— Леви! — испуганно воскликнула Ханджи, спустя несколько долгих минут ожидания увидев бледное лицо степиста, который прошёл в кабинет следователя в сопровождении двух конвойных. Начальник полиции — высокий темноволосый мужчина с хмурым выражением лица и заметной щетиной, кивнул своим подчинённым, и те тут же вышли за порог.
— У вас есть пять минут, — поправив форму, он тоже покинул собственный кабинет, оставив бывших партнёров вдвоём.
— Как тебе это удалось? — шепнул Леви, когда они остались наедине.
— Дала взятку начальнику полиции. По-другому никак не могла тебя увидеть, — тяжело вздохнула Зоэ. — Что произошло, Леви? — сокрушенно спросила она. — Как ты здесь оказался? Неужели то, что пишут в газетах, правда? Эрвин, оказавшийся шпионом, убил Эрена, а тебя схватили, как сообщника? Поэтому тебя будут держать здесь до самого суда?
— Частично это правда, — бесстрастно ответил степист, глядя в одну точку. — А частично нет. Я рад, что ты беспокоишься обо мне, Ханджи, но тебе лучше не лезть в это дело, — так же спокойно продолжил он.
— Как это не лезть? — возмутилась она, поражаясь его хладнокровию. — Ведь мы же друзья, Леви! И я верю, что ты ни в чём не виноват. Это Смит тебя подставил? Отрицай, что ты связан с ним. Если хочешь, я могу дать показания, что между вами ничего не было, — яростно заявила она, сверкнув глазами.
— Это уже ничего не изменит, — устало вздохнул степист. — Суд через два дня. Эрвин признал свою вину. Мало того, что ему светит наказание за шпионаж, так ещё и за убийство. Это конец. Его жизни и… моей, — с трудом признал танцор.
— Но как же это могло случиться? — обескураженно спросила Ханджи, прикусывая губы. — Как они столкнулись? Ведь они никогда не желали зла друг другу, хотя и недолюбливали. Ты ведь что-то скрываешь от меня! — схватив его за плечи, Зоэ тряхнула бывшего партнёра, на лице которого не отображалось ни единой эмоции. — Я не уйду отсюда, пока ты не расскажешь! Спущу все деньги, но буду приходить сюда каждый день и выпытывать из тебя правду! — пригрозила она. Танцор, шевельнувшись, мутно взглянул на неё. Увидев в его глазах нестерпимую пустоту, Зоэ пошатнулась и вновь опустилась на стул.
— Это я убил Эрена, — тихо ответил Леви. — А Эрвин взял на себя вину, поняв, что не успеет сбежать. Это произошло случайно: Йегер узнал, что Смит шпион и хотел сдать его, а я остановил, неудачно толкнул его, прямо затылком об угол стола. Затем пришёл Эрвин — он хотел, чтобы мы убежали вместе, однако я не мог просто взять и бросить Эрена после того, что совершил. Полиция застала нас обоих на месте преступления, и Эрвин сказал, что это сделал он.
— Неужели… — ошеломленно выдохнула Ханджи, во все глаза глядя на друга. — Но как же теперь…
— Я хотел рассказать им об этом несколько раз, но они не давали мне и слова вставить — я был вынужден односложно отвечать лишь на их вопросы. Постоянно всё сводится к тому, что Эрвин — шпион. Они больше ничего не хотят слышать. А в последние дни про меня и вовсе будто забыли. Единственный шанс всё исправить — рассказать правду на суде. Там меня точно услышат.
— Ты не должен признавать свою вину, Леви, — внезапно сказала Зоэ, видя его настрой. — Ты прав — Эрвину уже не избежать наказания, но ты ещё можешь спастись. Если ты признаешься, его это не освободит, а вы оба пойдёте ко дну, однако мистер Смит позаботился, чтобы это коснулось лишь его. У них нет никаких доказательств, значит, после суда тебя должны отпустить.
— И ты считаешь, что это правильно? — впервые за долгое время глаза Леви вспыхнули. Ханджи вздрогнула, однако ответить не успела — в кабинет вернулся начальник полиции.
