Castle, P.I.

      Город пропитан грязью, она повсюду. В темных обшарпанных каморках бедняков, на горящих всеми огнями Нового Света широких авеню, за закрытыми дверями городской мэрии, под ногами. Она собирается в огромные темные клочья, прилипает к тебе и неустанно следует за тобой. Куда ты, туда и она.       Город утопает в насилии. Улицы задыхаются от дешевого алкоголя, наркотиков и грошовой любви. Проститутки стоят на каждом углу, куда ни глянь, везде наткнешься на пару представительниц древнейшей профессии. Тюрьмы ломятся от избытка заключенных в их стенах преступников, приюты стонут от брошенных детей, но всем плевать. Богачи упиваются своими деньгами, своей властью, в то время как простой народ пытается протянуть во всей этой грязи и разврате еще один день.       Полиция закрывает глаза на многие преступления до тех пор, пока синдикаты и их боссы платят свою дань. Ленивые офицеры и их проржавевшие начальники прощают мафии все, за что можно заплатить. Человеческая жизнь обесценилась.       Под дождем город выглядит еще грязнее. Крупные капли разбиваются о мою шляпу с широкими полями, когда я, наконец, решаюсь выйти из машины. Вокруг пахнет смертью, однако это не мешает зевакам столпиться у оградительной ленты и с каким-то животным интересом пытаться выяснить, что произошло. Они галдят, смеются и пьют колу из банок. Жизнь обесценилась.       Я ныряю под желтую ленту и на ходу достаю из кармана пачку сигарет. Вспышки проблесковых маяков освещают мой путь, а в свете фонарей машин и вспышек фотографа дождь превращается в сплошную стену из воды. Мое пальто промокло, вода начала просачиваться за воротник, но от зонтика, предложенного мне патрульным, я отказываюсь. Мне хочется чувствовать очистительную силу дождя, пусть и недолго.       Металлический щелчок. Вспышка света разрезает тьму передо мной. Бумага совсем тихо потрескивает и вспыхивает. Затяжка. Дым проникает в мое горло и достигает легких. Горький вкус никотина успокаивает и очищает разум. Я выдыхаю, и облако сизого, густого дыма обволакивает меня, но вскоре оно остается позади. Каждый второй шаг сопровождается затяжкой, а каждый третий — шумным выдохом.       Впереди у самого края тупика мне уже машет Райан, опытный детектив полиции. Его маленькая фигурка выглядит нелепо в длинном форменном плаще-дождевике полицейского. На шее смутно поблескивает жетон, а с левого бока плащ вздувается от пристегнутой к ремню кобуры и футляра для наручников. Бедняга, он так рьяно и ответственно подходит к работе, что временами мне становится грустно. Его чистая душа и благородное сердце уже долго пытаются очистить Нью-Йорк от нечистот. Надеюсь, пуля никогда не настигнет его.       Над телом склонилась и работает доктор Пэриш, горячая штучка из морга на 143-ей. Руки как всегда заняты тяжелым планшетом с записями, а мысли — суровым парнем, который, кажется, мне больше никогда приветливо не улыбнется. Он стоит тут же, угрюмо держа над своей девушкой зонтик. И если Кевин Райан вызывает у меня внутри теплые чувства, то его напарник, Эспозито, вызывает у меня лишь одно — желание как следует врезать. Солдат, которого война никогда не отпустит, он всегда сосредоточен и напряжен. Его привычное приветствие со мной — простой кивок головы, частных сыщиков он не сильно жалует, особенно если это я. Меня это вполне устраивает. — Что тут у нас? — Пытаясь таким образом поздороваться, я улыбаюсь в сигаретном дыму. — Труп девушки. Снова. — Ирландец печально кивает головой в сторону тела и отступает, предоставляя мне возможность увидеть все своими глазами.       Моему взгляду открывается чертовски мерзкая картина, и если бы я не был привычным ко всей этой мерзости, меня уже давным-давно бы вывернуло. В кровавой каше лица черты разглядеть не удается, череп практически вдавлен в мягкую и склизкую от дождя почву. Руки связаны за спиной, одна нога сломана и противоестественно вывернута в сторону, а в груди сияет дырка от 45-го калибра. Слишком много всего для одного-единственного трупа.       