая в сторону Марика резко обернулась и честно вытаращилась на супруга. - Ты, должно быть, болен, – озаботилась заметить она. Седрик, однако, не унимался. Пережитое им волнение явно настроило принца на дураческий лад. В несколько движений он сплел из своих волос подобие косы, которую носил Вальгард, потом насупил брови, приопустив голову, из-за чего лоб стал казаться ниже, и одновременно выпятил челюсть. - Я есть грозный вождь суровых манн! – к изумлению и неудовольствию жены, громогласно объявил он, подражая голосу Снежного Волка. – Суровый, очень суровый есть я муж! Грозный, смелый, непобедимый! Я есть сразить много змей и спать прямо в лед! Я спать прямо в лед и отморозить себе зад, но все равно суровей манна мужа нет! Я питаться только тухлый рыба, ведь настоящего мужа живот все, что есть, перетрет! Я есть хотеть любить прекрасный принцесса Марика! Очень есть хотеть любить! Он попытался заграбастать жену и повалить ее на ложе, но Марика, которая еще чувствовала себя разбитой, все же увернулась от его руки. - Ты пил? - невольно поинтересовалась принцесса, вновь уворачиваясь от ведмежьих объятий дурачившегося супруга. Седрик поднялся и попытался нахмуриться сильнее. - Я не есть пить! - еще более громко объявил он, забыв о плохо прикрытой двери и о стражниках в коридоре, которые могли услышать. - Я есть любить Марика, а пить - потом! Он бросился на ошалевшую супругу, но Марика увернулась опять и вскочила с ложа. - Так есть, пить или любить? - уже догадавшись, что в покое ее не оставят, хмуро переспросила она. Седрик изобразил на лице тяжкую работу мысли. - Я не есть знать, - по-прежнему подражая Вальгарду и пытаясь говорить его голосом, прогремел он, наконец. - Я есть дикий и грозный, и вонючий! Что ты еще, женщина, хотеть? Настоящий, суровый муж должен быть большой. И грязный. Твоя меня принимать! Твоя меня накормить! Потом твоя меня ублажить! И много-много радоваться от того, что твоя любить такой вождь, могучий и смердючий! Принцу, наконец, удалось развеселить свою романку, которая уже долгое время, пока он говорил, уворачивалась и бегала от него вокруг ложа. Рассмеявшаяся Марика потеряла бдительность, и едва не попалась, когда Седрик, внезапно перемахнув через постель, оказался прямо перед ней. - А харя не треснет? - все еще смеясь, умудрилась поинтересоваться юная женщина, предпринимая отчаянные и пока еще успешные попытки не даться ему в руки. Седрик снова бросился за ней, но Марика немыслимым образом увернулась в который раз, отступив к очагу. Теперь между ней и принцем оставалось не ложе, а кресло, в котором ранее сидела Ираика. - Моя харя не есть треснуть! - вновь вживаясь в образ вождя маннов, прорычал про-принц. - Я сметь пялиться на тебя дни напролет, и мне плевать на твой муж, который мне что-то оторвать, когда его терпение кончаться! Вот пока терпение у него не кончаться, и он мне ничего не оторвать, иди сюда, женщина, чтобы я тебя, наконец, отлюбить! Как настоящий маннский вождь - раз-раз-раз - и... больше все. Совсем коротко, и очень быстро. Но сильно! Он отбросил кресло в сторону и поймал, наконец, зажатую между ним и еще не прогоревшим очагом жену. Подтащив упиравшуюся Марику к разметанному ложу, он нарочито грубо бросил ее на постель и навалился сверху. Обречённо подергавшись, и убедившись, что это бесполезно, прекрасная романка сдалась. - Можешь любить, - процедила она, в то время, как «маннский вождь» и без этого позволения, на всякий случай придерживая кисти рук воинственной романки, обцеловывал внутренние поверхности ее обнаженных бедер. – Но потом я тебе самостоятельно что-то оторву. Не дожидаясь рохли-мужа. Седрик поднял голову. Его взгляд, подернутый пеленой возбуждения, был уже мутноватым. - Я манн и туп, как винная пробка, - глухо и отрешенно сообщил он. - Оттого и пялюсь на замужних принцесс, как вислогубый вьючный длинноух. А потому отрывай все, что захочешь – все равно я не достоин называться мужчиной, раз не умею держать в узде свои вожделения к чужим женам! Последние слова Седрика звучали не нарочито глупо, а серьезно и зло. Было похоже, что откровенно похотливые взгляды, которые бросал вождь Вальгард Снежный Волк на Марику, его сильно задевали. Но спустя всего несколько мгновений про-принц уже забыл о Вальгарде. Его жена, чье лицо, несмотря на предшествовавшую веселость, не выражало особого довольства от предстоящего ей соития, опустила голову на постель. Попытавшись расслабить тело, напряженное там, где его касался супруг, она прикрыла глаза. Однако спустя еще несколько мгновений удержать достигнутую расслабленность она была уже не в силах. Марика стиснула зубы, давя рванувшийся из груди тянущий стон... Вальгард Снежный Волк был зол, как никогда в жизни. И никогда за всю недолгую, но славную жизнь его так не высмеивали и не унижали. Стоя на балконе никем не замеченный, он не уходил, все еще не оставляя безумной надежды, что каким-то немыслимым образом ему удастся завершить начатое. То, ради чего он пришел сюда, и то, что до сих пор отзывалось неудовлетворенным волнением в его теле. Меж тем королевская чета в своей глупой любовной игре все больше и острее глумилась над всем сокровенным, что составляло суть Вальгарда – над его честью, доблестью, славой вождя и самим мужеским естеством. Принц и принцесса издевались над маннами так зло, что каждое слово словно раскаленным железом выжигало клеймо в душе Снежного Волка. Но он продолжал стоять и вслушиваться. Как ни больно было слышать то, что говорили они, он должен был запомнить все. Чтобы потом заставить обоих заплатить за сказанное ими здесь тысячу раз. И никогда ранее ему так не хотелось осуществить предложенный велльским магом план по завоеванию Рома. Потому что только тогда он смог бы сделать с Дагеддидами то, чего они заслуживали. Велльский кудесник потребовал от маннов, дабы те не разоряли земель его страны, вдоволь отыгравшись только на ненавистных романах. Вальгард знал, что ссориться с кудесником – небезопасно, и ему не хотелось нарушать их договоренность. Но в уговоре ничего не говорилось о младшей королевской чете. Дагеддиды сдохнут. Одолеваемый томлением и ревностью, пылавший возмущением, яростью и жаждой убийства Вальгард смотрел на тело вожделенной женщины, которое выгибалось теперь на постели в объятиях другого. И знал наверняка - Марика заслуживала смерти. Она и ее злоязыкий супруг, который на глазах у маннского вождя творил теперь с женой всякое, только не то, что нужно было мужу делать с женщиной. Вальгарду хотелось ворваться к ним сейчас и всадить меч в самодовольную широкую спину счастливого обладателя самой прекрасной в мире красавицы. Но он сдерживался. Он знал, что его час еще придет. И про-принц Седрик еще тысячу раз поцелует его сапог за эту милость - чтобы ему, наконец, подарили смерть. Велльский маг был прав. Требовалось набраться терпения. Сделать все, как надо. Нужно было выжидать. Сделав над собой чудовищное усилие, Вальгард повернулся спиной к извивавшимся в любовной игре обнаженным телам. Перемахнув через перила балкона, он принялся осторожно спускаться по стене.