— Время вышло, — скупо произнёс он, ведя за собой конвойных. Те подняли Леви под руки и поволокли к выходу.
— Эрен не хотел бы, чтобы ты страдал, — успела крикнуть ему напоследок Ханджи. — Он заботился о тебе, как мог. И Эрвин тоже! Подумай о них!
Эта встреча была последним светлым лучом, который проник в его душу, поглощенную тьмой. Оставшиеся два дня до судебного процесса Леви провёл в одиночной мрачной камере, не выйдя из неё ни разу. Он не знал, где Эрвин, и что с ним, однако был уверен, что простым словесным допросом тут дело не обошлось. Его наверняка пытали, чтобы выяснить, где скрываются остальные члены группировки и много ли человек он успел завербовать.
Всё то время, что Леви провёл в заключении, им владело опустошение. Он не мог размышлять о смерти Эрена, о его предсмертных словах, касаемых предательства Эрвина. О том, что Смит взял на себя вину, о том, что он сам не может признаться, хотя хочет этого больше всего. Его жизнь, подойдя к черте, будто остановилась, и Леви, встав на краю пропасти, смотрит вниз. Что он видит там? Бушующий океан, или мглу тумана, который скрывает бесконечность ущелья? Видимо, он узнает, если только прыгнет туда. Вот только что останавливает его от прыжка?
«Его голос. Я постоянно слышу его голос», — опустив голову, Леви заткнул себе уши, хотя в камере стояла тишина. Он так четко слышал последние слова Эрена, будто юноша продолжал говорить у него в голове снова и снова. Порой ко всему этому добавлялся ещё голос Смита. Мужчина, казалось, держал Леви за руку, не позволяя прыгнуть.
«Я расскажу всё сегодня», — твёрдо решил степист, когда через два дня конвой повёл его на судебное заседание, на котором Леви выступал и как и свидетель, и как обвиняемый одновременно. Когда он увидел Эрвина, его сердце болезненно сжалось: на мужчине живого места не было, лицо и руки в синяках и кровоподтёках, клоки волос буквально выдраны с мясом, а во рту наверняка не хватает нескольких зубов. Когда в зал провели Леви, Смит, приподняв голову, строго посмотрел на него и чуть мотнул головой из стороны в сторону, будто говоря, чтобы тот не волновался о нём.
Когда объявили о начале слушания, среди присутствующих Леви увидел Ханджи. Её бледное лицо было чрезвычайно сосредоточено, а сжатые пальцы впивались в ладони. Она тоже со страхом смотрела на замученного Эрвина, но больше волновалась за своего бывшего партнёра по танцам, который сидел не шелохнувшись до тех пор, пока не назвали его имя. Будто находясь во сне, он поднялся на ноги и прошёл к невысокой трибуне. Поклялся говорить правду и только правду, абсолютно не зная, с чего начать. Обвинитель ходил взад и вперед, активно жестикулируя и эмоционально говоря, но Леви видел перед собой лишь глаза Смита, которые буквально кричали о том, чтобы парень не совершал свою последнюю роковую ошибку.
«Его бросили. Он знал, что ему никто не поможет, что теперь он для них враг, а не друг, — подумал про себя Леви. — Наверняка они пытались его достать здесь, но не смогли, поэтому он до сих пор жив. Надолго ли?»
— Итак, по вашим словам и словам свидетелей, погибший Эрен Йегер был вашим партнёрам по танцам, — донеслись до него слова обвинителя. — Это верно?
— Да, это так, — подтвердил Леви. — Мы танцевали с ним полтора года с тех пор, как познакомились.
— У вас были хорошие отношения и весьма успешная карьера, — обвинитель продолжил ходить по заду суда, рассказывая историю их отношений с Йегером и Смитом. Вероятно, Леви пропускал бы его слова и дальше, если бы дело не приобрело несколько иной оборот, нежели он рассчитывал.
