Мой милый убийца

Крыша. Холодный зимний воздух. Снежинки, подсвеченные ярким блеском луны, словно танцующие свой необыкновенный снежный танец. Прерывистые облачка пара его собственного дыхания. Мелкая дрожь, иногда пробивающая все тело. Замерзшие руки, укутанные в бесконечно длинные рукава темно-серого свитера. Глаза цвета зеленого чая, глядящие в никуда. И слова, раз за разом повторяющиеся: "я знаю, что ты здесь... я знаю, что ты здесь... я знаю, что ты здесь."... Затем всплеск неясно откуда взявшегося желтоватого света. Да, цвет теплый, но сияет он недобро. - Звал, мой милый убийца? - хищно оскалился внезапно материализовавшийся желтоглазый призрак. Полупрозрачный, одновременно жалкий и вселяющий ужас. Он плавно опустился на край крыши и закинул ногу на ногу. - Мой ангел во плоти, такой же девственно-чистый, непогрешимый, светлый, как... - желтоглазый на миг задумался. - Как этот снег! - воскликнул он и над его рукой словно в невесомости застыло несколько снежинок. Затем призрак вдруг сжал кулак, и они тут же растаяли в желтом костре. - Македонский, - глаза призрака на миг заполыхали. Взгляд его был полон яда и открытой ненависти. Рыжеволосый паренек в сером свитере, до этого мгновения молчавший, вдруг вздрогнул и, со страхом и отчаянием поглядев на привидение, пробормотал: - Волк, пожалуйста, хватит... - Хватит? - переспросил тот. Голос его задрожал, а правый глаз вдруг начал дергаться. Македонский вжал голову в плечи. - ХВАТИТ?! - завопил Волк, вспыхивая желтым пламенем. - А что я, спящий, по-твоему должен был сказать тебе, когда ты меня убивал?! Хватит?! Ты настолько труслив, что даже не смог сделать это при свете дня! - надрывался призрак. Рыжеволосый терпеливо ждал, пока он выговорится. Наконец, Волк замолчал. Он тяжело дышал; злоба сошла с его лица, постепенно уступив место отстраненно-потерянному выражению. Выждав несколько мгновений, Македонский осмелился поднять на призрака глаза и заглянуть ему в лицо, однако Волк смотрел куда-то в пустоту, в бесконечную синеву ночи и даже этого не заметил. Поколебавшись еще пару минут, не зная, стоит ли прерывать это молчание, рыжий наконец собрался с духом и очень тихо сказал: - Знаешь, уже полгода прошло... И я... Я знаю, мой ужасный грех и вина перед тобой неискупимы, и мне даже не известно, где находится твоя могила, но... - Македонский запнулся, не зная, как продолжить, поэтому вместо слов просто показал Волку две немного помятые розы, появившиеся из-под безразмерного свитера. - Живые цветы было не достать, поэтому я сделал эти. Из бумаги. И раскрасил, - договорив, паренек наконец выдохнул. Повисла тишина, не нарушаемая даже дуновением ветерка. Македонский старался не смотреть в сторону призрака, боясь наткнуться на его обжигающе злой взгляд. - Это мне? - раздался вдруг надломленный голос Волка. Рыжеволосый вздрогнул и осторожно покосился на бывшего состайника, в желтых глазах которого... застыли слезы. Македонский не мог поверить. Раньше он никогда не видел, как Волк плачет. - Прости, прости, я не хотел тебя обидеть, - спохватившись, запричитал рыжеволосый. - Извини, если они тебе не понравились... Вечно я все порчу... - Нет-нет, они очень красивые, - покачал головой призрак. Плечи его дрожали. - Ты... ты точно в порядке? - смущенно и обеспокоено спросил Македонский. - Да... Просто... Такое чувство, будто они все забыли обо мне. Будто меня никогда и не существовало. Я знаю, что так всегда бывало с теми, кто погибал в Доме, но никогда не думал, что сам окажусь одним из них. Я столько раз бродил по нашей комнате, слушал их голоса, и ни разу, ни разу за все прошедшие полгода они не упомянули мое имя. Даже случайно, мельком. Даже Сфинкс. Забавно, правда? Единственный, кто помнит обо мне - мой собственный, мой милый убийца, - Волк засмеялся, но смех это был нездоровый, с нотками истерики. - Это неправда, - тихо заметил Македонский. - Да, может они и не говорят, потому что не хотят ворошить еще не затянувшиеся раны, но они помнят тебя, Волк. Все до одного. И Сфинкс особенно. Я чувствую, знаю, он часто думает о тебе. Волк перестал смеяться. Он замер и долго сидел абсолютно неподвижно. Холодный ветер, подувший с севера, теребил его полупрозрачные волосы. - Спасибо, - прошептал призрак, прервав мучительное для Македонского молчание. - Мне важно было это услышать. Теперь я наконец-то могу идти. Паренек чуть не задохнулся. - Куда? - только и выдавил он. - Узнаешь. Думаю, мы еще встретимся, - силуэт Волка постепенно начал таять, на грубоватом лице была теплая улыбка. Сердце Македонского бешено заколотилось. - Постой! - выкрикнул он громче, чем это было необходимо и вытянул тощие руки, пытаясь то ли удержать, то ли обнять Волка, некогда сидевшего на краю крыши, однако наткнулся на пустоту. Призрак исчез, растворившись во времени и пространстве. - Не уходи... - запоздало пробормотал Македонский, все еще отчаянно пытаясь разглядеть Волка в темноте ночи. Но тщетно. Его больше нет. И на сей раз окончательно. Никаких больше пронзительно-желтых глаз в ванной, смотрящих с укором и презрением, ни одинокой тени на подоконнике... Македонскому вдруг стало очень грустно. Раньше пареньку казалось, что он с радостью избавился бы от постоянного напоминания о грехе, тяжкой ношей лежавшем на его плечах, но теперь, когда все это стало явью, на душе лишь горечь и пустота. Крыша. Холодный зимний воздух. Снежинки, подсвеченные первыми лучами солнца и блеском еще не потухшей луны, словно танцующие свой необыкновенный снежный танец. Прерывистые облачка пара его собственного дыхания. Мелкая дрожь, иногда пробивающая все тело. Замерзшие руки, укутанные в бесконечно длинные рукава темно-серого свитера. Прижатые к груди две бумажные розы. Глаза цвета зеленого чая, глядящие в никуда. И тихий голос, такой же промерзший, как и все вокруг, повторяющий одно и то же слово: "прости... прости... прости...".