Когда-то я был писателем, и зарабатывал на жизнь тем, что придумывал странные и до жути интересные убийства. Что же, то, что я видел перед собой сейчас, точно было не одним из них. Грязное, бессмысленное и жестокое. Я выдумал с десяток разного рода психов за свою карьеру, однако реальность всегда утирала мне нос. Возможно, просто потому, что я не был таким уж хорошим писателем. — Кто она? — Вопрос, адресованный к Райану, срывается с моих губ, когда я наклоняюсь над останками. — Мы еще работаем над этим. — Кевин заходится кашлем. — Касл, ты мог бы не курить? — Конечно. — Сигарета исчезает под носком моего ботинка. — Что нам вообще известно? — Жертве не больше тридцати, судя по одежде, жила она не бедно. Умерла от черепно-мозговой травмы — кто-то ударил её сзади, кто-то явно выше ростом. Ранение в грудь посмертное. — Голосом профессионала сообщает Пэриш. — Больше скажу позже, в морге. — Буду признателен. — Ухмылка украшает мое лицо, и краем глаза я замечаю яростный блеск в глазах Эспозито. Плевать.       На несколько минут место преступление погружается в молчание. Я мысленно отдаю дань памяти погибшей и настраиваюсь на поиск убийцы. Дождь продолжает падать с небес и затекать мне за шиворот. Становится холодно, по спине бегут мурашки, но причина вовсе не в противной воде за воротником. Я ощущаю на себе пристальный взгляд пары глаз, устремленный на меня сверху. Для меня это становится приятным сюрпризом. Не думал, что она появится сегодня. Однако за радостью приходит страшное осознание — этот труп ей нужен.       К телу подносят носилки с уже раскрытым черным целлофановым мешком. Я разворачиваюсь и иду прочь, на сегодня моя работа окончена. Появившись в этом переулке в такое позднее время, я и так оказал услугу Виктории Гейтс, капитану участка Райана и Эспозито. До меня доносится тихий стук шагов наверху, но я не поднимаю голову, знаю, что ей не понравится. На подходе к машине меня атакуют журналисты, но грубая физическая сила делает свое темное дело, и в следующее мгновение я оказываюсь за рулем. Мотор с ревом оживает, и додж с визгом трогается с места.       Скорость, как и никотин, успокаивает меня, заставляя вспоминать былые времена. Хорошие были деньки. Тогда всё было другим: моя жизнь, моя работа, мои друзья и даже этот чертов город. Все было чище и добрее, так куда же теперь подевалась эта чистота?       Телефон в кармане брюк тихо звякает, пришло сообщение. Я читаю его только тогда, когда светофор останавливает мое стремительное движение. Послание содержит всего пару слов, адрес в Нижнем Манхэттене. Когда приборная панель озаряется зеленым светом, я резко выкручиваю руль вправо и под сигналы других водителей, срезаю часть поворота по тротуару. Мой маневр никому не угрожал, однако вслед мне сыпется объемный поток отборной ругани. Я снова набираю скорость на какое-то время. Вскоре машина уже разрезает тьму переулка с выключенными фарами. Сейчас мне лишнее внимание ни к чему. Отсчитав про себя сотню, я торможу у нужного здания.       Помещение встречает меня сыростью и протекающей крышей. Лестница со скрипом прогибается под моим весом, но все же выдерживает меня. Второй этаж полностью погружен во тьму. Я подхожу к окну и достаю сигареты. Щелчок. Вспышка. Затяжка. Элементарная формула счастья для меня в данный момент. Начинаю разглядывать город через грязное окно и думать о смысле жизни, все-таки писательское начало во мне неискоренимо. Порой, я слишком много думаю.       Словно эхом моих мыслей по комнате разносятся её слова. — Ты слишком много куришь. — Я знаю, но сигареты помогают мне успокоиться. — Я оборачиваюсь и вглядываюсь во тьму, жадно ища глазами очертания её фигуры. — Что ты делала на месте преступления? — Зачем задавать вопросы, ответы на которые ты прекрасно знаешь? — Она медленно подходит ко мне, и её силуэт становится четче. — Надеялся, ты скажешь, что соскучилась по мне.       