— При обыске клуба было найдено письмо, — обвинитель протянул конверт судье, а Леви угрюмо нахмурился. Что ещё за письмо? — Прошу обратить внимание, Ваша честь, — подчеркнул прокурор. — Письмо адресовано полиции и подписано ныне покойным мистером Йегером больше года назад. Его содержание весьма интересно, — обвинитель ядовито улыбнулся, взглянув на свидетеля, и продолжил. — В нём Эрен Йегер детально описывает поведение своего партнёра по танцам, а также говорит о нападении на него мистера Аккермана с определенными целями. Весьма и весьма непристойными, — елейно добавил он, с удовольствием отмечая, как лицо Леви посерело. Значит, Эрен тогда не избавился от этого письма, а просто забыл. Что ж, неплохая попытка отомстить за свою смерть таким образом.
— Это правда, свидетель? — обратился к нему судья, держа письмо в руках. — Вы подтверждаете свое нападение на убитого с эротическими намерениями?
На несколько секунд в зале суда воцарилась тишина. Это всплывшее письмо годичной давности перевернуло все мысли, что были в голове у Леви. Если он признает это, то на него повесят дополнительное обвинение, но разве возможно отрицать подобное, когда все факты на лицо?
— Да, я подтверждаю, — сухо произнёс танцор, едва узнавая свой голос.
— По нашим сведениям, около года назад вы проходили лечение от этой болезни, однако не довели его до конца. Из этого следует, что вы до сих пор испытываете нездоровый интерес к представителям своего пола? — надавил обвинитель.
— Как это относится к делу? — резко ответил Леви. — Да, я пытался сблизиться с Эреном, он написал это письмо, но не отправил, потому что удалось всё решить мирным путем. Это наше личное дело.
— Убийства на почве ревности ещё никто не отменял, — прошипел обвинитель, на этот раз взглянув на Смита. — К тому же, из показаний предыдущих свидетелей вполне ясно, что после своих выступлений вас неоднократно видели с подозреваемым в одной машине. Что же вы там делали ночью? — насмешливо спросил он.
— Свидетель, вы подтверждаете, что до сих пор больны? — настойчиво спросил судья. Леви, скрипнув зубами, раздраженно посмотрел на него. Всем, даже присутствующим зрителям в зале суда ясно, что ему не отвертеться.
— Да, подтверждаю, — с трудом ответил парень, слыша, как позади него раздался гул.
— Что ж, в соответствии со статьей семьсот семьдесят девять считаю признать свидетеля недееспособным, а его показания ненадлежащими судебному рассмотрению, — четко произнёс обвинитель, обращаясь к судье. Тот угрюмо кивнул, и не успел Леви даже слова сказать, как двое полицейских тут же заставили его вернуться на своё место. Вот как. Теперь даже заявление о том, что он убил Йегера, будет недействительным?
Оставшаяся часть судебного процесса проходила для него как в тумане. Он едва слышал показание остальных свидетелей, среди которых была и Ханджи, и лишь когда вышел Эрвин, Леви пришлось сосредоточить всё внимание на нём. Удивительно, как похожи на правду были те слова Смита, которые он произнёс. Его голос был ровным и спокойным, а на лице застыла маска обреченности. Эрвин всегда был прекрасным актёром и оставался им даже в такой ужасающей ситуации.
Приговор вынесли быстро. Смиту даже не дали сказать последнее слово, хотя оно и не требовалось — мужчина признал свою вину. И в итоге…
— За шпионаж и намеренное убийство Эрвин Смит приговаривается к высшей мере наказания — смертной казни через повешение, — по залу прошёлся гул, из-за чего судья был вынужден несколько раз ударить молотком. — Также суд постановил, что мистер Леви Аккерман приговаривается к принудительному лечению в психиатрической клинике до полного выздоровления. Основанием его освобождения может служить лишь заключение главного врача. На этом всё, — ещё один удар молоточком — и зал суда вновь наполнил людской гул. Леви, чувствуя, как его заставляют подняться на ноги, устремил свой взгляд на Смита, которого из зала уже выводили четверо конвойных. Когда они столкнулись в дверях, степист, скосив на него глаза, мотнул головой и тихо произнёс так, чтобы слышал только он:
— Лучше бы на виселице оказался я.
Эти минуты в зале суда после оглашения приговора и в коридоре были последними, что они провели вместе. Эрвин казался абсолютно бесстрастным и смирившимся со своей судьбой. Лицо Леви тоже не отражало никаких эмоций — относительно Смита он предполагал подобный конец, а на себя ему уже было наплевать. Его жизнь закончилась в ту минуту, когда он понял, что убил Эрена.
Степист до последнего смотрел на Смита, которого конвой сопровождал до камеры, где содержались смертники. За секунду до того, как скрыться за поворотом, Эрвин бросил на парня прощальный взгляд. В нём Леви увидел облегчение и благодарность за то, что танцор принял его жизнь как дар за своё спасение. Этих голубых глаз он больше не увидит никогда. Небо и солнце исчезли навсегда, оставив ему лишь серую мглу, в которой Леви пребывал теперь постоянно. Он едва помнил, как его вывели из здания суда, посадили в автомобиль и доставили в психиатрическую клинику на краю города. Врачи уже были осведомлены, поэтому лечение началось незамедлительно. Оно было похоже на то, что проходил Леви больше года назад, разве что, процедуры проводили чаще и сил они забирали больше.
С тех пор все дни были похожи один на другой. Жизнь, лишенная солнца, неба и степа казалась бессмысленной. Леви чувствовал, что надолго его не хватит как физически, так и психически. Мало того, что процедуры истощали его, рассудок тоже начал постепенно мутиться. Его преследовали ночные кошмары, которые порой переходили в реальность, и парень не мог понять, спит он или бодрствует. Он не мог нормально есть из-за постоянной тошноты, вызванной препаратами. Нарушились практически все его процессы жизнедеятельности, но главное — не было воли. Уже через неделю он мог с трудом подниматься с кровати, через две — практически не ощущал своих ног, а через месяц Леви уже сидел в инвалидном кресле не вставая.
Он едва узнал Ханджи, которая прорвалась к нему лишь спустя четыре недели после оглашения приговора. Наверняка ей снова пришлось отвалить круглую сумму, чтобы встретиться с заключенным на особом режиме. Зоэ ужаснулась, когда увидела своего бывшего партнёра по танцам: он выглядел почти так же, как в тот день, когда упал в обморок посреди выступления. Но если раньше он ещё стоял на ногах, то теперь уже нет.
— Как же это ужасно, Леви, — сокрушенно шептал она, сжимая его прохладную кисть. — Сначала Эрен, потом Эрвин и ты… Такой судьбы не пожелаешь никому. Я пытаюсь что-нибудь придумать, чтобы вытащить тебя отсюда, но пока…
— Его повесили? — сипло спросил степист, скосив на неё бесцветные глаза. Удрученно кивнув, Ханджи достала из сумки газету трехнедельной давности и положила ему на колени. Склонив голову, Леви слабо стиснул бумагу пальцами, приподнимая её. Спустя несколько секунд газета выпала из его рук, а свет окончательно померк перед газами. Тело обмякло в кресле, а из груди вырвался судорожный выдох.
— Неправильно. Не так всё должно было закончиться, — закрыв глаза, едва слышно прошептал он. — Эрвин должен был сбежать и жить ради своего сына, а я должен был умереть, чтобы искупить вину за такую нелепую смерть Эрена.
— Думаю, он тоже хотел искупить вину перед тобой, Леви, — осторожно произнесла Зоэ, убирая газету. — Хоть как-то отплатить за то, что ты пережил. Кто же знал, что всё так обернётся? — взглянув на мрачные стены больницы, добавила она. В лучшем случае, Леви не выйдет отсюда несколько лет, а в худшем — не выйдет совсем.