Она вздыхает. В этом простом человеческом действии я ощущаю столько боли и разочарования от несбывшихся надежд, что и мне становится больно. Я давно свыкся со своим комком горечи в груди, научился с ним жить, но каждый раз как встречаю её, как думаю о ней, моя привычная выдержка тает. Её боль становится моей болью. Так было всегда. — Бреккен.       Я выплевываю это слово как нечто ужасно неприличное и плохое. По сути, так оно и есть. Ответом мне становится тишина. Мы молчим какое-то время, каждый увязнув в лабиринте собственных мыслей. Она стоит совсем рядом, я это чувствую, поэтому и протягиваю руки вперед в слепой надежде прикоснуться к ней, и не ошибаюсь. Она вздрагивает. Мои пальцы медленно скользят по её плечам, затем по спине и останавливаются на талии. Я притягиваю её к себе. — Кейт… — Мой шепот пылает огнем желания, и она это понимает.       Её губы касаются моих, и мы оба замираем в бесконечно долгом горьком поцелуе. Она проводит рукой по моей скуле, по волосам и напоследок дарит мне еще один небольшой, едва ощутимый поцелуй, прежде чем отстраниться от меня. — Мне пора. Работа ждет. — Она крепко сжимает мою ладонь, и спустя мгновение разжав руку, уходит.       Я в задумчивости возвращаюсь к грязному окну. Мои губы все еще горят от её поцелуя, и это сбивает с толку. Снова достаю пачку сигарет и замираю. Когда-то давным-давно мы были счастливы. Я был популярным писателем детективов, она — одним из лучших копов Нью-Йорка и моей музой. Наше сотрудничество приносило нам удовольствие точно так же, как и наши отношения. Жизнь была лучше, а город чище.       Наверное, я никогда не забуду то Рождество, когда меня выгнали из участка. Праздничная мишура, елочные игрушки, разноцветные огоньки, счастливое лицо моей жены — все это хороводом ярких пятен пронеслось передо мной. Предчувствие конца захватило меня тогда, хотя Кейт и убеждала меня, что мой уход из полиции неокончательный. Я отчётливо помню, как сообщил эту новость ей. Мне не хотелось портить праздничное настроение жены, но я решил, что чем раньше она узнает, тем лучше. Её лицо в тот момент навсегда останется со мной. Так началось наше падение.       Я кручу полупустую упаковку сигарет в руке. Получение мною лицензии частного сыщика, возможно, стало моей самой большой ошибкой. Я погрузился в темноту своей души сразу же, как только возобновил расследование своей пропажи перед свадьбой. Мое прошлое настигло меня и на этот раз не захотело отпускать. Мне пришлось пойти на сделку с дьяволом, тесно сотрудничать с мафией, чтобы отыскать виновных. Отыскал и наказал, но к тому моменту, мы с Кейт уже развелись.       Сенатор Бреккен просидел в тюрьме недолго, суд над ним так и не состоялся. Как можно судить того, кто растворился в воздухе прямо в собственной камере? Мы были напуганы таким известием, но не сильнее чем возвращением Джерри Тайсона в нашу жизнь. Роковое стечение обстоятельств разрушило наш брак, но не наши отношения. Кейт ушла из полиции и объявила Бреккену войну, а я — войну Тайсону. Наши былые жизни сломались под напором обстоятельств, но мы никогда не переставали любить друг друга.       С тех пор город изменился. Мы тоже. Надежды на «долго и счастливо» столкнулись с айсбергом реальности и потерпели крушение. Но я верю, однажды мы вернем нас.       Ведь как там говорилось в свадебной клятве? Обещаю любить тебя, быть тебе другом и партнером в преступлениях и по жизни. Пока смерть не разлучит нас.       Аминь, старина Касл, аминь.

***

      Пачка сигарет вылетает из окна второго этажа и бесшумно падает в кучу мусора под зданием. Мужчина в промокшем насквозь пальто спускается с крыльца и забирается в темно-синий додж. Фары машины вспыхивают, и автомобиль скрывается за ближайшим поворотом.