— А и в итоге его жертва оказалась напрасной. Его смерть, и смерть Эрена висят на мне. Теперь мне нет прощения, и я должен медленно умирать в этой клинике… — проронил он, открывая глаза и не видя перед собой ничего, кроме призраков прошлого. Ханджи что-то сказала ему на прощание, но теперь Леви не слышал и её. В голове звучал джаз, а перед глазами мелькали черные и белые цвета, похожие на туфли для степа. Он слышал ритм, чувствовал его всем существом, и иллюзия счастливой потерянной жизни манила его, как живописный оазис среди иссохшей пустыни. Бессильное тело и ослабевшая воля сдались, и разум Леви окунулся во всё буйство красок, которые создал сам, защищая танцора от горечи и боли, что остались в реальности, на долгие, долгие годы.
15 лет спустя
— С вас тринадцать девяносто, — пробурчал полный таксист, вытирая пот со лба носовым платком. — И угораздило же вас притащиться в такую даль, — осматривая высокие зеленые холмы, добавил он. Вокруг не были ничего, кроме одинокого белого здания, окруженного высокой оградой.
— Да, судьба в последнее время забрасывает меня далеко, — улыбнулся светловолосый юноша, доставая из кармана военной полевой формы деньги и протягивая их таксисту.
— И что сержанту потребовалось в этом богом забытом месте? Ведь война уже закончилась. Сейчас бы жить и радоваться жизни… — вздохнул водитель. — Как такой юный, а уже успел до сержанта дослужиться? — поглядывая на его погоны, спросил мужчина.
— Я связист, — мягко ответил парень. — Участвовал только в последний год в составе кадетского корпуса. Сейчас нахожусь в увольнении.
— Вот как, — хмыкнул таксист. — А тут у тебя родственник? — окинув неприязненным взглядом ограду психиатрической клиники, спросил он. Юноша, слегка нахмурившись, покачал головой.
— Я ищу одного человека. Клиника, в которой он находился раньше, во время войны была эвакуирована сюда. Надеюсь, что встречу его здесь, потому что он — моя единственная зацепка, — его голос заметно дрогнул, а пальцы стиснули пилотку.
— Что ж, тогда желаю тебе встретить этого человека, хотя вряд ли в этом месте он будет в своём уме, — произнёс на прощание таксист, когда парень вышел из автомобиля и захлопнул дверь. Машина уехала, и юноша, оставшись один, осмотрелся. Если не считать неказистого здания больницы, это место было красивым. Оно находилось вдали от городского шума и суеты. Ближайший населенный пункт располагался в нескольких километрах. Вокруг были зеленые холмы, деревья, недалеко расстилалось широкое озеро, к которому вела широкая, весьма ухоженная сосновая аллея. Ещё раз уточнив адрес, который был записан на клочке бумаги, парень, подойдя к воротам, постучал.
На удивление, его без вопросов пропустили на территорию лечебницы, как только юноша предъявил свой военный билет. Атмосфера здесь была такой же, как и за оградой: огромная территория с аккуратно подстриженными кустарниками и высаженными в ряд деревьями. Между ними — тропинки, выложенные лапником. И здесь и там виднелись лавочки, на которых сидели вменяемые больные, а медсестры помогали гулять тем, у кого были проблемы с движением. Эта клиника была скорее похожа на реабилитационный центр, чем на психиатрическую больницу.
— Простите, — парень подошёл к медсестре, которая читала книгу престарелой женщине. Девушка тут же прервалась и вопросительно взглянула на него. — Я разыскиваю одного человека, — снова достав бумажку, юноша развернул её, прочитав имя. — Мистер Леви Аккерман. По моим сведениям, он должен находиться здесь из эвакуированной клиники.
— Похоже, вы не здешний, раз говорите с акцентом, — заметила медсестра, с восторгом и опасением разглядывая его военную форму. — Леви Аккерман… — она ненадолго задумалась. — Да, у нас есть такой. Его привезли сюда шесть лет назад в весьма плачевном состоянии. Сейчас он хотя бы на свет реагирует, — вздохнула медсестра. — К нему ни разу никто не приходил, — она поднялась на ноги и позвала парня за собой. Они прошли несколько метров и остановились подле дуба с широкой кроной. У толстого ствола парень заметил склоненную фигурку в инвалидном кресле.
— То есть, он не разговаривает? — подойдя ближе, юноша остановился напротив больного и с некоторой неуверенностью посмотрел на его лицо.
— Нет. Не разговаривает, не двигается, кормить его тоже приходится через трубку. Его привезли уже таким, мы делаем всё возможное, чтобы больной пришёл в себя, но пока попытки безуспешны. Лечение, которое применялось до войны, было менее щадящим, нежели сейчас. К тому же, наша клиника ориентирована в первую очередь на гуманное отношение к любому человеку.
— Постойте, — глаза парня изумленно округлились, когда он увидел лицо Аккермана. — Ему ведь… должно быть около сорока лет?
— Сорок пять, если быть точнее.
— Тогда почему он так молодо выглядит? — касаясь бледной гладкой кожи, на которой едва можно было увидеть неглубокие морщины, спросил гость. — На тридцать, даже меньше…
— Возможно, потому что не двигается и не выражает никаких эмоций, — пожала плечами медсестра. — В его больничной карте осталась запись о том, что курс лечения был прекращен больше восьми лет назад. Мы не даем ему никаких препаратов, но исправить то, что сделано не так просто.
— Я могу побыть с ним? — попросил молодой человек. — Не волнуйтесь, я не причиню ему вреда, — видя на лице медсестры сомнения, тут же добавил он и улыбнулся. Улыбка очень красила его лицо, и девушка смягчилась.
— Только недолго. До окончания прогулки осталось полчаса, — сказала она и вернулась к той женщине, которой читала книгу.
Оставшись наедине с больным, парень ещё около минуты рассматривал его изможденное лицо с глубокими тёмными впадинами под глазами, тяжелые опущенные веки, бесцветные сухие губы и потухший пустой взгляд, устремленный в никуда. Рот был приоткрыт, а подбородок влажен из-за стекающей слюны. Темные волосы были коротко подстрижены, кисти и запястья, выглядывающие из-под свободной больничной рубашки, казались крайне худыми, будто кожу натянули прямо на кости.
— Так вот вы какой, мистер Леви Аккерман, — опустившись подле него на колени, юноша достал из кармана платок и протёр его подбородок и губы. — Я так долго искал вас и так давно хотел увидеть и поговорить о…
Юноша прервался, не успев договорить. Ему показалось, что тусклые серые глаза больного внезапно вспыхнули и окрасились синеватым оттенком.
— Вы меня слышите? — взволнованно спросил парень, стиснув его неподвижную руку. Он мог поклясться, что тело бывшего танцора содрогнулось, а сердце забилось быстрее, разгоняя кровь в венах. Постоянная серая мгла перед глазами степиста медленно и постепенно начала рассеиваться, будто ветер разгонял тучи после дождя, открывая голубое небо и уступая место солнцу.
— Прошу вас, если вы слышите, подайте какой-нибудь знак, — взмолился юноша, придвигаясь ещё ближе и обхватывая лицо Леви своими ладонями, осторожно приподнимая его голову. Парень долго-долго смотрел в его глаза, видя, что с каждой минутой взгляд становится всё разумнее и всё больше сосредотачивается на нём, на его лице, а не витает в пространстве. Равнодушное выражение окрасилось толикой удивления. Серая завеса открыла Леви небо, цветом которого были наполнены удивительные и до боли знакомые голубые глаза, а со светлыми волосами будто были переплетены лучи солнца. Где он? Кто он? И почему он видит перед собой того, кто должен быть мёртв?
— Неужели ты жив, Эрвин? — бессвязно шепчут его губы, а зрение окончательно проясняется, открывая взору юное лицо и тело.
— Нет, — незнакомый парень покачал головой, а на его лице засияла улыбка. — Меня зовут Армин. Я его сын, — мягко ответил он и снова заглянул в синеватые глаза. Эти слова оглушают Леви, на мгновение он снова теряет связь с реальностью, будто ныряя на дно океана и тут же всплывая обратно к яркому, даже обжигающему солнцу и лазурному небу, на которое он смотрел когда-то из-за высоких стен.
— Его… сын?
КОНЕЦ V ЧАСТИ
